В Образовательном центре Ельцин Центра 15-17 марта литературный критик, главный редактор журнала Historicum Константин Мильчин прочел цикл лекций «Субъективная история современной русской литературы», посвящённый новейшей российской и иностранной литературе.
Представил лектора руководитель Образовательного центра Денис Корнеевский. Он рассказал, что выступавшая в феврале с курсом лекций известный литературный критик Галина Юзефович назвала свой короткий список критиков, освещающих книгоиздание, куда Константин Мильчин вошел одним из первых. По мнению самого Мильчина, он относится к немногочисленному сообществу, всего 20-30 человек на всем пространстве России, которые профессионально читают книжки, а потом пишут об этом статьи и комментарии в сетях. Идея создать подобный курс лекций не от профессионального преподавателя, филолога или искусствоведа, а именно от читателя, находящегося «в поле» чтения, возникла у Департамента культуры московского правительства.
Курс адресован читателям, которые читают постоянно, много и с удовольствием. Он посвящен прежде всего жанрам новейшей литературы, ее эволюции начиная с 90-х годов, громко прозвучавшим авторам или незаслуженно оставшимся в тени, ключевым темам, а также литературному процессу в России и в мире, и таким институтам, как книгоиздание, литературные премии, мэйнстрим, бестселлер, мода в литературе. Однако посетили лекцию не просто читатели, а библиотекари, университетские преподаватели, редакторы региональных издательств, известные и начинающие блогеры, их собратья в периодике – колумнисты, журналисты, ведущие читательских колонок и представители других творческих профессий.
– Особенность русской литературы, – считает Константин Мильчин, – в том, что она имеет не очень глубокие корни. В том смысле, что она довольно молода, насчитывает два века, и потому у нее нет длинной истории, как, например, у английской или французской литературы. Вся наша культура – музыка, живопись, литература – это два-три века. Потому, что в петровское время было отторгнуто все, что было создано до того, и началось зарождение новой культуры. По литературе это очень видно. Максимум, куда может заглянуть автор в поисках сюжетов, историй, устойчивых выражений, героев, фраз, цитат, понятий – это немного за Пушкина, и не далее Фонвизина и Карамзина. Никто уже сегодня ничего не может сказать про их современников Антиоха Кантемира, Михаила Хераскова, Ивана Лажечникова. Те немногочисленные памятники литературы, что мы проходим в школе, – «Повесть временных лет» и «Слово о полку Игореве» – присутствуют в нашем базовом сознании и культурном коде, но не оставляют такого заметного следа, как скажем «Кентерберийские рассказы» того же времени в английском культурном коде.
Литература черпает образы, сравнения, метафоры в самой себе, и в этом смысле недолговечность российской литературной истории, может быть не мешает, но оказывает особое влияние. Пушкин ищет вдохновение в тенденциях мировой литературы, заимствует из Шекспира, но его мало знают за границей. Иностранцу трудно объяснить, чем уникален Пушкин, потому что, прежде всего, это язык. А вот далее в российской литературе происходит чудо, кембрийский взрыв – литераторов было мало и вдруг их стало много. Русская литература становится центральной литературой мира на целые пятьдесят лет. Вплоть до смерти Толстого, про которого говорили, что в России два царя: Николай II и Толстой, неизвестно, кто влиятельнее. Только-только родившись, русская литература стала ведущей литературой мира. Это явление создало завышенные ожидания. Казалось, что российская литература и ее авторы всегда будут интересны миру. Российские авторы по-прежнему интересны миру, как преемники великой литературы. Однако ни ХХ век, ни начало XXI века не породили писателей равнозначных гению Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова.
– К сожалению, – утверждает лектор, – мы больше ничего подобного не смогли предъявить миру. Претендуем на лидерство в мировой литературе, но по сути, мы сильная региональная литература. У нас сложный, труднопереводимый язык. Мы недостаточно оригинальны, но при этом и недостаточно банальны. Мы не научились описывать себя. У нас совершенно особенное отношение к писателю: как к учителю, пророку, адвокату, мудрецу. Писатель – властитель дум, выразитель общественного мнения, народный заступник. От писателей, как от прогрессивных людей, ждут идей по переустройству общества. Книга – необходимый атрибут успеха. Был период, и он еще не закончился, когда все писали книги. Это было модно. В этом тоже особенность российской литературы. Все помнят эпизод, когда Григорий Чхартишвили, он же Борис Акунин, в знак протеста предложил «Контрольную прогулку» по Бульварному кольцу. Вышло сорок тысяч человек. В нашем культурном коде заложено уважение к слову, писателю, писательскому труду.
Мильчин отмечает, что известный всему миру большой русский роман, начавшийся со Льва Толстого в XIX веке и закончившийся на Михаиле Булгакове в ХХ, переживает трудные времена. С одной стороны, роман не убили ни театр, ни радио, ни кино, ни телевидение, его не убил даже интернет. С другой стороны, время культурного досуга сократилось и у чтения появилось большое количество альтернатив. В последнее десятилетие значительный кусок от читательской аудитории романа откусили зарубежные интеллектуальные сериалы.
Еще одна проблема – кризис тем. Лет пятнадцать с нашим обществом ничего не происходит. Общество зациклено на своих крошечных проблемах, которые ему самому надоели. Содержание большинства хороших книг можно свести к одному вопросу: «Что с нами случилось в 1991 году?». Это действительно важный вопрос. И Борис Акунин, пишущий про то, какой прекрасной была жизнь при Александре II, и Захар Прилепин, описывающий 90-е, отвечают на тот же вопрос: «Что с нами случилось в 90-х?». Это не распад Империи, тема, близкая многим народам и государствам. Это нечто большее для всех нас. Мильчин предлагает не застревать в нашем трагическом прошлом и шагнуть вперед.
И тут же констатирует: вся мировая литература стоит на пороге качественного, жанрового, смыслового скачка – на пороге четвертой печатной революции – переходу к электронной книге и медленному снижению роли автора. Тексты множатся и теряют свою принадлежность. Думали, что электронные книги вытеснят бумажные, а выяснилось, что одни и те же люди заказывают и бумажные, и электронные книги. Социология этого до конца не изучена. Но в мире уже есть школы и классы, где полностью исключена бумажная книга. Когда вырастет это поколение, оно потребует другие книги – полностью интерактивные. Сейчас совершенно исчезли книги с картинками, а раньше было принято иллюстрировать повести и романы. Электронные книги и вовсе не имеют иллюстраций, если это не Non-fiction с фотографиями. Книга будет интерактивной в течение самого короткого времени. На фоне общей инфантилизации подрастающего поколения могут появиться и многочисленные иллюстрации, и оживающие картинки, как в «Гарри Поттере», и гифки.
По предположению лектора, книгу постигнет судьба винила. Казалось, что у него нет будущего. А он не только возродился, но и стал элитарным качественным продуктом, который мы бережно храним дома и слушаем в исключительных ситуациях. Все остальное, цифровое, мы слушаем в машине, общественном транспорте, на отдыхе, в дороге.
– Будут продаваться в книжных бутиках книги роскошного качества с обложками из кожи кенийского козла, – пошутил лектор.
Второй день Константин Мильчин посвятил литературным премиям: от самых больших денежных – как Нобелевская, до самых изысканных.
Третий день курса лектор посвятил темам, которые стали магистральными в отечественной литературе. И в третий же день посетил Музей Б.Н. Ельцина.
– Обращает на себя внимание анимационный фильм в самом начале. Потрясающая техника уральских самоцветов. Есть несколько выразительных метафор, например, с Петром I, где рубят корабельные сосны и щепки летят. Подкупает нетипичное, отстраненное повествование и попытка вести поиск свободы русским народом от Новгородского вече. Конечно, присутствует некоторое упрощение, но фильм очень симпатичный и, конечно, он очень классно сделан. Забавно, что все политические деятели такие богатыри. Ленин просто атлет. Горбачев выглядит как интеллигент из качалки. А дальше начинается музей. Он очень крутой, у нас мало похожих музеев. Но уже хочется больше интерактивности. Хочется не просто сфотографироваться рядом с бронированным лимузином, а уже и залезть в него и чего-то там повертеть. Хочется посидеть в президентском кресле и сфотографироваться в нем. Я понимаю, что оно олицетворяет священность власти, но это-то и круто – увидеть себя на месте президента.
Все очень здорово, и сам Ельцин Центр, и все что в нем находится, и весь квартал Ельцина производит впечатление. Главное, чтобы все это не стояло на месте, а продолжало двигаться вперед, – сказал Константин Мильчин.
