Оксана Мысина: «В творчестве была действительно свобода»

В Ельцин Центре 20 апреля прошел творческий вечер актрисы, режиссера, автора и исполнителя песен Оксаны Мысиной – «Доживем мы до лучших дней…».

Гостью представил ведущий киноклуба – киновед, член Российской академии кинематографических искусств Вячеслав Шмыров.

В течение вечера звучали стихи и сонеты Шекспира, Цветаевой, Маяковского, Эрдмана, Табидзе, Тарковского, Окуджавы и Цоя. А также городской романс и авторские песни, но прежде всего — задушевный разговор со зрителем.

Оксана родилась в Донецкой области. Окончила Музыкальное училище имени Гнесиных по классу альта. Затем Высшее театральное училище имени Щепкина, курс Михаила Царева. Наибольшую известность ей принесла роль Катерины Ивановны в постановке Камы Гинкаса «К. И. из "Преступления"» по Достоевскому. Спектакль показывали в 14 странах мира, он был тепло принят зрителем. В активе актрисы более тридцати киноролей. В том числе работы в фильмах «Бедный, бедный Павел», «Шукшинские рассказы», «Дети Арбата», «Андерсен. Жизнь без любви». Кроме того, Оксана — руководитель и солистка рок-группы «Оксана Мысина и ОКС-и-РОКс».

Человек с активной жизненной позицией, на радио «Орфей» она вела программу «Там, где кончаются слова», посвященную музыкантам с ограниченными возможностями здоровья.

В день концерта она посетила Музей Бориса Ельцина и поделилась впечатлениями о нем.

— Масштаб просто невероятный. Личность Бориса Николаевича представлена так близко, так рельефно. Мне это особенно дорого, потому что время, когда он был во главе России, — это самое счастливое моё время. В творчестве была действительно свобода. Он спокойно воспринимал критику, мы смотрели свободно «Кукол». Это было частью той свободы, без которой человек не может дышать, без которой мы сейчас все задыхаемся. Сюда — нельзя. Туда — нельзя. Всё по разнарядке. Это очень печально. Здесь у меня возникло такое чувство, что это корабль свободы и надежды.

— Это совпало с вашими воспоминаниями?

— Совпало. Мне понравился зал Свободы. В нём много воздуха и света. Хочется, чтобы в нём всегда было много народа, бегали дети.

В атмосфере сейчас висит совсем другая штука. В душах людей появляются неосознанный страх и осторожность, и мысли: «На всякий случай я промолчу, не замечу, махну рукой». Вот что горько.

— Вы знаете, даже чтение статей Конституции производит сильное впечатление на людей, когда их читают известные актёры, спортсмены, политики.

– Да.

— В 90-е театры сами определяли свой репертуар. Вы помните, какие темы поднимались, какие спектакли ставились?

— Для нас это был спектакль «Дорогая Елена Сергеевна» по пьесе Людмилы Разумовской — замечательного питерского драматурга. Как раз начало 90-х. Острая тема. Для того времени это был такой взрыв. Схватка между поколениями. Непонимание было настолько большим, что моя героиня Елена Сергеевна, идеалистка-шестидесятница, не могла переступить через какие-то принципы. А дети, ее выпускники, не понимали, какие могут быть принципы, если вся жизнь впереди. Трагедия и была в том, что у каждого из них была своя правда. Мы играли эту пьесу в Москве. Уже потом Эльдар Александрович снял свой фильм по ней. Это была одна из первых постановок нашего театрального товарищества, группы курса Михаила Ивановича Царёва, который был учеником Мейерхольда. Он был за новаторство и всегда защищал яростно наши спектакли. Вставал на худсоветах и говорил: «Не трогайте спектакль!» Например, если мы ругали власть или выражались матом. Он понимал, если это была часть драматургии. У нас были очень острые спектакли. Кто-то из американцев посмотрел наш спектакль и сказал, что это грандиозно, остро, современно. Мы играли его в Чикаго 36 раз и восемь в Лос-Анджелесе. Были названы лучшим спектаклем сезона в Чикаго. Возможно, мы были первыми русскими, которых они видели — не дипломатов, не комитетчиков, а русскую творческую молодежь, которая так бесстрашно играет на сцене. И конечно, это открыло нам мир, что стало возможным в 90-е. Не было такой осторожности, как сейчас, и мы не считали друг друга токсичными.

Но и в Америке сейчас происходит нечто абсурдное. Например, растёт «общество плоской Земли», в котором люди не хотят признавать, что она круглая. Они верят в то, что у Земли есть край и скоро они его найдут. Мой муж Джон родился в Америке, но он говорит, что его уже ничего не связывает с этой страной.

— Ваши 90-е были лихими?

— Это словосочетание придумано явно в негативном контексте. Не знаю, может, и были бандиты — они всегда были и будут, — но я с ними не общалась. Зато была реальная свобода предпринимательства. У людей появилась возможность заниматься малым бизнесом. Простые люди насытили всю Россию товарами и продуктами. Мы оделись, стали есть нормальную еду. У людей были развязаны руки, им дали возможность, они были готовы накормить не только свою семью и что-то сделать для себя, но и для других тоже. А что сейчас? Малый бизнес уничтожен, и у людей нет доверия.

— Вы следите за театральной жизнью?

— Конечно. Но меньше, чем раньше.

— Есть у вас вопросы по поводу тем и авторов, которых сейчас выбирают? Что кажется вам актуальным, что могло бы сегодня прозвучать? Что вы сами хотели бы поставить?

— Вы видите, что ещё недавно творилось с одним из самых передовых театров — «Гоголь-центром»? Мы все ликуем, потому что у Кирилла Серебренникова появилась возможность работать. Два года его держали в стенах собственной квартиры — для меня это шок. Искусство театра сегодня процветает, но есть ощущение, что это взлет перед падением. От отчаяния люди делают талантливые вещи. Надо всё делать по любви, чтобы у людей вырастали крылья. И чтобы пыльца не стиралась, как на крыльях у бабочки, — иначе она не полетит.

Что бы я хотела поставить? Мне предложили мои друзья сделать спектакль по Улицкой. Думаю, что мы это сделаем, потому что она удивительный писатель и всячески достойна быть поставленной на сцене.