В Музее Бориса Ельцина 24 мая в рамках проекта «Медиа в музее» провел экскурсию Ян Визинберг, продюсер и креативный директор компании Lorem Ipsum, которая отвечала за мультимедийное наполнение Ельцин Центра.
В Музее Бориса Ельцина мультимедийные технологии – основа экспозиции. Они не просто дополняют собой традиционные формы экспонирования – они формируют современную музейную среду. Новый цикл авторских экскурсий «Museum/Media» был призван рассказать заинтересованному сообществу педагогов, музейщиков, искусствоведов о том, как мультимедийное оснащение влияет на восприятие посетителей музея, какие подходы к использованию мультимедийных технологий применены в экспозиции Музея Бориса Ельцина. Свои экскурсии уже провели Артем Беркович, Олег Аронсон, Татьяна Круглова, Максим Шер, Сергей Вершинин, Вильяр Похомов, Марина Соколовская.
Ян Визинберг – личность сколь легендарная, столь и многогранная. Он – сценарист, актер, оператор, режиссер. Но для нас он прежде всего один из создателей музея. Его компания приступила к работе, когда музейное пространство состояло из балок и бетонных стен. Тем интереснее было услышать от него, как наполнялся и оживал музей.
Ян начал экскурсию на Президентской площади, которая объединяет все залы экспозиции 3-го этажа. Он пояснил слушателям, почему мы говорим о драматургии в музейном контексте. Создание экспозиций и выставок – это нарративное искусство, и как всякий нарратив, подчеркнул Визинберг, экспозиция стремится к драматургии. Точно так, как в свое время к этому пришли литература и кинематограф.
– Мы пытались преподнести историю в ее классическом понимании, – рассказал Ян. – В драматургии, построенной по Аристотелю, должен быть главный герой. Он у нас есть – это Борис Ельцин. У этого героя должны произойти важные события, которые нарушают его жизненный баланс. Это октябрьский пленум 1987 года, когда Ельцин просит освободить его от занимаемой должности. Таким образом, история начинается в «Первом дне» нашей экспозиции. Следующая история – это попытка восстановить баланс. Ему препятствуют какие-то силы, с которыми он борется. Такое противостояние называется – конфликт. В хороших фильмах и книгах, вы знаете, есть три уровня конфликта. Конфликт с персонифицированным врагом, которому противостоит главный герой. Конфликт с системой, с которой наш герой не может справиться в одиночку. И тогда ему нужно поднять за собой народ. И третий конфликт, самый сложный – конфликт с самим собой – постоянная внутренняя борьба. Когда все три конфликта появляются, тогда и получается сложносочинённое драматургическое повествование. Здесь в музее такое повествование есть.
Визинберг предложил участникам экскурсии вместе с ним пройтись по экспозиции и понять, как её залы, мультимедийные решения и экспонаты вписываются или не вписываются в сценарий, являются ли они единым драматургическим пространством.
Экскурсия продолжалась чуть более часа и завершилась в зале Свободы. Ян вспомнил, что во время съёмок интервью для интерактивных колонн сделал для себя много человеческих открытий.
– Здесь люди говорят о том, что значат для них свобода и демократия. Мы снимали это в 2011 году. После событий на Болотной площади многие люди просили не задавать им неудобных вопросов, говорили: «Не спрашивайте меня про это!». Любопытно, что это были люди, которым нечего терять, восьмидесятилетние главные худруки театров. И также удивительно было то, что молодые люди, которым как раз было, что терять, свободно высказывались об этом. Например, Ваня Ургант, ведущий Первого канала. Вы видите его интервью на колоннах – он говорит про свободу. И нам это сегодня важно и интересно, – подытожил Ян.
Еще около часа Визинберг отвечал на вопросы участников экскурсии. В первые часы своего пребывания в Ельцин Центре он дал интервью сайту.
– Ян, с чего началась для вас эта история?
– Она началась в 2012 году с пятидневного интервью с Наиной Иосифовной. Мы приезжали каждый день и по 3–4 часа, пока она не устанет, снимали интервью. Сегодня у нас есть 15–20 часов интервью с ней, которые еще ждут своего часа. По понятным причинам в экспозицию вошла только малая часть этого интервью. Наша задача была сделать весь мультимедийный и интерактивный контент: всё, что на экранах; всё, что движется; всё, что нажимается на кнопочки; всё, в чем можно покопаться.
Мы начали с интервью. К открытию музея мы сняли их более 150 с разными людьми – очевидцами событий, президентами зарубежных стран, с министрами, силовиками, с членами семьи Бориса Николаевича. Поначалу нам надо было накопить массив информации. Накопив несколько сотен часов, мы уже отталкивались от этого при формировании контента.
– Само решение – беретесь вы за это или не беретесь – было для вас простым?
– Мы понимали, что будет очень интересно. Поэтому решение было простым. Другое дело, что «слепить» весь этот контент было достаточно трудно. Память – это такая штука, которая играет в игры с людьми. Они рассказывают одни и те же истории на протяжении двух десятков лет и в какой-то момент начинают помнить свои собственные истории больше, чем то, что происходило на самом деле. Воспоминания капсулируются и превращаются в пилюли. У нас было много интервью, и мы могли слушать разные стороны. Из осколочков складывалась история, насколько возможно объективная. Все-таки это воспоминания людей, а люди по природе своей субъективны.
– Драматургия экспозиции была вам изначально понятна?
– Драматургию придумал Павел Лунгин. Идея «7 дней» существовала до нас и, к счастью для нас, она придумана достаточно по киношному. Там есть начало, середина и конец, есть развитие, все, что традиционно присутствует в кинофильмах. Поэтому в конце в последнем зале многие плачут, потому что испытывают катарсис, похожий на то, что вы испытываете, когда прочитаете хорошую книгу.
– Члены семьи президента были одновременно и заказчиками, и рассказчиками истории?
– Татьяна Борисовна, Валентин Борисович были абсолютно вовлечены во все творческие вопросы. Когда люди рассказывают про себя, когда это часть их личной истории, их памяти, им трудно отделить важное от еще более важного – ограничить объем, который идёт в музей. На самом деле, важно всё и трудно выбирать. Что-то приходилось отсекать, и тут, конечно, было много монтажных споров. Все это собиралось-пересобиралось, пока не утряслось во что-то, что устраивает всех.
– Музей – это живой организм: в нем появляются новые экспонаты. Замечаете ли вы, как музей меняется? Когда вы последний раз были в музее?
– Год назад. А первый раз – в 2012 году, когда здесь среди бетонных стен гулял ветер. Эта трансформация была наиболее существенной. Мы наблюдали, как наполнялся по кусочкам контент, завозилось мультимедийное оборудование и экспонаты. После открытия музей зажил своей жизнью. Возвращаясь сюда, я вижу, что музей совершенно не увядает, а, наоборот, становится всё более динамичным. Это постоянная экспозиция, она не предполагает кардинальных изменений. Но, конечно, каждые пять или десять лет будут происходить изменения. Во-первых, со временем происходит переоценка, какие-то приемы устаревают. Во-вторых, по мере освоения экспозиции можно что-то усиливать и дорабатывать. Я думаю, изменения эти будут не только технологическими. Музей – это мемориал, в нем есть определенная тенденциозность в подаче материала, ее не может не быть, потому что это первый президентский центр в нашей стране. Но возможно, какие-то акценты будут меняться. Должен ли музей пополняться новыми экспонатами? Наверное, да. Но это должно происходить очень аккуратно, потому что экспозиция выстраивалась очень долго, скрупулезно, не хотелось бы нарушать баланс. Это как написанная книга, в которую вставляются новые страницы или главы. Автор книги в любом случае будет относиться к этому ревностно, но это не значит, что книга не станет лучше.
– Над какими проектами сейчас вы работаете?
– У нас есть два новых проекта. Они не связаны с этим местом, но связанны с этой тематикой. Мы делаем многосерийный документальный фильм о 90-х. Частично на базе материала, который был снят для Ельцин Центра. Но уже после того, как открылся музей, мы продолжали снимать, и сняли ещё около ста интервью с совершенно разными людьми. Например, с оппозиционерами, кто противостоял Борису Николаевичу в 90-х. Вот теперь решили сложить все это вместе, совместить все интервью. Некоторые из них длились по несколько часов. Это тысячи часов материала. Мы надеемся, что наш фильм закроет тему 90-х окончательно, как «Крёстный отец» закрыл тему мафии. Это будет академичный, всеобъемлющий фильм, который осветит все вопросы от перестройки до отставки Бориса Николаевича. А ещё на базе всех этих интервью мы выпускаем книгу.
– Наверняка у вас есть обратная связь, какие отзывы, каких людей вам были интересны?
– Практически все, кто сюда попадает, бывают приятно удивлены. Несмотря на то, что они уже слышали много положительных отзывов от своих друзей и знакомых, когда они сюда попадают, впечатления превосходят их ожидания. Это единственное в России место, такого нет даже в Москве. Хотя Ельцин Центр не затерялся бы и в Москве. При существующей конкуренции это все равно был бы такой центр притяжения.
– Вы чувствуете связь с этим местом?
– Конечно, мы так много провели здесь времени. Когда мы начали работать над экспозицией, мы изучали, внедрялись в материал, что-то вспоминали, узнавали то, чего никогда не знали. И когда начали снимать первые интервью, нам казалось, что мы уже достаточно подготовлены. Через два года стало понятно, что мы не знаем ничего. Сегодня мы превратились в экспертов. По галстуку Руцкого можем определить, это съезд или сессия Верховного Совета.
– Когда человек так много времени посвящает материалу, он невольно становится адвокатом происходящих событий. Как часто вам приходится отстаивать свою точку зрения?
– Я не сталкивался с нападками на Ельцин Центр, но мне приходилось защищать 90-е. Эта тема не закрыта. Существует много мнений. Несмотря на то, что мы так много времени провели в этом материале, наблюдали, как менялся Борис Николаевич на протяжении десяти лет, лично мы никогда не пересекались. Но сейчас уже есть такое ощущение, что пересекались и знаем его хорошо. Конечно, это иллюзия, мы знаем человека, которого видим на экране. Но ощущаем себя так, как будто прожили с ним эти годы. За семь лет работы с материалом возникает ощущение, что всех этих людей ты знаешь лично.
– С каким чувством вы заходите в Ельцин Центр?
– Вижу, что здесь происходит жизнь, идет полным ходом, не провинциальная жизнь, без каких-либо скидок на то, что это не Лондон или Нью-Йорк.
