Каждый вечер с 4 июня по 4 июля на огромном экране в атриуме Ельцин Центра в Екатеринбурге можно посмотреть 15-минутную видеоинсталляцию «Последний марш», посвящённую памяти миллионов без вести пропавших солдат Великой Отечественной войны.
Это международный иммерсивный проект, созданный представителями различных поколений — американским художником, режиссёром-документалистом Наумом Медовым, видеохудожником Никитой Шоховым и композитором Олегом Макаровым.
Сопоставляя кадры военной хроники со сценами сегодняшней жизни, снятыми в Москве, Нью-Йорке и Берлине, художники размышляют о жизни людей тогда и сегодня, коллективной истории и социальной памяти, общей ответственности, которую мы несём за будущее.
Основой инсталляции стала документальная поэма «Без вести пропавшим и их близким посвящается» из цикла «Последний марш», снятая в 1972 году Наумом Медовым совместно с Евгением Хлевнером на Свердловской киностудии. Тогда тема советских военнопленных и пропавших без вести была запретной, и на многократные правки тридцатиминутной ленты ушло два года.
Премьерный показ видеоинсталляции, созданной по мотивам оригинального фильма, состоялся в 2017 году в Московском музее современного искусства. Для демонстрации в атриуме Ельцин Центра художники и кураторы — Антонио Джеуза и Анна Евтюгина — подготовили адаптированную версию «Последнего марша». По словам Анны Евтюгиной, ознакомиться с проектом целиком можно на его сайте.
В интервью сайту Ельцин Центра режиссёр Наум Медовой рассказал о трагедии без вести пропавших и о необходимости помнить события Второй мировой войны, которую он считает важнейшим событием в истории человечества за последние две тысячи лет.
— Расскажите, что увидят зрители в атриуме?
— Мы будем показывать то, что не очень легко смотреть. Вообще говоря, это очень больно смотреть, об этом очень больно думать, но помнить об этом необходимо.
В прошлую мировую войну, которую в России называют Великой Отечественной, страна понесла совершенно беспрецедентные жертвы, чтобы вместе с нашими союзниками избавить мир от надвигающейся чумы. И это была не просто война — в ней фашизм покушался на основы нашей цивилизации.
Среди миллионов людей, которые погибли на той войне, насчитывается шесть миллионов так называемых «без вести пропавших». В основном это люди, которые в первый год попали в плен.
Это тоже было беспрецедентное явление. Полная растерянность, неуклюжесть командования, неожиданность нападения, неподготовленность — причин масса. Но меня не это интересует. Меня интересует тот факт, что эти люди оказались глубоко несчастными.
Большинство из них погибли в немецких концлагерях — почти четыре миллиона. Какая-то незначительная часть из них выжила. Некоторые оказались рассеянными, остались за границей. Некоторые вернулись на родину, где их не всегда гостеприимно встречали, мягко говоря. Это тоже особый разговор.
И до сих пор говорить об этом особо не принято. Теперь даже не из цензурных соображений — говорить можно, но это так больно, что люди до сих пор об этом говорить не хотят. В этом есть какая-то непримиримая сложность.
Если вы бывали на Поклонной горе в Москве, в Мемориальном музее войны, там можно увидеть массу картин, скульптур и различных экспонатов, но есть только одна скульптура с надписью «солдатам без могил».
Молчать они могли об этом, а сказали только одно слово. И не потому, что им это было запрещено говорить, — потому, что это так больно сказать. И об этом мы сделали наш проект.
— Почему вы считаете, что об этом необходимо говорить?
— Потому что это одно из самых страшных несчастий прошлого века. Мы, люди, суммарно составляем коллективное тело человечества. Не важно, где мы живём. Даже не только мы — и те, кто до нас был, и те, кто после нас будет. И когда происходит такое несчастье, люди не могут просто так от него избавиться. Оно с нами, понимаете?
— У вас есть какие-то личные мотивы делать такой проект?
— Вы редко найдёте семью в России, которой бы это не коснулось. Если вы покопаетесь в своих семейных историях, вы найдёте, — и это почти каждая семья. У меня в семье двое так пропали, два брата. Ушли и… Я, правда, потом в музее что-то узнал про одного. Что как будто бы известно, где он погиб. Но в то время сообщили его жене и моему двоюродному брату, что он пропал без вести. А это как клеймо было.
Очень неприятно было иметь такую запись в паспорте. Это значит, что ваш близкий человек — очень подозрительный. Кто его знает, — может, он воевал против нас? Может, он перешёл на сторону немцев, помогал им, может, он специально сдался? Подоплёка такая была — не то, что он, несчастный, оказался в плену, что приходит в голову сразу.
Что на войне случается? Люди пропадают. Человек погиб без свидетелей. Так бывает на войне, и его тогда считают неизвестным солдатом или без вести пропавшим. Но это, как правило, не миллионы.
Думаю, что сейчас это изжито, но это всех почти коснулось. Ведь мы говорим о миллионах людей, не о единицах.
— У вас, получается, тема пропавших без вести — основной мотив в творчестве?
— Нет, я не только этим занимаюсь. Но сложилось так, что я сделал ряд графических работ, связанных с этой темой. Основой проекта «Последний марш» стал фильм, который я сделал в 1972 году здесь, на Свердловской киностудии. Если бы вы его посмотрели, вам было бы легче понять, о чём проект. Иногда сложно понять, потому что я адресуюсь к чему-то, о чем современные люди мало знают. Но я рассчитываю на то, что они по крайней мере эмоционально на это ответят.
— Расскажите подробнее про фильм.
— Фильм я в Свердловске сделал потому, что здесь, на провинциальной студии, было легче иметь дело с редакторами и со всеми согласованиями.
Снимал я со своим близким другом Женей Хлебнером, он, к сожалению, не жив уже. И мы два года потратили на этот тридцатиминутный фильм. Его останавливали, запускали, цензурировали. Но нам удалось его выпустить, потому что в фильме не было прямого разговора об этом.
Представьте себе, это 1972 год, и участникам войны было ещё по 45 лет. Все помнили. Достаточно было намекнуть, и люди уже понимали, о чём речь идёт.
Сейчас уже того нет. Сейчас людей моего возраста становится все меньше, и участников войны почти уже нет. И я рад, что к проекту подключились мои молодые соратники — куратор Аня Евтюгина, композитор Олег Макаров и видеохудожник Никита Шохов, его вклад чрезвычайно значительный.
— А что вас привело в Екатеринбург, в Ельцин Центр?
— Во-первых, то, что здесь был снят тот оригинальный 32-минутный фильм. Во-вторых, то, что Аня и Никита — оба уральцы. А ещё во время войны я здесь жил, в Белорецке, если знаете такой город в Башкирии. Поэтому у меня есть какая-то связь с местом.
И вот нам повезло, что появилась возможность показать работу здесь. К тому же здесь очень интересный экран. Правда, с ним очень трудно работать — он такой большой, что сразу не охватишь, и возникает трудность соотнести и сопоставить его со зрителем.
— Что вы думаете об использовании памяти о Великой Отечественной войне в политических целях?
— Тут сейчас войну сделали элементом политической спекуляции. Я хочу этого избежать, это нечистое дело. Одни ссылаются на то, что это ложный патриотизм, — говорить о войне. Но ничего ложного в этом нет.
Это было настолько страшно! Люди так страдали! Некоторые вещи людям трудно представить, потому что они не могут соотнести это со своим жизненным опытом, понимаете? Нам легче понять то, что мы по себе можем смерить. А это было совершенно непомерно, что люди вынесли.
Считаю, что это было одно из самых важных событий последних двух тысяч лет. Тут решалась судьба. Не просто то, что в войнах решается обычно — территория, жадность, богатство. Нет, здесь совсем другое: этот изверг покушался на самые основы нашей жизни, как мы её себе представляем.
Поэтому единственное чувство, которое у нас может быть, — это гордость за то, что эти люди сделали. Мы этим гордиться должны, а другие люди должны быть нам благодарны за это. А все остальные размышления и подозрения по этому поводу несостоятельны.
Видеоинсталляцию «Последний марш» можно посмотреть в атриуме Ельцин Центра на первом этаже до 4 июля 2021 с 20:00 до 22:00, вход свободный.
