В Ельцин Центре в Екатеринбурге 11 мая прошла лекция научных сотрудников лаборатории политических исследований Высшей школы экономики Валерии Касамара и Анны Сорокиной «Поколение Путина об эпохе Ельцина: 90-е годы в представлениях современной молодежи». Встреча стала продолжением лектория «Высшая лига», совместного проекта Президентского центра Б.Н. Ельцина и Высшей школы экономики.
По словам исследователей, выражение «поколение Путина» придумали не они, это самоназвание и самоидентификация респондентов, родившихся примерно в 1994–1996 годах.
Исследователи поделились результатами своей работы, исследование проводилось в 2014 году, а респондентами стали студенты ведущих российских вузов – МГУ, МГИМО, Высшей школы экономики, причем среди них были как и «естественники», так и гуманитарии.
– У многих наших респондентов отсутствовало понимание, в каком историческом контексте они находятся, отсутствовала мотивация это узнать, – рассказала Валерия Касамара.
Согласно результатам исследования, исторические события, вызывающие у молодежи гордость за страну: победа в Великой Отечественной войне – 63%, полет Юрия Гагарина в космос – 30%, Отечественная война 1812 года – 20%, присоединение Крыма к РФ – 10%, отмена крепостного права – 8%, Олимпиада и Паралимпиада в Сочи – 6%, затруднились ответить – 20%.
Исторические события, вызывающие чувство стыда за страну: сталинские репрессии – 18%, распад СССР – 11%, Октябрьская революция 1917 – 9%, расстрел императорской семьи – 6%, таких событий нет – 9%, затруднились ответить – 36%.
– Великая Отечественная война – стержневое событие, которое вытесняет все остальные и которым гордятся респонденты, – прокомментировала Валерия Касамара. – Самое интересное в опросе о стыде – 36% респондентов затруднились на него ответить – мы не склонны рефлексировать по поводу негативных моментов истории.
– Когда проводишь опрос, респонденты говорят, что гордятся тем, что мы выиграли Куликовскую битву, отменили крепостное право, – продолжила Анна Сорокина. – Когда спрашиваешь, чего респондент стыдится, он говорит, что родился в 1996 году, и во времена сталинских репрессий его не было. Когда респонденты говорят о Куликовской битве, то это «мы», а когда просишь задуматься о негативных, то это «они», все было давно, неправда и не с ними.
– Когда мы получили данные, я собрала студентов и сказала, что у меня встает перед глазами картина: просыпаетесь вы утром в воскресенье в общежитии, завариваете кофе и говорите, как же хорошо, что крепостное право отменили, – добавила Валерия Касамара. – Если посмотреть, сколько в наших учебниках страниц уделяется коллективизации, Великой Отечественной войне и репрессиям, которым посвящен один абзац, то требовать от респондентов глубоких знаний и сопереживания к тяжелым страницам истории не приходится.
В качестве сравнения эксперты привели пример ответов на аналогичные вопросы студентов Принстонского университета (США). Исторические события, вызывающие гордость у американских студентов: движение за гражданские права афроамериканцев в США, закон о гражданских правах 1964, «Марш на Вашингтон за рабочие места и свободу» – 21%, Война за независимость в США – 17%, Вторая Мировая война – 16%, достижения в сфере космоса – 13%, Конституция и Билль о правах – 10%, затруднились ответить – 37%.
Исторические события, вызывающие чувство стыда у американских студентов: рабство и законы Джима Кроу, сегрегация – 46%, войны, военное вмешательство в дела других государств (включая войны во Вьетнаме, Ираке, Афганистане) – 36%, геноцид коренного населения – 27%, проявления дискриминации в современной Америке – 25%, интернирование японцев в США – 17%, затруднились ответить – 29%.
– Они больше, чем наши ребята, живут здесь и сейчас, – отметила Валерия Касамара.
Еще один эксперимент исследователей состоял в выявлении событий, с которыми у студентов ассоциируются важные даты российской истории, – 1917, 1937, 1991 и 1993 годы, причем полными считались ответы, содержащие хотя бы 40 слов. Результаты оказались показательными.
– Если вы представите класс, состоящий из 20 учеников, которые не сдают ЕГЭ по истории, то окажется, что один из них может что-то внятное рассказать о репрессиях, – сообщила Анна Сорокина. – Если класс ЕГЭ по истории сдает, то рассказать сможет каждый пятый.
– Ответам, что в 1937 году родились бабушка и дедушка, или что тогда «какая-то война началась», мы уже не удивлялись, – добавила Валерия Касамара.
– 1993 год по уровню знаний не сильно отличается от 1937 года, – продолжила Анна Сорокина. – Только 4% из несдававших ЕГЭ по истории студентов могут подробно рассказать про 1993 год, 17% – из сдававших ЕГЭ.
О событиях 1991 года более-менее осведомлены 17% и 21% респондентов соответственно.
– Для респондентов эти события «черный ящик», с которым у них нет ассоциаций, – прокомментировала Валерия Касамара.
После лекции началась серия ответов на вопросы, которые чередовались с импровизированными выступлениями слушателей. Так, один из присутствовавших рассказал, что он три года учился в гуманитарном классе, каждые полгода сдавал историю, но не знает предмет до сих пор, причем до изучения истории 90-х ни в школе, ни в вузе дело так и не дошло, педагоги рекомендовали подробно исследовать этот период тем ученикам, которые сдают ЕГЭ, другие же могли поступать по своему усмотрению. В итоге информацию о 90-х молодой человек черпал на новостных порталах. Продолжением стал вопрос учащейся вуза, которая поинтересовалась, зачем нужен миф о 90-х.
– Должно быть некое консенснусное понимание, а у нас его нет, – ответила Валерия Касамара. – Мы говорим про ответственное отношение к стране, ответственного гражданина, но гражданин должен понимать, как было создано его государство.
Также слушателей интересовало то, как повлияет на образ мышления людей в нынешнюю эпоху знание о 90-х.
– Когда 90-е воспринимаются «на негативной волне», это неправильно, – ответила Валерия Касамара. – Считаю, что то, что произошло, беспрецедентно: ни одно государство, которое поменяло политический режим, поддерживавшийся в течение долгих десятилетий, не избежало гражданской войны. Да, тогда погибли люди, но гражданской братоубийственной войны в России не было. Мы смогли перевернуть свою жизнь, начать жизнь по-новому, стать демократическим государством, принять демократическую Конституцию. Разве это не повод для гордости? Можно измерять 90-е пустыми полками магазинов и дефолтом, а можно посмотреть с совершенно другой точки зрения.
После завершения встречи Валерия Касамара и Анна Сорокина дали интервью для сайта Президентского центра Б.Н. Ельцина.
– Вас не испугали результаты вашего исследования, с учетом того, что вы опрашивали, казалось бы, наиболее прогрессивную часть общества, студентов самых «продвинутых» вузов страны?
Валерия Касамара: Когда мы приступали к исследованиям в данных вузах, мы учитывали именно то, что они – «поставщики элиты», политической и экономической. Изначально мы пытались найти в нашем обществе локомотив, референтную группу, которая могла бы стать образцом для подражания и двигателем для дальнейшего развития. У нас была надежда, что такой группой может оказаться образованная элитарная молодежь.
Анна Сорокина: Вообще деградация происходила постепенно. Каждый год приходило поколение студентов, которое знало чуть меньше, чем предыдущее. Это укор нам: значит, нам не удалось до них что-то донести. Нужно уметь общаться с молодежью и ее просвещать. Ее нынешнее состояние не ее вина.
Валерия Касамара: В результате исследований мы подтвердили предположения о том, что общество гомогенно. И мы не знаем, где найти группу людей, которая стала бы локомотивом с позиций меритократического подхода, при котором человек должен быть образцом для других. Чтобы можно было равняться на его систему ценностей, чтобы он являлся «путеводной звездой». Мы до сих пор ищем в российском обществе такой авторитет – и не можем его найти. Совестью нации были Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Александр Солженицын, Мстислав Ростропович. Но они ушли из жизни. И у меня складывается ощущение, что эта ниша сегодня пуста. Нет человека, который был бы высокообразованным, интеллигентным, о котором можно было бы сказать, что он «совесть нации». Может быть, сейчас просто период безвременья, накопления, поиска.
– С чем связаны индифферентность и феномен исторического вытеснения у поколения 17–25-летних, которым нечего сказать о важных событиях истории, о ключевых для страны датах?
Валерия Касамара: Инфантилизм характерен не только для российской, но и для европейской молодежи. Наблюдая за европейской молодежью, я размышляла о том, что вот, человеку 30 лет, а он еще ни копейки не заработал. Мы пришли сейчас примерно к такому же состоянию. Можно мечтать о свободе и высших ценностях, но на практике к этому стремятся единицы, для большинства же в приоритете материальное. Когда начинались перемены, мы были голодными, и, когда у нас появились первые стиральные машины, это было счастьем. Сейчас же мы «наелись», родители дают своим детям, молодежи все, над ней «не каплет». И молодые люди потихоньку стали инфантилами и «овощами». Чтобы интересовали нематериальные ценности, нужно перейти на другую ступень развития. А людей со сформировавшейся внутренней мотивацией мало.
Анна Сорокина: Когда спрашиваешь у молодых людей, почему им не интересна история, они отвечают: «А зачем? Я смогу на этом заработать?». У них все измеряется просто. Зачем знать историю, если на ней не заработаешь?
Валерия Касамара: Кроме того, если чего-то нет в информационном пространстве, в медиа, то для молодежи этого не существует вообще. А как, к примеру, ты можешь стыдиться того, чего ты не знаешь? Сегодня молодежь даже не может объяснить, почему 90-е «лихие» и что такое приватизация. Они не знают многих слов и имен.
– Вы писали о «ностальгии по непрожитому времени», которая выявилась у молодежи в ходе ваших исследований. Как она могла возникнуть?
Анна Сорокина: Эта ностальгия имела место, но уже прошла. В ходе наших исследований мы выясняли, какой молодые люди видят идеальную страну. До 2014 года они видели в качестве идеала Советский Союз, где были своего рода «американская мечта», бесплатные медицина и образование, всех устраивали на работу, и все улыбались. А в 2014 году после ситуации с Крымом молодые люди решили, что Россия такая же великая, как СССР.
– Можно ли говорить о том, что молодежь, при наличии сегодня большого количества источников информации, которые можно сравнивать, стала легким объектом манипуляции?
Валерия Касамара: Да, ведь в эти источники зачем-то нужно заглянуть и сопоставить их, а это же не entertainment (развлечение). И если возникает сомнение, то нужно знать, где найти нужную информацию, для поиска источника тоже нужен определенный уровень знаний.
– С вашей точки зрения, почему порой в школах исторический период 90-х годов дают учащимся для самообразования, и каким последствиям это может привести?
Валерия Касамара: Учителя не знают, как об этом периоде рассказывать, поэтому им гораздо проще повторить, к примеру, параграф про расселение древних славян.
– Когда проснется интерес к тому, чтобы объективно изучить и понять период 90-х?
Валерия Касамара: Когда у людей появится смелость сказать, что «вот это плохо, а это хорошо». Мне кажется, людям должно хватить силы и мудрости для правильных оценок.
Анна Сорокина: Когда мы перестанем смотреть на 1991 год как на геополитическую катастрофу и когда пройдет ностальгия старшего поколения.
Поделились эксперты и своими впечатлениями от посещения Музея Б.Н. Ельцина.
– Для меня это музей истории моей молодости, – говорит Валерия Касамара. – Я помню, как происходили те события, о которых в нем рассказывается. Попадая в музей, вспоминаешь все то, что было прочувствовано когда-то. К примеру, когда ты видишь афиши спектаклей, на которые ты ходила, то все это проносится перед твоими глазами. Просыпается ностальгия, освежаются факты, и это подталкивает к рассказу об этом, в том числе своим детям. Вообще у нас дефицит передачи информации из уст в уста, того, что называется oral history. Конечно, в 90-е большая нагрузка легла на плечи наших родителей. Также я помню, как вместе с другом, взяв санки и талоны на сахар, стояла в очереди, и на все талоны моей большой семьи удалось получить большой мешок сахара, который мы потом везли на санках. И это был 1992 год, по сути совсем недавно. У меня был очень либерально настроенный отец, и первую «прививку демократии» я получила в семье. Еще до 1991 года мы играли в Перестройку, ощущалась эйфория. Помню, я пришла к директору школы и стала объяснять, что у нас гласность и демократия, и нам должны предоставить рабочие места, потому что мы хотим работать и зарабатывать. Директора я этим повергла в шок, она поинтересовалась, где она возьмет для нас рабочие места. Но мы все-таки выторговали у нее проведение ярмарки, где мы торговали, зарабатывая на карманные расходы. Помню также, как мы ездили к «стене Цоя» на Арбате, как пели там песни. Это была волна, которая давала возможность все пересмотреть. И это импонировало молодежному настрою, потому что молодежи свойственно отрицание. У нас не было жажды стабильности. Многие молодые люди поняли тогда, что можно не учиться, а пойти на рынок торговать. Эти люди стали «потерянным поколением», и сейчас мы чувствуем разрыв между профессионалами старшего возраста и тридцатилетними, а 40-45-летних профессионалов не хватает.
– Экспозиция музея меня впечатлила, – говорит Анна Сорокина. – В некоторых залах бежали мурашки по коже, и было трудно сдержать слезы. Я много преподаю, особенно для студентов первого курса, которые совершенно ничего не знают про 90-е. В Музее Ельцина у меня возникло желание привезти сюда студентов. Мне кажется, что Президентский центр Б.Н. Ельцина – пример того, как современной молодежи, поколению визуалов, можно рассказывать про историю. Через такие музеи мы сможем донести до молодого поколения историю своей страны. Музей Ельцина мог бы изменить многое в их восприятии.
