Виталий Манский – режиссёр, директор фестиваля «АртДокФест», известный кинодокументалист, человек с активной жизненной позицией. Манский рассказывает о проблемах кино, проблемах фестиваля, в том числе связанных с пандемией коронавируса.
Интервью записано 14 июня 2020 года.
– Документальное кино призвано анализировать и как бы предъявлять обществу возможность посмотреть на себя со стороны. То есть настраивать зеркало, которое отражает и общественные процессы, и какие-то внутренние индивидуальные процессы для каждого отдельного индивида и для общества в целом. Поэтому документальное кино так или иначе уже начинает этот процесс осмысления. Мне кажется, что как любое осмысление, вне зависимости от его инструментария, документальное кино, литература, искусство в целом или какие-то его составляющие требуют дистанции.
В момент наибольшего накала мы – и общество, и отдельный художник – не вполне способны подняться над схваткой. Мы всё равно находимся внутри этого процесса. Уже сейчас запущено производство фильмов, так или иначе связанных с пандемией. Я уже какие-то видел, какие-то фильмы даже пришли на отбор на «АртДокФест».
Принцип фестивального отборщика – не комментировать текущий процесс, но они, работы, все же, очень аккуратно скажу, поверхностны. Они опираются скорее на такую информативную сторону, и не углубляются [в суть]. Может, в силу того, что история с изоляцией, пандемией, действиями властей разных государств в ситуации этого вызова ещё не дошла до логического завершения. Поэтому документалист, в общем, не может сейчас как-то [это осмыслить].
Происходящее в Соединённых Штатах… Понятное дело, что расизм – не только история сегодняшнего дня. Необходимо сравнить то, что произошло с отдельно взятым человеком, в отдельно взятом штате, с ситуацией, которая происходила во всех Соединённых Штатах в 50-е годы – с сегрегацией, с запретами на обучение и так далее. Мне кажется, что только спустя 70–80 лет Соединённые Штаты приходят к какому-то процессу анализа, серьёзным выводам.
Не хочу сравнить рабство и серьёзные, глобальные кризисы с пандемией. Это разные уровни – та же «испанка», которая в начале прошлого века унесла реально миллионы жизней, куда более трагическая история. К осмыслению процессов, вызванных пандемией, мне кажется, мы, общество придём через годы.
Серьёзное кинематографическое осмысление фашизма когда произошло? В 1945-м? Или в 1943-м, когда вышел фильм Александра Довженко «Битва за нашу Советскую Украину»? Нет, это все были констатации. Осмысление фашизма на кинематографическом уровне начинается, наверное, с Михаила Ромма – «Обыкновенный фашизм». Осмысление войны в игровом кинематографе – не «В 6 часов вечера после войны», точно не «Они сражались за Родину», точно не во всех этих картинах. Тогда это имело, так сказать, прикладной момент. Важный, но всё же прикладной.
Во время пандемии волей обстоятельств я оказался вовлечён в историю, которую стал документировать. Очень яркую, очень богатую, очень объёмную, очень интересную, с очень яркими участниками, с известными, медийными лицами. И мне казалось: вот она, картина, прямо в руках. У меня даже было ощущение, что поставь к этому начальный и конечный титр – и картина готова. А потом вдруг пошёл вал контента, сделанного либо с использования Zoom, либо псевдо-Zoom, игровые сериалы. И я просто почувствовал: то, что у меня в руках, оно слишком ценно, слишком важно, слишком глубоко, чтобы его сейчас выплёскивать в контексте большого количества псевдо.
Поход в кино как акция
С развитием технологий все фундаментальные виды человеческой коммуникации с искусством претерпевали изменения. Условно говоря, появление кинематографа поставило под сомнение театр, появление телевидения поставило под сомнение кинематограф, появление интернета поставило под сомнение телевидение. Но при этом, как мы знаем, сохранилось всё. Все эти составляющие работают и по сей день, развиваются и находят новые адаптационные средства коммуникации с аудиторией.
Безусловно, ситуация появления интернета и возможностей интернета серьёзным образом меняет рынок киносмотрения. И конечно, ситуация изоляции подтолкнула развитие онлайн-проявлений. В самом начале пандемии, в первые две недели, трафик синематеки Artdoc.Media – это один из проектов «АртДокФеста» – вырос в десятки раз! Было что-то аномальное, мы даже думали о необходимости переносить на более мощный сервер. Затем это каким-то образом сбалансировалось.
Если совсем отстраниться к каким-то банальным примерам, любой человек может у себя дома приготовить яичницу, но почему-то рестораны не закрываются. В рестораны ходят не только за тем, чтобы отведать блюда высокой кухни. Более того, массовый потребитель не домашней кухни – это все-таки люди небольшого достатка, и они достаточно серьёзно считают свой бюджет. Они калькулируют, что этот борщ, приготовленный дома, экономичнее. Но от этого они не отказывают себе в удовольствии пойти в пусть даже недорогой общепит. Потому что есть ещё очень важная для любого человека составляющая – социализация.
Вот за кино я бы больше переживал, если можно говорить в таких спряжениях о массовом кино, об аттракционном кино. Потому что в принципе качество телеприемников достаточно высокое. Недорогие телеприёмники обеспечивают HD-изображение, уж не говорю обо всех сервисах, которые сейчас доступны, и российских, и международных. Уже многие major-компании производят контент без учёта кинопроката, они его сразу закладывают на Netflix.
И вот конфликт с Каннами. Канны – крупнейший, ортодоксальный, главный мировой кинофестиваль, и у него в регламенте чётко прописано, что картина не может быть показана онлайн до показа в Каннах. А после показа она обязана выйти в прокат и так далее. Там есть целый ряд регламентных вещей, которые вступают в очевидное противоречие с практикой современной жизни, с HBO, Netflix и прочими.
Эти войны меняют обе стороны. Они меняют и Netflix, и Канны. И уже Netflix покупает в Лос-Анджелесе кинотеатр, несмотря на то, что у человека есть подписка, и он может фильм посмотреть совершенно спокойно у себя дома в домашнем театре. Тем не менее, люди почему-то едут по Лос-Анджелесу, где просто из района в район можно час ехать по хайвэю, с трудом паркуют автомобиль за 10 долларов в час, идут в кинотеатр, покупают билет и потом совершают обратный путь. Грубо говоря, надевают себе на голову мешок проблем. Для того, чтобы что? Чтобы посмотреть фильм, который они могут посмотреть дома, не поднимая задницу со своего дивана. Значит, мотивация поднятия задницы все-таки существует.
Если говорить о документальном кино, которое предлагает «АртДокФест», мы сейчас работаем на две площадки: на Латвию и на Россию, и мотивации там достаточно разнятся у аудитории. Условно европейская и условно не европейская. Так вот, мотивация аудитории «АртДокФеста» заключается не только в том, чтобы посмотреть фильм, но и в том, чтобы оказаться в пространстве людей, если не единомышленников, то близких по крови. Так же люди идут на какие-то протестные акции – они же тоже понимают, что их поход не решает той проблемы, которая их тревожит. Но они идут, исходя из каких-то индивидуальных для каждого соображений, и эти акции становятся многотысячными. А в дальнейшем они и решают ту проблему, через какие-то периоды времени.
Поэтому я более чем позитивно настроен в плане «АртДокФеста» в текущем году. Если, конечно, не произойдут форс-мажорные обстоятельства, вторая волна пандемии. Очень серьёзные, главные мировые фестивали об этом уже объявили, а кто-то ещё не объявил, но уже кулуарно это известно – даже осенние, октябрьские и ноябрьские будут проходить онлайн. Имею в виду, в мире. Россия с какой-то неочевидностью и нелогичным каким-то процессом реакции становится опять невнятной. А мы вообще, может быть, единственный фестиваль, который имеет собственную, полностью нами прописанную систему онлайн-показов. С собственным сервисом, с собственной регуляцией – имею в виду Artdoc.Media.
Для нас совершенно не проблема провести фестиваль онлайн. Но я, например, как автор, с очень большим нежеланием соглашаюсь сейчас на показ моих картин на фестивалях онлайн. И пользуюсь любой возможностью, чтобы отказаться. И как-то декларировать своим агентам, чтобы они тоже не вписывались в эти истории. Потому что фестиваль, в отличии от обычного кино, от стандартного показа – это событие, которое должно происходить в реальной жизни.
В России 99 процентов фестивалей фестивалями не являются. Фестивалем в России является, может быть, фестиваль студенческих фильмов «Святая Анна», как это ни парадоксально. Вот тут реально фестиваль. Потому что он чем занимается? Занимается определением тенденций, имён, трендов, он реально даёт авторам картин, которые участвуют в этом фестивале, старт, толчок к рынкам, к зрителям. Таким фестивалем является «Кинотавр», например. А Московский международный кинофестиваль никому ничего не даёт. Это как бы такое коммерческое предприятие, имеющее государственную поддержку. Так сказать, ивент.
ММКФ был [настоящим] фестивалем, как, это ни парадоксально, в советские годы, когда существовало разделение мира на две части: на соцблок и на остальной мир. Тогда у этого блока были свои рынки, были свои инструменты, и чтобы войти в эти рынки, был нужен инструментарий в виде Московского кинофестиваля. Это был по-настоящему важный индустриальный инструмент! Но сейчас это всё в прошлом, это можно восстановить, только восстановив советскую империю. В широком смысле слова вместе с Восточной Европой. Нужно, чтобы опять построили Берлинскую стену и так далее. Мне кажется, это слишком дорогая цена для восстановления Московского кинофестиваля.
В России может быть 3-4 фестиваля. Всё остальное – это не фестивали, поэтому проблемы с пандемией у этих мероприятий исключительно коммерческого свойства и локального пространства. То есть это проблема дирекции, условно говоря, в Урюпинске. Допустим, они получили господдержку от города Урюпинск, заключили договор с кинотеатром, у них есть дирекция, они должны потратить эти деньги, и это локальная проблема.
А проблема фестиваля «Кинотавр», например, в том, что на «Кинотавре» есть секция короткометражных фильмов, где происходят старты имён. Где есть люди, которые сделали картины, которые должны были в этом году прозвучать. И там есть такая хитрость, что туда приезжают все тузы российской киноиндустрии. Там есть лаборатория в коротком метре и дебюты в большом конкурсе. И в этом котле все эти ингредиенты [варятся], туда запускаются, и рождается некое пространство нового большого кино. И вот это проблема! Потому что сейчас молодые авторы возникли, а встречи с индустрией в этом году не происходит.
И для этих людей – может, для одного, может для десяти, а может для никого, потому что это всегда вопрос непредсказуемый – для них жизнь откладывается на год. Старт их большой жизни откладывается как минимум на год. Это как на год получить домашний арест – представляете, насколько серьёзна эта вещь! Через год звезды уже иначе сложатся. И вот это проблема, потому что «Кинотавр» рождал большие имена российского кино каждый год. И какие-то рождения не произойдут в этом году. Вот это проблема, и она куда больше чем проблема того, что [потеряет] там Роднянский, спонсоры, гостиница «Жемчужина» и так далее.
Личная свобода или единый результат
Опыт приходит с годами, и с годами [происходит] какое-то привыкание и принятие мира, в котором ты живёшь, и этот мир перестаёт тебя удивлять. Это уже, может быть, даже начало какого-то старения, но старение иногда сопровождает процесс взросления. Становишься более мудрым, менее вспыльчивым. Одним словом, меня не удивляет то, что происходит в России. И на уровне пандемии, и на уровне действий государства.
Очевидно, что российское государство решает все вопросы, включая очень важные и справедливые, в тренде более китайской модели, которая базово не учитывает прав человека. Как в Китае боролись с пандемией? Заколачивали подъезды домов, очень жёстко, как в армии или в концлагере. И кстати сказать, именно Китай первым справился с пандемией. А Швеция – свободная страна, они вообще оставили всё как есть. И сейчас Швеция единственная страна, которая закрыта. Не единственная, но по территории она позже всех будет открываться.
Поэтому здесь вот какой вопрос: уважение к правам человека или, так сказать, решение? Если всех, условно говоря, всё население поставить в строй, и оно будет по свистку ходить на работу, по свистку уходить с работы, по свистку ходить в кино? Вот в Северной Корее нет пандемии, там по свистку ходят в кино. И вопрос заключается в чём: ты хочешь прожить по свистку? И кстати, в конечном счёте ты по свистку долго не проживёшь, вот ведь парадоксальная вещь. Такова метафизика этих процессов непредсказуемая.
Почему-то в свободных странах люди живут долго, получают большую пенсию, и на эту пенсию ездят на лайнерах по миру, на которых заражаются коронавирусом и умирают в 99 лет, черт возьми. И их записывают как умерших от коронавируса, и они составляют эту бешеную статистику. А там, где по свистку, ты не доживаешь до пенсии. Тебе казалось, что доживёшь до пенсии, а её бац – и переносят ещё на несколько лет. И ты всё равно не доживаешь. А если доживаешь, то получаешь пенсию такую, что максимум – можешь прийти к пристани, куда причаливает этот лайнер, и там сесть, продавать семечки. И все равно не доживёшь до возраста того норвежского пенсионера, который будет эти семечки поплёвывать. Я говорю жёстко, конечно. Тут во всех этих утверждениях есть исключения, но они лишь подтверждают правило.
Обновленный «АртДокФест»
Мне очень близкие люди иногда говорят: «Ну зачем ты злишь?», когда я публично выступаю. Я так устроен. Не злю, просто говорю правду. Поэтому понимаю, что сейчас кого-то разозлю. Но факт заключается в том, что так как я живу в Латвии, пандемия никак не сказалась на моей жизни. Ничего не изменила, а если изменила, то только в лучшую сторону. Что касается банальных бытовых вопросов, здесь все работало. В Латвии работало большинство кафе, ресторанов, парикмахерских, маникюрных или что там волнует нас больше всего. Работали все парки, все работали, кто хотел. Единственное, что не работало – театры и кинотеатры.
Я лично работал, каждый день ходил на работу, и в этом смысле как раз пандемия сказалась позитивно. У меня же последние лет десять жизни прошли практически в самолёте. Но у меня отменилась пара ретроспектив в разных странах, жюри на нескольких фестивалях, выездные сессии «АртДокФеста» очень «вкусные», в Казахстане и Грузии, с уже купленными билетами для наших режиссёров. Казалось бы, много обидных отмен, но с другой стороны, впервые за эти 10–15 лет я каждый день работал, монтировал картину, не отвлекаясь, не переключаясь. У меня такого опыта не было много-много лет. Это очень позитивный опыт.
Что касается «АртДокФеста», мы как раз очень активно используем все технологические возможности. У нас международный онлайн-офис, у нас люди работают в команде, находясь в разных концах мира. И кстати сказать, эта пандемия позволила нам задуматься о том, что как-то неприлично устарел наш сайт, и мы занялись новым сайтом. Сейчас уже тестовую версию повесили, и к сентябрю запустим его в полном объёме. Он будет очень функционален. Пусть пользователи зайдут ближе к сентябрю и сами оценят. Мы будем скромно молчать.
Картины идут активно, картин много. C одной стороны, очень ожидаемые нами фильмы тормознулись в производстве в силу того, что у нас 90 процентов - это все-таки картины из России, российские. Когда человек не может выйти… У меня самого была такая проблема.
Фильм, который сейчас делаю, я сел монтировать в ситуации некоторой безысходности. У меня должны были продолжаться съёмки, но, когда стало понятно, что они не могут продолжаться в результате пандемии, я решил делать картину, опираясь на материал, который у меня был. Стало очевидно, что до продолжения мы можем в силу определённых изменений не дотянуть. Также у меня один проект, который я очень долго снимал, оказался в очень сложном положении. Может, даже рухнет, хотя я там двадцать лет наблюдаю одну историю. И именно сейчас там всё должно было соединиться, а пандемия не дала.
Какие-то фильмы, которые мы ждали, и они у нас уже стояли с галочкой на этот год, они, к сожалению, переносятся. Иногда в документальном кино случается так, что фильм не может быть перенесён, он просто может не состояться. Но тем не менее, мы получили порядка 250 картин на отбор, и уже понимаем, что конкурс будет очень сильный.
Конкурс мы проводим теперь в Риге, а затем переезжаем и показываем его в России. Есть многие внешние факторы, которые не ограничиваются проблемами здравоохранения. Кстати сказать, это тот случай, когда [мы можем] рисковать судьбами авторов, которые принимают решение свою премьеру отдать «АртДокФесту». «АртДокФест» – заключительный фестиваль года. Авторы, отдавая фильм на «АртДокФест», по сути отказывают целому ряду фестивалей, которые идут перед нами. Потому что у нас жесточайшие требования премьерности для фильмов конкурсной программы.
Представьте, что автор принял решение, что он премьеру делает на «АртДокФесте», а фестиваль по не зависящим от нас обстоятельствам не проходит. Ну, например, Минкульту что-то не нравится, или администрации какой-то. Мы тогда просто берём грех на душу и по сути убиваем как минимум год жизни этого автора. Мы не можем идти на такие риски. Уже два года назад мы конкурс вывели в Латвию, он проходит незадолго до Москвы, где весь конкурс показывается в полном объёме, вся 21 картина. Там работает жюри, там определяют победителей, и затем мы переезжаем в Россию, где показываем конкурсную программу. Ту, которую можем показать. Если в 2018 году мы из 21 картины показали, по-моему, 12, то в 2019-м из 21 картины показали 18.
Мы не показали голландскую картину, снятую в Чечне, – по решению авторов, они из соображений безопасности героев предпочли не показывать. Мы не показали украинскую картину, тоже по решению авторов, – они не согласились участвовать в фестивале на территории Российской Федерации. И одну по цензурным соображениям. Но все-таки 18 из 21!
Что будет в этом году, не знаю. У нас уже есть в конкурсе фильмы, которые будут проблемными для показа в России, но быть не показанными они тоже не могут. Поэтому у нас такая схема. Если до этого мы проходили вместе с Рижским международным кинофестивалем, то теперь для более комфортной работы выходим в отдельную институцию, и в этом году объявляем о создании «Международного кинофестиваля АртДокФест – Рига» как самостоятельного события в Латвийской республике. Добавляем ещё конкурс региональный. В общем, делаем большое событие, серьёзное, где будет собираться мир с двух сторон баррикад.
