В Президентском центре Б.Н. Ельцина в Екатеринбурге 30 октября открылась выставка «Жить или писать. Варлам Шаламов». Выставка, посвященная Варламу Шаламову, одновременно жертве и глаголу своей трагической эпохи, открылась в День памяти жертв политических репрессий, когда замученных и расстрелянных вспоминали по всей стране, организована берлинским Домом литературы и представлена Музеем истории ГУЛАГа. Подлинные экспонаты, представленные на выставке – из фондов Музея истории ГУЛАГа, были собраны в ходе экспедиций на Чукотку в 2014-2015 годах. 31 октября прошел круглый стол «Сила памяти – шанс для Европы».
Писателя Варлама Шаламова увековечили в российской литературе «Колымские рассказы», наполненные страшной и лаконичной правдой о лагерях. Шаламов родился в Вологде, в семье священника Тихона Николаевича Шаламова. И уже одно это относило его к разряду «неблагонадежных». В 1929-м и 1937-м был арестован по обвинению в троцкистской деятельности, в 1943-м – в антисоветской агитации. Вся беспощадная «отрицательная школа лагерей» вылилась в жесткую и ёмкую шаламовскую прозу, которую сложно спутать с какой-либо другой. Его «Колымские рассказы» – отчасти исповедь, отчасти проповедь, отчасти скупой, как солдатская слеза, лишенный лирики и причитаний, приговор эпохе, стиравшей в порошок человеческое достоинство и унижавшей личность, низводя ее до состояния животного.
«Да, жизнь арестанта – сплошная цепь унижений с той минуты, когда он откроет глаза и уши и до начала благодетельного сна. Да, все это верно, но ко всему привыкаешь. И тут бывают дни лучше и дни хуже, дни безнадежности сменяются днями надежды. Человек живет не потому, что он во что-то верит, на что-то надеется. Инстинкт жизни хранит его, как он хранит любое животное. Да и любое дерево, и любой камень могли бы повторить то же самое» (из рассказа Варлама Шаламова «Серафим»).
Экспонаты выставки «Жить или писать. Варлам Шаламов» – подлинные раритеты. Протокол допроса Шаламова и ордер на его первый арест. Тетрадь со стихотворениями писателя – и ответное письмо его кумира, поэта Бориса Пастернака, живо откликнувшегося на стихи Шаламова посланием аж на 14 страницах. Переписка с конкурентом и антагонистом Александром Солженицыным. Редкие фотографии. Первое издание «Колымских рассказов» на русском языке – и «Колымские рассказы» в самиздате. А еще – сохраненный в небольших, но знаковых предметах лагерный больничный быт. Выставка – словно окно в то время, когда попавшие в лагеря и тюрьмы талантливые люди сочиняли целые теории или творили книги… в уме. На бумагу же переносили только самое важное, по-настоящему избранное – и зачастую, когда повезет, потому что сам шанс писать был счастьем. Среди таких людей – Лев Гумилёв и Варлам Шаламов.
Выставка «Жить или писать. Варлам Шаламов» составлялась на основе собраний экспонатов из нескольких музеев и личных фондов.
– Для меня большое удовольствие открывать выставку, это очень важное культурное и историческое событие, – открыл выставку историк, публицист и заместитель директора Музея Б.Н. Ельцина по науке Никита Соколов. – Выставка – своего рода памятник единству европейской памяти. Выставку о лагерном опыте Варлама Шаламова готовили наши германские коллеги, она приурочена к выходу многотомного немецкого издания произведений писателя.
Куратор выставки Кристина Линкс отметила, что экспозиция коррелирует с идеей памяти двойного действия, что подразумевает сохранение памяти и о преступлениях нацизма, и о преступлениях сталинизма.
– «Колымские рассказы» Варлама Шаламова находятся в ряду наиболее известных произведений мировой литературы, рассказывающих о сталинских и нацистских лагерях, о разрушении гуманности и власти зла, – отметила Кристина Линкс. – В Германии было несколько попыток публикации произведений Шаламова. Сегодня вышли шесть томов его произведений на немецком языке, и нам показалось уместным рассказать о жизни и творчестве Шаламова в форме литературной выставки. Документальное начало сближает творчество Шаламова с творчеством писателей-узников нацистских лагерей. Все эти авторы – родственные души, они заложили основы культуры памяти, и это связывает Россию и Европу.
Также Кристина Линкс выразила благодарность за помощь в проведении выставки Ельцин Центру и лично исполнительному директору Ельцин Центра Александру Дроздову.
– Всегда очень важно вспоминать прошлое, – рассказала в интервью для сайта Ельцин Центра куратор выставки, редактор, славист Кристина Линкс. – По опыту Германии мы знаем, что очень важно спорить с поколением родителей, пытаться понять, почему они участвовали в тех или иных событиях, не протестовали против них. Это понимание важно для всех последующих поколений – для того, чтобы прошлое не повторилось.
– Что касается современной Германии: насколько актуальна опасность романтизации нацизма в среде молодежи?
– Есть разные тенденции. К сожалению, некоторые люди стремятся преуменьшить преступления, совершенные в прошлом, в том числе в период фашизма, ищут им оправдания. Это связано с политическим направлением в Европе, которого придерживаются противники глобализации и появления чужих в своем окружении. Однако это и негуманно, и нереально, потому что современные люди живут именно благодаря дружбе с другими. К тому же, если каждый из нас заглянет в свои корни, то обнаружится, что все мы не «чистой крови». Но на этой теме играют и отдельные политики, и целые партии. Так что шаламовский опыт и опыт западноевропейских литераторов нам необходимы, о нем нужно рассказывать.
– Если сравнить творчество двух больших писателей, которые рассказывали о репрессиях, – Варлама Шаламова и Александра Солженицына – в чем между ними разница, если оценить ее с позиции современного читателя?
– Шаламов современнее, авангарднее чем Солженицын. Он писал жесткую прозу, считается, что она документальная. Но при этом его проза – не документальный дневник, а рассказы с глубоким замыслом. При этом Шаламов более беспощаден, чем Солженицын. Он доносит правду, не убаюкивает и не говорит, что все будет хорошо. И это вызывает у читателя внутренний протест, непонимание того, как вообще могли происходить репрессии. Шаламов выжил в лагерях и смог написать об этом, имея более жесткий личный опыт, чем у Солженицына, ведь Шаламов провел в лагерях два десятка лет.
– Существует версия, что на Шаламова донес брат его первой супруги, – простил ли этого человека писатель?
– Неизвестно, знал ли об этом факте Шаламов. Возможно, догадывался, но его не очень занимало, кто именно совершил предательство. Еще одна отличительная черта Шаламова – он не стал западником и не стремился публиковаться на Западе. Он лояльно относился к государству. И это отличает его от Солженицына. И в этом же отчасти причина разногласий Шаламова и его первой супруги, которая не хотела, чтобы писатель рассказывал о том, что он сидел в лагере, и делился этими воспоминаниями с дочерью. Она хотела, чтобы Шаламов молчал после освобождения.
– Тем не менее она ждала Шаламова из лагеря?
– Да, и помогала Шаламову после того, как он освободился, но вместе жить они уже не смогли. Шаламов был жестким и требовательным человеком. Вообще в Германии Шаламов не так популярен, как Солженицын, за рубежом в основном известны его «Колымские рассказы». Когда мы впервые провели в Германии выставку, оказалось, что большинство посетителей слышат фамилию Шаламова впервые.
После открытия выставки, посвященной творчеству Шаламова, Кристина Линкс нашла время осмотреть Ельцин Центр.
– Ельцин Центр очень впечатляющий, у него интересная архитектура, – поделилась впечатлениями Кристина Линкс. – Здесь есть всё. Музей произвел на меня большое впечатление. Здание Ельцин Центра сложно «раскрыть» с первого раза. Ельцин Центр привлекателен для людей, и их здесь много. Музей Б.Н. Ельцина также очень посещаемый и интересный.
Круглый стол «Сила памяти — шанс для Европы»
Видео: Александр Поляков
Но вернемся к Варламу Шаламову. Писателю, который с беспощадной точностью хирурга вскрыл нарывы своего времени и лагерного быта.
«Барак уже спал: стонал, хрипел и кашлял. Мы трое варили у печки каждый свое: Синцов кипятил сбереженную от обеда корку хлеба, чтобы съесть ее, вязкую, горячую, и чтобы выпить потом с жадностью горячую снеговую воду, пахнущую дождем и хлебом. А Губарев натолкал в котелок листьев мерзлой капусты – счастливец и хитрец. Капуста пахла, как лучший украинский борщ! А я варил посылочный чернослив. Все мы не могли не глядеть в чужую посуду». Из рассказа «Посылка».
В круглом столе «Сила памяти – шанс для Европы» приняли участие куратор выставки «Жить или писать. Варлам Шаламов» Вильфрид Шеллер, доцент факультета социальной психологии МГППУ, главный редактор журнала «Скепсис», руководитель проекта Shalamov.ru Сергей Соловьев, доцент кафедры зарубежного регионоведения Департамента международных отношений УрФУ им. Бориса Ельцина Светлана Быкова. Модератором круглого стола выступил Никита Соколов.
– Варлам Шаламов – важная фигура для понимания вопросов памяти, – задал тональность разговора Никита Соловьев. – Сложность фигуры Шаламова еще не оценена до конца. Как свидетельствовать о том, что превосходит возможности человеческого разумения и чувствования, – этой задачей мучился Шаламов, как и многие европейские писатели, прошедшие фашистские лагеря. Вообще европейская культура памяти переживает не лучшие времена, как и российская.
– Прежде всего, позвольте поблагодарить за гостеприимство, - отметил Вильфрид Шеллер. – Показывать выставку в России и в Европе – совершенно разные вещи, в России другой культурный фон и контекст. Поначалу это был эксперимент для нас, и мы можем сказать, что он удался, потому что мы везде встречаем теплый прием. Понятие культуры памяти возникло в Германии после краха национал-социализма и окончания Второй мировой войны, когда люди начали стремиться к сохранению воспоминаний, документов, архивов, мест, где можно увидеть, какие ужас и варварство там творились. Это было необходимо, чтобы противопоставить варварству хоть что-то, пусть и постфактум. Так появилась коллективная память. Теория культуры памяти возникла в Германии только к 1982 году, и разработал ее, как ни странно, египтолог.
– В Екатеринбурге есть места памяти, связанные с репрессиями, – продолжила тему культуры памяти Светлана Быкова. – Это, в первую очередь, так называемый «12-й километр» (мемориальный комплекс в 12 километрах от Екатеринбурга, где упокоены останки жертв репрессий). На плитах мемориала высечены имена погибших. Стоит также обратить внимание на инициативу Преображенского братства Екатеринбурга, которое в прошлом году организовало на «12-м километре» акцию «Последний портрет», представив на месте захоронения портреты людей, сделанные в НКВД, либо уже в лагерях.
Также Светлана Быкова рассказала о том, какое впечатление на студентов произвело погружение в конкретные истории расстрелянных в 30-е годы людей.
– Одно из дел студенты восприняли как особенно близкое для себя, – поделилась Светлана Быкова. – В 1932–1933 годах студенты Уральского индустриального института, участники кружка эсперанто, переписывались с коммунистами из Германии. Однажды те прислали уральским студентам значки, добытые в драках с нацистами. Уральские студенты решили провести антифашистскую выставку, но кто-то решил, что выставка пропагандирует фашизм, так что все студенты вместе с их руководителем были арестованы и расстреляны.
– Я хочу посмотреть на вопрос через призму памяти Шаламова, – подчеркнул Сергей Соловьев. – Варлам Шаламов написал не только «Колымские рассказы», но и воспоминания о Колыме и мини-эссе. Шаламов писал о том, что человек лучше всего запоминает хорошее и доброе, злые воспоминания его угнетают, а искусство жить – это искусство забывать. Писатель задается риторическими вопросами, принципиально важными для понимания сути «Колымских рассказов». Как вывести закон распада и закон сопротивления распаду? Как рассказать о том, что только «религиозники» были сравнительно стойкой группой, а партийцы и представители интеллигентных профессий разлагались в лагерях раньше других? Кто гибнет раньше, виновные или не виновные? Почему в глазах простого народа интеллигенты лагерей не были мучениками идеи? Почему человек человеку – волк, и когда это бывает? У какой последней черты теряется человеческое? Как обо всем этом рассказать? Ответами на эти вопросы были «Колымские рассказы» и в значительной степени поэзия «Колымских тетрадей». Творчество Шаламова – доказательство того, что литература и после испытаний Освенцима и Колымы продолжает существовать и обретает новую задачу: рассказать о человеке в состоянии «за-человечности». Травмирующая сила «Колымских рассказов» заключается отнюдь не в натурализме, натурализма в них мало, в отличие от многих зарисовок «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Травмирующая сила «Колымских рассказов» – в сломе рамок и смещении масштабов. Вам описывают ситуацию, в которой оказывается человек, ситуацию, в которой прежние критерии нравственности, культуры, правил поведения оказываются неработающими. И с этим приходится считаться. Именно это и придает «Колымским рассказам» то значение, которое они имеют для российской и мировой литературы. Они проламывают естественное сопротивление человека, который в обычной ситуации не хотел бы не то что переживать подобный опыт, но и знать о нем в принципе.
После завершения круглого стола его участник Сергей Соловьев, расставил ряд акцентов в интервью для сайта Ельцин Центра.
– Обсуждая проблемы формирования культуры памяти, мы чаще всего говорим о культуре памяти с позиции жертв репрессий. А как должна формироваться культура памяти у потомков тех, чьи предки работали в системе исполнения наказаний или писали доносы?
– Мне сложно об этом говорить. Знаю, что этой работой пытается заниматься Музей истории ГУЛАГа. Были взяты интервью у детей представителей системы НКВД и снят замечательный фильм, в котором главный спикер – сын Родиона Васькова, одного из создателей Соловецких лагерей. И в фильме показано, как работает механизм оправдания. Но по данной теме нужны отдельные историко-социологические исследования. Стоит учитывать, что семья в формировании культуры памяти играет первостепенную роль, более значимую чем школа. Необходимо информационное поле, которое сегодня за сталинистами, но я не хочу верить в то, что это константа. К тому же, сегодня мало источников, архивная революция 80-90-х годов затормозилась, даже то что было опубликовано, – закрытая тема для массового сознания. Например, в интернете выложены расстрельные списки, их можно использовать в школьном образовании в качестве исторического факта, который опровергает миф о том, что Сталин якобы не имеет отношения к репрессиям. Вообще многие приходят после школы в вуз, будучи наполненными мифами.
– О каких мифах идет речь?
– В основном это даже не мифы, а невежество. Так, я слышал от молодежи о том, что Николай Второй был главой государства во время Великой Отечественной войны, или что Ленин был лидером белого движения. О Сталине они знают очень немного, знают, что были репрессии, но немногие могут дискутировать на эту тему. Как однажды выразился Станислав Ежи Лец, сегодня «ширится умственная ограниченность». Так что наша главная задача – ликвидация невежества.
– Как бороться с упомянутой вами ширящейся умственной ограниченностью и как увлечь современных недорослей историей?
– Необходимо просвещение, с использованием доступного языка, в доступной форме, которое «цепляет» личностно. Очень помогают задания по семейной истории, когда молодые люди начинают углубляться в историю своей семьи. Сложность в том, что история семьи не является зеркальным отражением истории страны. Но это способ привлечения внимания к истории.
– На ваш взгляд, какую роль в деле просвещения играют такие конференции как «История сталинизма»? К слову, совсем скоро, с 5 по 7 декабря, в Москве пройдет уже десятая международная конференция «История сталинизма»: уроки Октября».
– Я был и участником, и слушателем этих конференций. Они дают в первую очередь приращение исторического знания, это важно и здорово. На конференциях представлены разные точки зрения, проходят дискуссии. Нужно сталкивать разные точки зрения, и нужно, чтобы это происходило публично.
