Как культура реагирует на перемены в обществе, создаёт интерпретации политических и социальных явлений? Об этом в лекции в Ельцин Центре в Екатеринбурге на примере событий 1990-х годов рассказал Александр Архангельский — писатель, телеведущий, автор просветительских проектов.
Лекция «1991. 1993. 1996. 1999. Как напишем, так и было?» состоялась 15 мая в рамках авторского цикла «Культура на переломе: до и после распада СССР». Эксперт попытался оценить влияние девяностых на будущее страны и реконструировать, через какие акценты это десятилетие будет восприниматься грядущими поколениями.
Важность выбора рамки
— Технологический прорыв последних 150 лет, связанный с появлением кинематографа, радио, телевидения и интернета, позволил воспроизводить реальность без участия человека, — сказал Александр Архангельский. — Однако это также привело к проблеме искажения событий и потере объективности.
Прошлое оценивается с разных точек зрения, и результат анализа во многом зависит от рамки, в которую помещается явление. Например, 300-летнее правление Романовых может рассматриваться как положительное или отрицательное, в зависимости от выбора временного отрезка. Если взять период с 1613 до 1913 года, то можно утверждать, что династия привела страну к процветанию. А если сместить финальную точку до 1917-го, то к распаду и катастрофе.
Формула «как напишем, так и было» была впервые использована в журнале «Афиша» для описания культурной жизни в новой России. Тем самым журналисты акцентировали внимание на важности способа рассказа о событиях.
Девяностые годы были периодом значительных изменений на советском и постсоветском пространстве. Выбранные даты — 1991, 1993, 1996, 1999 — считаются для десятилетия ключевыми. Будут ли они рассматриваться положительно или отрицательно? Чтобы ответить на этот вопрос более-менее объективно, важно анализировать и сопоставлять различные источники. А также грамотно интерпретировать не только сами события, но и их контекст, предпосылки и последствия, говорит Александр Архангельский.
Интерпретация важности событий на примере 1991 года
Девяносто первый год символически начинается с попытки подавить вильнюсское сопротивление и взять местный телецентр. В том же году вспыхнули конфликты в Южной Осетии и в Сомали. Чехословакия вступила в Совет Европы. Произошло убийство премьер-министра Индии Раджива Ганди и избрание президентом Грузии Звиада Гамсахурдии. Землетрясение в Пакистане и эвакуация 14 тысяч евреев из Эфиопии. Провозглашение Чеченской республики и возвращение Ленинграду, Свердловску и Куйбышеву исторических названий. Почти одновременно с вильнюсскими событиями началась операция «Буря в пустыне» — первая война в Персидском заливе.
— Какое событие из перечисленных важнее? Для Пакистана — землетрясение. А для мировой истории? Конечно «Буря в пустыне». А что из этого войдёт в учебники истории? Боюсь, что ни то, ни другое, ни третье, — комментирует Александр Архангельский. — Для обычного советского человека той эпохи так и вовсе самым важным событием стало изъятие из обращения пятидесяти- и сторублёвых купюр. Люди умирали в очередях в банки, Вильнюс был неочевиден, а «Буря в пустыне» — далеко. Но вспомним ли мы об этой денежной реформе сейчас? Не факт.
По мнению Александра Архангельского, в первую очередь 1991 год войдёт в учебники началом кровавой бойни в Югославии в марте, неудавшимся августовским путчем ГКЧП и декабрьским совещанием Бориса Ельцина, Станислава Шушкевича и Нурсултана Назарбаева в Беловежской пуще. Эти события взаимосвязаны, уверен он: после провала путча лидеры советских республик резонно опасались развития событий по югославскому сценарию, и это имело ключевое значение для мирного роспуска СССР.
— Как 1991 год входит в мировую историю — положительно или отрицательно? Каждая сторона может иметь свою точку зрения, и важно иметь дискуссию, где все стороны готовы частично изменить свои принципы, — говорит Александр Архангельский.
По мнению эксперта, для того, чтобы образ эпохи сложился, важно, чтобы была противоположная точка зрения. На Беловежские соглашения можно смотреть как на удачный и бескровный выход из неразрешимых противоречий в СССР, а можно как на главную геополитическую катастрофу XX века. И такая полярность взглядов нормальна. Каждое следующее поколение будет пересматривать подходы и принимать свои решения. Историческое размышление может приходить к разным выводам — тем история и отличается от эмпирической науки.
— Когда мы выбираем картинку, символизирующую перемены 1991 года, мы увидим Ельцина на танке. Это мужественный поступок, независимо от того, что позже думали о президенте России, — отметил лектор. — Люди, которые рядом с ним на танке и перед ним на площади, разделяют с ним опасность. Люди объединены, они думают, что у них перед глазами единый образ незыблемой истории, как оно будет в будущем, а перед ними на самом деле пока ещё не расколовшееся зеркало. Внутри этого целостного образа побеждающей свободной России уже есть трещины, которые приведут к расколу.
Формирование образа 1990-х в литературе
— Из девяносто первого года вырастает расстрел Белого дома в 1993 году и 1994 год в Чечне, — говорит Александр Архангельский. — Несовместимость двух демократий бывает страшнее, чем несовместимость двух тоталитаризмов. 1991 год даёт нам иллюзию единства, 1993-й — понимание, что иллюзия единства оборачивается страшным кровавым расколом, 1996-й превращается в иллюзию управляемости политических процессов.
Как начал складываться образ девяностых? Вадим Волков, ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, в своей книге «Силовое предпринимательство» показывает, что в России неизбежен был путь бандитизма, и бандитизм неизбежно менялся в сторону цивилизованности после кровавого расстрела, — рассказывает лектор.
По словам Александра Архангельского, образ России бандитской — не единственный возможный и реализованный. Об этом написал книгу «Большая пайка» Юлий Дубов, бывший директор «ЛогоВАЗа». Компания, принадлежавшая Борису Березовскому и Бадри Патаркацишвили, была теневой структурой, занимавшейся продажей автомобилей «Жигули», а потом разрослась до размеров государства. По мнению Александра Архангельского, «Большая пайка» — редкий случай, когда успех в бизнесе сочетается с талантом писателя. По мотивам этой книги режиссёр Павел Лунгин снял фильм «Олигарх».
— В тюрьме большая пайка опасней малой, потому что ведёт к тому, что хочется всё больше и больше. Это рассказ о том, как хотели всё больше и больше, и сами себя загнали в ловушку. В этой книге описывается сложный образ теневого бизнеса, который ведёт простую борьбу за власть и деньги, — рассказывает Александр Архангельский.
В 1999 году выходит роман Виктора Пелевина «Generation П», который изображает прошедшее десятилетие как путь в телевизионное небытие. Главный герой Вавилен Татарский становится сначала копирайтером, а потом и вовсе олицетворением земного бога, потому что творит реальность, которая постепенно замещает реальную действительность.
По мнению Александра Архангельского, литература создаёт образ реальности, при этом особенно с ней не считаясь. Пример — книга Сергея Шаргунова «1993», содержащая отсылки к «1793» Виктора Гюго с вкраплениями реальности, окружавшей нас в 1990-е годы.
Девяностые годы также остались в мемуарах. Среди них Александр Архангельский выделил воспоминания «архитектора перестройки» Александра Яковлева и председателя Верховного совета СССР Анатолия Лукьянова, который пострадал в результате событий 1991 года, первого президента СССР Михаила Горбачёва и председателя Совмина Николая Рыжкова, книги сторонников Бориса Ельцина Сергея Шахрая и Евгения Савостьянова и его соперника, председателя ВС РСФСР Руслана Хасбулатова.
— Кто рассказывает, тот и строит картину. Надеяться, что кто-то вам расскажет объективную историю вместо вас самих, не стоит. Ваша субъективность и есть ваша объективность. Чтобы понять, что происходило, нужно обращаться и к тому, что вам близко, и к тому, что вам не нравится. Главное, чтобы эти источники были качественно написаны, — подвёл итог лекции Александр Архангельский.
