Правозащитник, уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова в онлайн-цикле Ельцин Центра «Школа выживания: опыт есть» рассказывает о нелегких буднях правозащитников, вынужденных заниматься проблемами граждан, попавших в непростую ситуацию в связи с пандемией.
Интервью записано 15 июня 2020 года.
Опасен ли вирус для прав и свобод?
Вопросы ограничения прав и свобод граждан в ситуации пандемии мы обсуждаем в том числе и на международном уровне. Например, в рамках «Петербургского диалога» мы консультировались с ведущими правозащитниками мира (среди которых есть и российские, разумеется), говорили о том, нет ли у нас в этом смысле больших перегибов по сравнению с другими странами, в частности, конечно же, с партнерами по диалогу – с немцами. Но они иногда не понимали вопросы наших правозащитников, например, вопрос Евы Меркачевой, запускают ли общественников контролировать в это время тюрьмы. Они были удивлены: «Как же можно контролировать тюрьму, там же изоляция, мы можем занести инфекцию – это раз, а, во-вторых, мы сами сидим дома, мы дружно сидим дома».
То есть наше общество оказалось, на мой взгляд, гораздо активнее и гораздо протестнее по поводу соблюдения разных свобод. То ли оно всегда таким было, то ли мы с вами очень неплохо поработали в этом направлении.
Мы вместе с иностранцами выработали свою Правозащитную дорожную карту в сфере ограничений. И они и мы озабочены некоторой чрезмерной «оцифровкой» населения. У нас очень многие люди в кругах, близких к правозащите, серьезно обеспокоены тем, что их везде уже могут найти, отследить, и такие примеры мы уже видели в Москве и Московской области.
Как вернуться из-за закрытой границы?
Мы (правозащитники Свердловской области) в эту дорожную карту внесли пункт, касающийся ответственности государства за возвращение человека на родину. Вы знаете, первое время у нас (и, оказывается, не только у нас) власти очень осторожно относились к тому, что они должны направлять самолеты за рубеж, чтобы забрать своих граждан. В этом направлении была проделана огромная работа, вы это знаете. И опять у меня сегодня, надеюсь, последнее письмо из Шри-Ланки о том, что 40 человек уральцев везут в Москву, а они хотят сразу к нам.
Все последнее время я очень много занималась мигрантами – эта проблема возникла одной из первых, и в первые два дня у нас просто не замолкал телефон, я даже сожалею, что мы это все не сняли на пленку. Люди просили о помощи, они мою фамилию знали, телефон мой знали, и они звонили, звонили, звонили с одним вопросом: «Как нам уехать?» Таджикистан был закрыт для въезда, поначалу и Киргизия не впускала своих, и наш губернатор, как вы знаете, проплатил самолет, который полетел туда за нашими туристами и теми, кто выезжал на сборы, и мы всех смогли забрать.
С большим трудом отправляли мы мигрантов в Таджикистан, их поддерживали и консульства, и диаспоры, но проблем было очень много. Каждый раз это личное письмо губернатора министру иностранных дел. Вывозили даже через военный аэродром 201, к счастью, армия принимала. Вроде бы более благополучно все складывалось у узбеков, но и сегодня еще есть желающие, не буду называть цифры, это несколько тысяч, улететь в Узбекистан на родину, потому что им неспокойно за семьи в условиях короновируса, им непросто здесь выжить, потому что закрылись многие предприятия.
В эти дни я поняла, что очень тяжело выжить в другой стране. Даже в благополучной Америке – вы знаете, что целый самолет прилетел прямо в Екатеринбург из Нью-Йорка. Поэтому я все-таки советую всем, кто покидает страну даже на короткое время, обязательно не только иметь страховку и знать контакты турфирмы и телефоны родственников, но и зарегистрироваться на сайте Госуслуг. Были такие ситуации, когда мне удавалось с помощью МИДа сажать людей в самолеты, и они вылетали только благодаря тому, что у них все было благополучно с регистрацией на сайте Госуслуг. Казалось бы, мелочь, но это надо понимать.
В то же время мы считаем, что это прямая обязанность родины – вернуть своих граждан домой. И это вошло в дорожную карту в том виде, в котором предложили мои сотрудники и я. И это одобрено всеми странами, которые участвовали в составлении Правозащитной дорожной карты по выживанию. Многим кажется, что нет такой проблемы – есть такая проблема, очень серьезная проблема, особенно в условиях, когда закрыты многие страны, закрыты границы, и Германия это подтверждает, и Франция это подтверждает.
Поэтому тема номер один для тех, кто оказался не в своей стране – ты должен понимать, что родина обязана тебя принять, а если родина говорит, что мы не берем в связи с инфекцией, ты все равно должен бороться и защищаться. Очень трудно защититься в чужой стране, это мне рассказали все, кто к нам вернулся. Видели бы вы, сколько мы обсерваторов заполняли, по пять работали одновременно. Это была первая тема, которая у нас звучала все это время.
На что жить в карантине?
Когда случился обвал, и люди поняли, что у них нет никаких средств к существованию, мы вновь обратились к государству. И здесь надо тоже иметь в виду важность правильно и своевременно оформленных документов. Вы знаете, что в этот раз наше государство работало без бюрократизма. Кто получал по десять тысяч на своего ребенка очень сильно удивлялись, и просто единицы имели какие-то бюрократические проблемы, остальные получили так быстро, что не ожидали. Но конечно же были те, у кого нет СНИЛСа – ну что я могу тут сказать, в государстве идет отчетность, мы с вами – не просто фамилия, имя, отчество и год рождения, которые часто совпадают у разных людей. Мы – это документ, по которому ты получишь любую помощь – СНИЛС.
Я помогала в работе «горячей линии», которая была заявлена на сайте президента. В апреле, я точно помню, было 56 обращений, и это как раз были обращения, связанные с бедностью, это действительно тема тяжелая. Я не очень ее люблю, потому что в Свердловской области мы как-то больше все-таки бедность относим к сфере социальной политики. Из всего, что пришлось в этой связи предпринять, я сделала один единственный вывод: не всегда возможно и правильно уповать только на юридические нормы. Например, пришлось разбираться в такой ситуации: вчера еще все было благополучно в семье, и вдруг муж умирает, дальнобойщик, от коронавируса, а жена никогда не работала, а у нее третий ребенок родился; и она дальше не знает, что делать, она похоронила мужа на то, что было, и все. «Даже нечем кормить детей», – пишет женщина из Мордовии. Я попросила здесь помочь своего коллегу, и он ответил, что правительство Мордовии передало этой семье козу с козлятками, еще какую-то живность, они с удовольствием согласились это взять. То есть это по линии уполномоченного по правам человека удалось сделать.
Тяжелее сегодня, на мой взгляд, среднему классу, намного тяжелее – они получили меньше поддержки от государства, каждый выживает как может. А вот бедные, которые, в принципе, всегда рассчитывали на какую-то хоть маломальскую помощь государства, ее получили. Другое дело – как выжить с такой маленькой помощью сейчас, когда все дорого, когда все непросто, но здесь я все-таки по-прежнему уповаю на то, чтобы родители были более рациональны и все пять тысяч, которые полагаются ребенку, тратили именно на ребенка. Да, мне все говорят, что на тысяч в месяц прожить очень тяжело, я это понимаю, но предполагается, что еще какие-то другие выплаты есть на детей, и на все эти деньги в совокупности ребенок может выжить за счет государства, когда другого способа выживания нет.
Как пережить изоляцию в семье?
Я на себе не испытала, что такое выживание в семье, где все уже надоели друг другу и устали, потому что я все это время активно работаю, и как раз от меня были изолированы и внучка, и все остальные члены семьи. Меня чуть было не признали контактной, когда уехала киргизская семья в Киргизию и оттуда пришло известие, у девочки из этой семьи, которую мы, что называется, посадили в самолет, подозрение на коронавирус. И тут нас 30 человек контактных нашли, но слава богу ни у нас, ни у них потом вируса не обнаружили, просто у девочки была повышенная температура, но все нормально обошлось. Как раз в связи с этим я очень серьезно изолирую сама себя от домашних. Но тем не менее знаю, что тем, кто честно вел режим самоизоляции, было очень тяжело. Для таких людей есть очень интересные советы, в том числе на нашем сайте. Мне кажется, я к таким людям не отношусь, мне бы лишь бы были близкие, и я бы, мне кажется, вытерпела все, только бы они были.
Не могу сказать, что у нас сильно выросло количество обращений по поводу домашнего насилия. Может, мы какая-то особая территория, но у нас вся жестокость связана с пьянством и алкоголизмом. Почему губернатор торговлю алкоголем ограничил до 19 часов? Одна из главных причин – большое количество писем, что во дворах скапливается много людей, которые вечером любят постоять компанией, выпить. Если днем ты пришел за спиртным и вернулся домой, то вечером с такими покупками люди собираются шумные компании.
Что взяли из мирового опыта?
На международных конференциях мы внимательно рассматриваем и исторические аналоги, и современные географические аналоги, и что мы видим: первое – очень высоко ценится помощь добровольцев во всем мире, и нельзя от нее отказываться. Те государства, которые уповают только на государственную заботу о человеке, не прибегая к помощи неправительственных организаций, не учитывая позицию гражданского общества, теряли больше людей, у них возникали паникерские настроения и даже более того, люди у них выходили на улицы в очень растревоженных настроениях. И первая практика, которая считается и исторически, и географически подтвержденной – это важность добровольчества, волонтерства в период любой беды. Расчет только на помощь близких не всегда оправдывается по разным причинам. Например, в Свердловской области внутрисемейное заражение стоит сегодня на первом месте – где-то один подцепил и все остальные тоже заболели. И в какой-то степени, в каких-то ситуациях волонтеры могут помочь уберечь ваших близких от инфекции. Вот это первый опыт, который учитывать просили все, в правозащитном сообществе это ставится все-таки на первое место.
Второе, что ценится – это все-таки различного рода обсервации и изоляции, как бы критично не относились к этому российские правозащитники. Медицина знает только одно: чисто вымыть руки, изолироваться и жить в изоляции. Неужели мы ничему другому не научились? Эту тему очень серьезно изучали правозащитники, и вы знаете, что Швеция идет своим путем, они все-таки не требовали особой изоляции. По статистике у них смертельная составляющая очень серьезная, но шведская правозащита по-прежнему говорит: мы не старались, чтобы свободы были как-то ограничены.
Каждый из нас будет делать свои выводы, но, если говорить об исторически сложившейся практике, то все-таки тема обсервации и изоляции остается актуальной многие столетия. Эта тема подвергается серьезной критике со стороны российской правозащиты, но к этому очень спокойно относятся австрийцы, очень спокойно на это реагируют немцы, все они считают, что это нормально.
Защищаем здоровье или свободу?
Абсолютно правильный вопрос, потому что какая-то грань есть, и она может быть нарушена, прежде всего силовым блоком: если ты хочешь остановить, задержать любого человека, то ты можешь это сделать под тем предлогом, что (с точки зрения правоохранителей) он что-то нарушил. Мы это очень хорошо понимаем, и где можем, пытаемся разъяснить, что в сегодняшних условиях мы не должны быть по разные стороны баррикад, мы вместе переживаем пандемию.
Мне нередко в последнее время приходится отвечать на вопрос очень важных людей, занимающихся бизнесом, которые говорят: «Вы считаете, что это правильно, что мой бизнес разрушен, многие люди лишились работы ради жизней нескольких десятков человек?». Я бы хотела подчеркнуть, что российское государство и президент России выбрали все-таки человека и его право на жизнь. Был выбран жесточайший режим ограничений, который, к сожалению, не помогал процветанию бизнеса, а ставил его в угрожающую ситуацию, и я думаю, что президент это понимал, но ставил на первое место человека. И то же сделал губернатор Свердловской области, которого подчас критикуют люди, которые хотели бы, чтобы уже сегодня бизнес вернулся к работе в полном объеме, к примеру, чтобы открылись торговые центры. Чтобы люди, которые там работали, вернулись к нормальному образу. Но губернатор по-прежнему ставит на первое место сохранение жизней наших граждан. Многое было предпринято для борьбы с угрозой, и сегодня мы уже можем надеяться, что ничего страшного не произойдет, что мы уже чему-то научились, сумели принять нужные меры, и у нас не будет такой ситуации, когда не будет хватать мест, извините, на кладбищах. Мы уже видим, что нас ждет дальше, понимаем, что надо беречься, мы как-то научились это понимать и с этим бороться, справляться с этим.
«Уроки вируса»
В последнее время я в своих докладах много критиковала наше здравоохранение, и теперь начинаю понимать, что не зря – во-первых, не надо было так уж сильно все сокращать, потому что пришлось невероятными усилиями, «на ходу», все это восстанавливать, вспоминать. Тут прежде всего заслуга наших врачей, которые это осилили, не имея поначалу даже особых рекомендаций от ВОЗа. С 18 марта, когда поступили первые больные в 40-ю больницу, они начали лечить и спасать людей, опираясь на свой опыт и знания. Мы должны сейчас сделать вывод, что у нас все-таки есть не самое плохое прошлое. Во-вторых, мы в очередной раз увидели, что мы все-таки в состоянии мобилизоваться, что всегда было свойственно нашему безалаберному народу в трудную минуту, мы все-таки способны не только выживать, но и думать о будущем. И третье, что я бы хотела подчеркнуть – мы все-таки по-прежнему остаемся особым народом, который не может ИВЛ забрать у своего соседа со словами: «Я проплачу, только дайте аппарат мне». То есть мы все равно как-то думаем друг о друге, мы пытаемся помочь.
Я думаю, что переоценка сложившейся в государстве системы у нас состоялась, мы поняли, что мы не самое страшное государство, как нам казалось, когда мы критиковали разные аспекты нашей жизни. Все равно вспомнили о людях, сделали какие-то выплаты, и сделали это достаточно быстро, не так забюрократизировано, все равно начали лечить как умеем. Те сбои, которые были в здравоохранении, и на которые жаловались люди, были связаны больше с логистикой, то есть не с врачами, а с организацией здравоохранения.
Я к осени подготовлю специальный доклад уполномоченного по правам человека «Уроки вируса», в который мы будем вносить то, что люди пишут в своих обращениях. Есть ведь и благодарности врачам, есть такие истории, как недавняя, когда мне написал человек, который, в общем-то, попрощался с жизнью, но потом попал в руки Анны Овчинниковой – заведующей 6-м инфекционным отделением, и благодаря этому он уже вылечился и выписан из больницы здоровым. Что мне делать с такой почтой? Мы ведь привыкли замечать только негатив: врачи жесткие, врачи не такие. Было, конечно, и такое, что «Скорая» не знала, куда больного везти, его нигде не принимали – одни перегружены, другим нужен обязательно анализ на коронавирус, и так далее. Иногда критиковали больше, чем хотелось бы, пытались всех вокруг обвинить. Но ведь сам по себе коронавирус – это нештатная, нестандартная ситуация. Но не тупик! Мой девиз – выход есть из каждого тупика.
Поэтому, когда буду готовить специальный доклад уполномоченного по правам человека, я попробую понять и зафиксировать, чему нас научил коронавирус, что помогало жить, что мы должны просто спасать и защищать, а не подвергать никаким реформам, как мы это делали. Мы должны просто прекратить все эти оптимизации инфекционных лечебных учреждений, коронавирус показал, что инфекция не считается ни с какой реформой, она либо есть, либо ее нет, и это надо понимать.
Я буду рада той почте, которая ко мне еще придет, она вся поможет мне подготовить этот доклад по урокам коронавируса, поможет показать, что полезного мы должны извлечь из этого тяжелого трехмесячного, практически вырванного из жизни куска, чтобы эти уроки не были напрасными.
