Марина Лошак: «Не будет творчества – не будет культуры»

16 июня 2020 г.
Марина Лошак: «Не будет творчества – не будет культуры»

Новый гость цикла «Школа выживания: опыт есть» – директор Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Марина Лошак. Куратор выставок, сооснователь галерей «Роза Азора» и «Проун», бывший директор «Московского центра искусств» и московского «Манежа» поделилась опытом проживания кризисных ситуаций, в которых видит не только вызов, но и вдохновение.

В своём интервью она рассказывает о работе и отношениях в 90-е, о личном взгляде на то, как переживают сложные времена художники и музеи, а также о планах, связанных с Уралом и современным искусством.

Интервью записано 5 июня 2020 года.

– Трудные внешние обстоятельства способны выбить вас из колеи?

– Дело в том, что у меня нет такого опыта. Просто я – везунчик. В моей жизни всё складывалось так, что не приходилось выбираться из чего-либо. Вернее, я этого не замечала. Рядом всегда были надежные мужские руки папы или мужа. Мне никогда не давали даже задуматься об этом. Большая подушка любви помогала всегда и сейчас помогает.

Скажу вещь парадоксальную: я люблю кризисы и ищу моменты, которые мы называем оврагом времени или промежуточной точкой. Люблю зону турбулентности потому, что в этот момент возникают разные чудесные возможности. Внутри тебя происходит концентрация другого уровня. Серое вещество не отдыхает совершенно, и у тебя есть возможность двигаться в разные стороны, чувствовать особую энергию жизни. В такие моменты возникает нечто радикально новое. Я люблю эти шаги вперед. Поэтому все мои миссии в жизни и те места, в которых я оказывалась, были не просто работой, а миссионерским движением, и происходили в моменты кризисов. Я не то чтобы их притягиваю, я стремлюсь туда, где можно вытряхнуть старый гардероб и пошить новый. Это дико тяжело. Сначала думаешь: «Чёрт возьми, зачем мне это?». Я всегда уходила на пике удачи, не дожидаясь того, чтобы пришло разочарование, ощущение того, что пора уходить. Это циклы в 5–7 лет. Обычно в середине этого цикла, где-то после пяти лет нахождения где-либо, где мне хорошо, и я это место обожаю, у меня начинается такое сосание под ложечкой. Чувствую, что-то произойдет. Кого-то это пугает, а меня возбуждает. Поэтому я люблю такие моменты. Сегодняшний момент, который мы проживаем, похож на предыдущие. Только мешает чувство биологической несвободы. Жить с тревогой за близких, за друзей, за себя – это мешает легкости внутри. Поэтому я страстно мечтаю, чтобы это ощущение ушло. Мы не свободны, потому что мы люди. Но мне хотелось бы сказать, что все кризисы – это не время для уныния. Это время, чтобы перезагрузиться и найти новый путь, а новый путь, всегда лучше старого просто потому, что он новый.

– Как происходило развитие ваших компетенций – от галереи как бизнеса к управлению государственным музеем?

– Все эти перетекания – одно не противоречит другому. Ты приобретаешь опыт. Это то же самое поле, человек не меняется. То, что вы называете бизнесом, бизнесом не является в том понимании, которое в это вкладывается. У меня никогда не было бизнеса, у нас с подругой была галерея, известная в Москве, которая называлась «Проун» – многопрофильное пространство. Как говорила моя бабушка: «Тот ещё бизнес!». Не было ничего кроме ощущения важности того, что ты делаешь. Мы работали с музеями и крупными международными коллекционерами. В общем, занимались тем, что рассказывали про русский авангард. Это не бизнес, но мы сами себя кормили. Если что-то зарабатывали, то вкладывали в свои же выставки. Типичный путь для галереи. У нас тоже были спонсоры, всё как полагается.

В этой институции, которая была на «Винзаводе», которую я обожаю до сих пор, был просто цех, его превратили в галерею, первоклассную по всем параметрам. Конечно, это был фантастический опыт. Многие люди мне говорят: «Как жаль, что тебя там нет». Мне тоже ужасно жаль, но нельзя совместить несовместимое. Это просто опыт. До него был Центр современного искусства, первое частное музейное пространство в Москве. Мы работали только с музеями и частными коллекциями. Была площадка Русского музея, и это было абсолютно то же самое. Не могу сказать, что внутри этого движения возникало что-то совсем другое, это всё та же река. Когда я попала в Манеж, для меня это не было новостью. Просто больше пространства. Полтора года изнурительной работы, но абсолютно счастливых. Нам дали возможность в тот момент сдвинуть большое дело с мёртвой точки, привести друзей и партнёров. Некоторые из них остались с нами до сих пор. Любые вещи и накопления, если ты не дурак и хорошо относишься к людям, то все, кто тебе встречается, становятся твоей армией. И эта армия может быть довольно многочисленной.

Какими были ваши 90-е?

– Мне трудно говорить о 90-х объективно. Это моё время, которое я считаю потрясающим, что бы не происходило внутри этого времени. А происходило много разного. Во все времена происходит много разного. Если ты препарируешь время, то на чаше весов всегда есть силы добра и зла. Всё зависит от того, насколько они равновесны, и что человек в состоянии ценить. Поэтому 90-е воспринимаю как невероятно важное для себя время, когда история перетекала через каждый сантиметр моего тела. Ну и нельзя забывать, что я была женой человека, который делал «Московские новости». Не просто делал, а был замом Егора Яковлева. Потом двадцать лет был главным редактором, а до зама был заведующим отдела экономики «Московских новостей». Всё, что происходило рядом с этим изданием, было эпицентром жизни. Их окружали фантастические люди. Я даже не могу себе представить подобных им сейчас. Высококлассные, думающие, благородные, добрые – ренессанс русской ментальности. Все они были рядом, я понимала их устремления, разделяла их иллюзии.

Да, это было время иллюзий. Только идеалисты могли делать то, что делалось тогда. Я верю в идеалистов. Только в идеалистов и верю, честно говоря. Даже прагматики, которые существовали тогда, тоже были идеалистами. Нормально думающий человек, просто Штольц, как мы говорим, не мог бы войти в эту реку. Только воины светлого воинства. Мы все выросли из этого времени. Все наши достижения – всё оттуда. Любая перестройка для такой страны была ужасно сложной, но она не была кровавой, не в той степени, в какой могла быть. Это невероятное время. Всё, что происходило тогда, было на пике. Русское в отличие от того, что происходит сегодня, было предметом любви и удивления. Желание дружить было невероятным, интерес огромный.

Мне жаль, что мы этим не воспользовались в тот момент. Человек так устроен, что ему кажется, так будет всегда. Мы такие прекрасные, как нас можно не любить? Была масса связей и возможностей и очень сильное искусство. Очень мощные художники. Прекрасное братство. Замечательные взаимоотношения. Все начинали, все делали, все удивлялись тому, что происходит, тем возможностям, которые открываются. Я вспоминаю это время исключительно как время дружбы и взаимодействия. В 90-е я работала в одном из первых коммерческих банков России, который сначала назывался «Столичный». Это была гигантская институция. Меня туда пригласили благодаря знакомству моего мужа со Смоленским. Он брал у него интервью. Это был молодой банк, а Смоленский был невероятным персонажем – креативным, артистичным. Он пригласил меня заниматься PR, никто не знал, что это такое. Была единственная толстая книга Public relations, которую мне дал Смоленский. Я его спросила: «Александр Павлович, в чем моя миссия? Он сказал коротко: «Твоя роль – смягчать нравы». По-моему, это гениальная формулировка. Я это ощущаю и смягчаю по сей день.

Это очень важный внутренний посыл: смягчать нравы. Они нуждаются в смягчении. Вот я и смягчала одиннадцать лет, пять из которых были посвящены «Московскому центру искусств», где мы собрали большущую, первоклассную коллекцию. Кроме того, мы занимались благотворительностью. Это были одиннадцать лет послушания. Кстати, мы открыли «Московский центр искусств» в 1998 году, в разгар кризиса. В 90-е я все время была в невероятном воодушевлении, потому что находилась в центре происходящего. Всё, что делал банк, это был путь к новому. Я находились в центре изменений, всего лучшего, что происходило. И готова была закрывать глаза на какое-то недополучение, но для меня это всегда было вторично.

Как люди искусства, с которыми вы работаете, реагируют на происходящее сегодня?

– Все по-разному переносят. Кто-то философски относится, кто-то тяжело переносит. Если говорить о художниках, то они эмоционально подвижные существа. Кто-то нашел себе применение, кто-то занимается по-прежнему тем, чем занимался. Я на связи со многими из них, все работают, для художников ничего не изменилось. Они как были людьми, существующими в одиночестве, так и сейчас существуют. С кем-то чаще говорю, с кем-то реже, они участвуют в наших проектах. Тем, кто привык работать с большими пространствами мира, тяжеловато. Мы с Сашей Пономарёвым, который просто близкий мне человек, разговариваем ежедневно. Он смиренно ходит в мастерскую пешком каждый день, с утра до вечера занимается тем, до чего не доходили руки, собирает книжку, и это тоже очень важная работа. Он уже страдает по школе, которая осталась у него на Японских островах, по большой работе, которая ждёт его в Голландии. У него масштабные планы.

Дима Гутов, у которого много возможностей, продолжает делать много чудесных проектов, связанных с online, которые очень востребованы. Могу назвать много художников, которые по-разному проживают эту жизнь. Художники живут так, как все мы в эти месяцы – в абсолютно в пустом пространстве. Художнику необходимы заказы, чтобы он мог существовать и развиваться, кормить семью. Меня очень заботит, что сегодня художник брошен, он один на один с этим миром, который его окружает. Никто не несет ответственность за его жизнь и за то, что он делает. Думаю об этом и чувствую необходимость участвовать в поддержке художников, как человек, как директор, который возглавляет большую институцию. Как никто другой понимаю, что происходит на наших огромных территориях и как важна эта поддержка, как важна роль государства. Государство не может оставаться в стороне. Государство должно быть в это включено, и должно быть включено общество, которое нуждается в этом.

Если не будет творчества, не будет культуры в широком смысле, то мы будем только обмениваться рецептами блюд, которые едим, и бытовыми новостями, которые тоже иссякнут довольно скоро. Нечто духоподъемное человеку необходимо, тем более русская ментальность требует этого, всегда требовала и всегда будет требовать какого-то большого пути, больших задач, заоблачных мечтаний, иллюзий, которые никогда не свершаются.

Самые главные достижения внутри русского искусства, которые вошли в историю человечества, были связаны с утопией, несделанностью, проектами и лабораторными поисками. Даже если мы говорим об иконе, это тоже работа с высоким, с небом, а не с землёй. Поэтому это совершенно необходимо. Поскольку Ельцин Центр – та институция, которая этим занимается и делает очень много в этом направлении, вы понимаете, как важно расширять и привлекать общество, которое не может не понимать важность культуры. И, безусловно, государство должно присутствовать.

Как большие музеи справляются с кризисной ситуацией?

– Мы рассчитываем на государство, и оно помогает нам сейчас. Нам и еще некоторому количеству системообразующих федеральных музеев и театров, тех культурных институций, которые являются кирпичиками в основе этого здания. В эти три месяца, когда мы не работали, стали получать государственную субсидию, которая помогает продержаться на плаву. Настанут другие времена, но мало что измениться, потому что будет ходить очень мало людей, по состоянию души не готовых ходить в толпе, да и мы не возьмём на себя такую ответственность. Это будет еще долго. Наш бюджет на 50 процентов состоит из привлеченных средств и нами заработанных, как в Эрмитаже, так и в Третьяковке. Поэтому, конечно, мы рассчитываем на государство, но рассчитываем и на себя в самой большой степени.

Это тревожные размышления. Пока мы только думаем, как бы нам перестроиться и что сделать, чтобы уцелеть, сохранить ту силу, которой мы обладаем, ту репутацию, не разочаровать нашего зрителя и нас самих прежде всего. Готовимся, пытаемся понять, консультируемся, выстраиваем новые бизнес-модели. Думаем, какие ещё наши профессиональные возможности можно монетизировать. Пока трудно что-то понять, но мы уже ждём нашего зрителя. Что-то перенеслось, но и в этом году будут замечательные выставки – те, что планировали, и те, что не планировали. Музей будет забит искусством, была бы возможность принимать людей. Они хотят этого и боятся одновременно. Люди, когда выйдут на волю, прежде всего побегут в парки, будут общаться со своими близкими, которых не видели. Это первично. Когда долго сидишь дома и во всём себя ограничиваешь, видишь вокруг одних и тех же людей, то хочется просто побежать, неважно в какую сторону. Мы научимся с этим жить.

Пройдет совсем немного времени, и людям захочется чего-то другого, захочется мира иллюзий, а музей – это всё-таки мир иллюзий. Люди к нам будут идти больше и больше, но мне кажется, что всякий момент жизни нужно принимать с готовностью. В этом есть много вдохновляющего. Прежде всего, это ощущение сопричастности мира по отношению друг к другу. Заинтересованность в общечеловеческих осуществлениях, где мало размышлений про политику и много про человеческое – волна сочувствия и близости по отношению друг к другу. Мир стал тесным, в хорошем смысле этого слова. Абсолютно уверена, что мы будем скучать по этому времени. Сейчас нам кажется это парадоксальным, но мы правда будем скучать по нему.

– Придумал ли кто-нибудь нечто принципиально новое для музеев после карантина?

– Думаю, никто ничего не придумал. Всё тоже самое абсолютно. Даже на уровне деталей ничего нового. Это говорит о том, что музеи сами по себе довольно консервативная институция. Даже Музей современного искусства. Они так устроены, что долго планируют. Знаете, это всё-таки другая рефлексия, и люди, которые работают там, так устроены.

– В ситуации кризиса музеи считают друг друга конкурентами или партнёрами?

– Безусловно партнёрами, стопроцентными партнёрами. Конкурентами нас трудно называть, мы занимаем разные ниши, осваиваем разные пространства. Я люблю сильных партнеров и счастлива, когда они есть. Это придает драйв. Присутствие сильного игрока всегда заводит. Мне кажется, это для всех полезно, и больше всего для зрителя. Когда есть соперничество, выигрывает всегда зритель. В Москве много сильных институций. Я их ощущаю партнёрами, а сейчас в период пандемии, это почти семейный круг. Мы встречаемся, обсуждаем, бесконечно контактируем. У меня четыре московских музея, пять федеральных, пять питерских, в Zoom мы каждый день обсуждаем разные проблемы. Сейчас мы нарабатываем важные вещи, и это всё-таки партнёрство. Когда партнеры пытаются заимствовать наш опыт, что бывает очень часто, перенять его и использовать как свой, кто-то из моих коллег раздражается, а я радуюсь. Мне кажется, нужно всем делиться. С другой стороны, это признание того, что мы успешны, и наш опыт надо использовать.

– Есть ли композитор или писатель, к чьему творчеству вы обращаетесь в трудное время?

– Это не один писатель или художник, не один композитор, это довольно большой арсенал. Кончено, это было чудесное время, которое, поначалу казалось, можно использовать для чтения, потом оказалось, что времени нет по-прежнему, наоборот, работы стало больше, чем когда я уезжала из дома. Встаю рано, делаю зарядку, а потом всё тоже самое, с десяти утра до десяти вечера. Я все время разговариваю, обсуждаю, принимаю решения. Мы много придумали за это время, поэтому и настроение хорошее. Когда ты строишь планы, это всегда заряжает энергией. Музыки много, она в доме всегда. Чаще остальных Рахманинов. Он поддерживает, сейчас особенно. И книг – туча. Читаю пятнадцать книг одновременно.

– Расскажите про планы Пушкинского музея, связанные с Уралом

– Хочу сказать, что мне приятно беседовать с Ельцин Центром, поскольку мы не конкуренты. У нас прекрасное партнёрство с Екатеринбургом и всей областью. Поскольку она велика, места хватит всем, каждый займёт свою нишу. Только дружба, только содействие. Будущий год – это год следующей Уральской биеннале, которая стала важным проектом для России, которая хорошо принята мировым сообществом, у неё особое место в рейтинге. Перед нами стоят большие задачи, которые будет трудно осуществить, учитывая специфику экономического момента. Мы ломаем голову, как бы нам из этой ситуации выйти, что нам сделать для того, чтобы она состоялась, как привлечь необходимые средства, чтобы она была такой, как мы хотим. Кроме того, у нас перезапустился филиал в Екатеринбурге, его возглавляет прекрасная девушка Кристина Горланова, которая входила в состав кураторского фонда, большая умница, любящая искусство и то место, где живет. Это очень важное сочетание. С ней прекрасные молодые люди и придуманные ими проекты, которые отделяют филиал от Уральской биеннале, чтобы подчеркнуть важность этого пункта в биографии Пушкинского и вообще современного искусства в России. Потому что Урал – это особая точка, и те движения, которые мы намерены осуществлять, связаны с воспитанием или созданием среды через воспитание новых людей, которые готовы работать в пространстве искусства. Поэтому кураторские форумы и лаборатория молодого художника – это те два пространства, которые будут тотально заполнены движением.

Наши профессионалы будут участвовать в этих образовательных проектах внутри филиала и создадут еще одну среду, чтобы усилить это поле. Мне кажется, что мы вообще находимся в той точке, когда выставка как результат вторична по сравнению с подготовкой кадров, которую нужно осуществлять. Я очень рассчитываю, что со временем в Екатеринбурге найдется место, которое сможет принять Пушкинский. Тогда мы смогли бы делать нечто шире и разнообразней, участвовать в больших современных проектах. В этом году 8 августа состоится выставка, которая определяет стратегический проект Пушкинского в пространстве современного искусства. Она пройдёт Санкт-Петербурге и будет называться «Не Москва, не за горами». В ней участвует большущая армия художников, семь кураторов из разных областей нашей страны. Один из международных кураторов Антонио Джеуза, который даст понимание того, какие мы разные и какие мы одинаковые. Он даст понимание того, чем живет современное искусство сегодня, чем дышит. Присутствие уральских территорий тоже существенно. Это первый проект, который пытается препарировать русское молодое современное искусство.

Мы должны научится получать от этого удовольствие. Как только ты ощущаешь радость от того, что делаешь, в этот момент нужно свершить маленькую медитацию, сосредоточится на этом моменте, ухватить это ощущение за хвост. Оно очень мимолетное, быстро уходит, и нужно попытаться зафиксироваться насколько возможно на этой точке, а дальше она будет воспроизводиться. Я знаю, всё, что ты делаешь, должно зафиксироваться и стать рефлексом, который вызывает радость, тогда всё будет круто и ты будешь делать просто потрясающие вещи. И тебе будет казаться, что ты это делаешь не зря.

Льготные категории посетителей

Льготные билеты можно приобрести только в кассах Ельцин Центра. Льготы распространяются только на посещение экспозиции Музея и Арт-галереи. Все остальные услуги платные, в соответствии с прайс-листом.
Для использования права на льготное посещение музея представитель льготной категории обязан предъявить документ, подтверждающий право на использование льготы.

Оставить заявку

Это мероприятие мы можем провести в удобное для вас время. Пожалуйста, оставьте свои контакты, и мы свяжемся с вами.
Спасибо, заявка на экскурсию «Другая жизнь президента» принята. Мы скоро свяжемся с вами.