«Школа медиаграмотности» для всех

В образовательных аудиториях Ельцин Центра в Екатеринбурге 30 сентября состоялось открытие III «Школы медиаграмотности» под девизом «Про новости – грамотно!» Проект, адресованный студентам немедийных специальностей, проводится при участии Высшей школы экономики, фонда «Либеральная миссия» и Президентского центра Б.Н. Ельцина.

Медиаграмотность населения – неотъемлемая часть структурной работы медиа. Говорить о ней стали после серии решений ЮНЕСКО, в конце 70-х годов. Информационная грамотность позволяет эффективно искать, оценивать, использовать и создавать информацию во всех сферах жизни для достижения различных целей. Каждому современному человеку – тому, кто постоянно производит и потребляет информацию, медиаграмотность служит гарантией от информационной перегрузки и манипулирования.

– Для нас это практически социальный эксперимент: мы хотим, чтобы молодые люди умели смотреть новости, отличали новость от фейка, схватывали смысл между строк, – рассказывает Анна Качкаева, куратор проекта, профессор Высшей школы экономики. – Медиа – не зло, а инструмент создания необходимой государству картины жизни. Чтобы не быть орудием рекламы или пропаганды, каждому необходима новостная грамотность. Сегодня у нас ликбез – мы ликвидируем новостную безграмотность.

Анна Качкаева представила спикеров «Школы медиаграмотности»:

– Мы признательны Ельцин Центру и «Либеральной мысли», которые дают нам возможность ездить по стране, собирать вас и общаться. Мы будем с вами много рисовать, вырезать и клеить. Я прошу вас выбрать цвет, который передает ваше эмоциональное состояние. Каково ваше внутреннее ощущение, какие желания? Попытайтесь сформулировать их для себя. И еще один важный момент – я объявляю локаут и прошу вас отключиться от телефонов, не обсуждать новости друг с другом, не проверять социальные сети, никуда не заходить и желательно ни с кем не говорить по телефону. Да вам и некогда будет. На одной из лучших мультимедийных, музейных и культурно-просветительских площадок в стране – в Ельцин Центре – вас ждут четыре увлекательных дня лекций, игр, кейсов, показов, дискуссии с преподавателями Высшей школы экономики Светланой Шомовой, Анной Новиковой, Анной Колчиной, Александром Архангельским, Светланой Сорокиной.

Пройти «Школу медиаграмотности» съехались студенты из разных городов страны. Более тридцати учебных часов, эксклюзивного учебного материала, научно-практических занятий, тренингов, посещение Музея Бориса Ельцина, интеллектуальные штурмы. Во время учебы участники Школы были отключены от внешнего мира.

Но для гостей Ельцин Центра преподаватели школы сделали исключение и провели открытые лекции для всех желающих.

От Алексея Михайловича Тишайшего до наших дней

Светлана Сорокина – известный журналист, автор книг, посвященных благотворительности, сделала экскурс в историю благотворительности в России и затронула тему освещения благотворительных мероприятий.

Она рассказала, что благотворительность появилась на Руси в виде богаделен для раненных солдат еще при отце Петра I – Алексее Михайловиче Тишайшем. При Екатерине II благотворительность приобрела светский характер. В нее были вовлечены не только церковь, но также дворянство и другие слои общества. Это было связано с развитием местного самоуправления и с тем, что забота о незащищенных слоях населения начала исходить от государства. Так, при Екатерине II возникли первые сиротские дома. Благотворительностью занимался внук Екатерины Александр I. Но все же расцвет благотворительности пришелся на вторую половину XIX века, особенно после реформ Александра II, когда начало активно развиваться купечество.

– В обществе появляются деньги, потому что необходимое условие для благотворительности – не только сочувствие, добрая воля, но еще и свободные средства. Развивается меценатство: финансирование купечеством, помимо богаделен и сиротских приютов, различных идей и образовательных программ, – напоминает Светлана Сорокина. – Возникают благотворительные сообщества, многие под патронажем членов императорской фамилии. В Санкт-Петербурге на некоторых зданиях до сих пор можно видеть символ призрения того времени – пеликан.

К 1914 году в Российской империи насчитывалось около 11 000 благотворительных организаций и программ. Сегодня в России зарегистрировано порядка 300 фондов.

– В 1917 году со сменой власти изменилось отношение к благотворительности – она стала буржуазным пережитком. После окончания Гражданской войны заботу о защите населения полностью взяла на себя Советская власть. Но даже в условиях сталинского руководства были попытки организовать независимую от государства помощь, например, голодающим. Так возник Помгол (Всероссийский комитет помощи голодающим), в который входили писатели, общественные деятели, экономисты и агрономы. Однако в силу того, что организаторы комитета не смогли в краткие сроки решить проблему, комитет был разогнан, а его участники репрессированы. При этом в прессе шло организованное по указанию свыше высмеивание и обличение Помгола.

В СССР существовали программы, которые хоть и были государственными, но мы можем рассматривать их как подвижнические, решающие большие социальные проблемы. Например, ликбез. Если в 20-е годы, на момент начала программы ликбеза, грамотных было около 30%, то к 1939 году – уже 90%. Ситуацию изменила Великая Отечественная война. Стало ясно, что помимо заботы государства о гражданах, нужна еще и мощная моральная поддержка, которую могла оказать церковь. Разоренная церковь занималась сбором средств, например, для постройки танковой колонны, а также для нуждающихся: сирот и калек.

– Из послевоенных организаций «негосударственного сектора» можно упомянуть «Фонд мира», занимавшийся сбором средств на поддержание борьбы за социализм и помощи угнетенным народам, – напомнила лектор, – и замечательное Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), возникшее в 1965 году, благодаря которому удалось сохранить и реконструировать многие памятники культуры. Во времена перестройки начинаются два параллельных и довольно быстрых процесса. Первый – распад СССР и как следствие – невозможность государства выполнять свои обязанности по социальной защите населения. Второй – рост свободы и расширение поля действия для общественных организаций. Одной из первых таких организаций стал «Российский детский фонд». В 1990 году Владимир и Татьяна Максимовы провели благотворительный телемарафон, посвященный помощи детям – это было совершенно новое явление на постсоветском пространстве, акция федерального масштаба. Собранные средства перечислялись в уже существовавший «Российский детский фонд». В это же время возникает еще ряд фондов, ориентированных в том числе и на сохранение культуры. После Первой Чеченской кампании появились организации, связанные с военной темой: они оказывают помощь родственникам пропавших без вести и попавших в плен, собирают деньги на выкуп попавших в плен, оказывают помощь военным пострадавшим в зоне конфликта и их семьям, помощь, потерявшим близких на войне.

Сорокина рассказала об опыте конца 90-х: когда стало ясно, что государству на очень многое не хватает сил, времени и денег, появляются фонды и программы, которые пытаются помочь детям в конкретных ситуациях. Например, при онкологических заболеваниях. Фонд «Подари жизнь» – сейчас уже большой и устоявшийся – его деятельность подкреплена авторитетом известных людей. Существуют и другие фонды, реализующие более узкие нишевые программы помощи детям не только при онкологических заболеваниях, но и при различных генетических отклонениях и нарушениях, при детском церебральном параличе.

– К «нулевым» годам журналисты крупных федеральных изданий начали массово писать о благотворительности. Сейчас много пишут и обращаются к этим вопросам. Это связано не только с появлением средств и готовностью общества, но и с тем, что журналисты нашли верный тон – научились говорить об этих проблемах. Раньше часто грешили сюсюканьем, слезливостью, излишней драматизацией. Публикации, которые мы видим сегодня, а очень многие хорошие журналисты пишут о благотворительности, демонстрируют нам другой язык.

Светлана напомнила, что после 90-х центральные телеканалы отказались от благотворительных телемарафонов. Их не было вплоть до 2012 года, когда произошло наводнение в Крымске. А в регионах подобные телемарафоны проводились периодически. В одном Светлана участвовала лично. Телемарафон проходил в Екатеринбурге и был приурочен к дню рождения «Четвертого канала». «Не смотря на сомнение в успехе и ужасную погоду, образовалась нешуточная активность, и «памперсами были обеспечены все нуждающиеся детские попы», – с теплотой вспоминала телеведущая.

Возвращаясь к главной теме, телеведущая рассказала, что долгое время журналисты не понимали, что важно удовлетворить потребность участия в чуде, которую и дает благотворительность, а давление на чувства и страшные истории могут заставить только отступить – ведь люди и так устают от этого в повседневной жизни, им не хочется быть участниками трагедии. Сейчас статьи о благотворительности больше напоминают истории, посвященные конкретному человеку, написанные простым языком, вызывающим эмоции и заставляющим задуматься. Многие периодические издания стали инициаторами появления благотворительных программ нового типа. Например, в «Коммерсанте» возникла постоянная рубрика «Окажите помощь», где размещал свои замечательные статьи Валерий Панюшкин – известный журналист, пишущий о проблеме благотворительности. Через десять лет журналистская колонка превратилась в организацию «Русфонд». Валерий Панюшкин писал «статьи-миллионники» об отдельных случаях, требующих большого объема денежных средств. Писал так, что человек чувствовал, если сейчас не поднимется и не сделает что-то, то потом в зеркало будет стыдно на себя смотреть.

– Несмотря на то, что тема благотворительности стала популярной, электронные СМИ, по-прежнему уделяют ей мало времени. Многие благотворительные проекты ушли в интернет, – анализирует Сорокина. – Например, на платформе «Планета» можно организовать сбор средств на какой-либо благотворительный проект, при этом можно видеть информацию о том, сколько денег необходимо и сколько уже собрано. Еще одно приобретение сети – платформа «Такие дела», организованная Андреем Лошаком и Дмитрием Алешковским, объединяющая возможность сбора средств и журналистские истории на ту или иную тему с помощью приглашенных звезд и хорошо продуманных акций. Лично мне понравился опыт «Линии жизни». Они провели акцию «Чья-то жизнь – уже не мелочь» – по сбору мелочи, которая копится по карманам, и которую не жаль вытряхнуть в общую копилку.

Светлана Сорокина привела: регулярно благотворительностью занимается около 10% населения всей страны, а милостыню подает 25%. Благотворительность – это что-то, что мы делаем добровольно, сознательно, безвозмездно. Милостыня – это зачатки личной благотворительности, с которой все и начиналось. По мнению телеведущей, наименьшее внимание уделяется благотворительности в сфере защиты прав граждан: освободившимся заключенным и просто людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.

В «нулевые» годы стало набирать популярность волонтерское движение и у нас. Например, программа по поиску заблудившихся и потерявшихся людей – «Лиза Алерт», или программа, объединяющая добровольцев, вызвавшихся тушить пожары. Эти движения ширятся, растут, но все же российское общество еще не приблизилось к масштабам дореволюционной благотворительности.

Твоя работа там, где твой компьютер

Анна Качкаева – журналист, медиакритик, профессор Департамента медиа Высшей школы экономики прочитала лекцию «Человек в современном медиапространстве» о том, для чего нужна медиаграмотность, и зачем гражданам «критическая автономия».

– Мы все больше движемся к «человеку коммуникационному», – начала Анна Качкаева, – мы все живем в пространстве, которое не является реальностью, а является коммуникационной медиа-средой. Люди, живущие в этой среде, все меньше видят разницу между медиа-средой и реальностью. Мы живем в пространстве, где все завязано на медиа и логике коммуникации, визуальности и интерактивности, необходимости соотноситься с этим виртуальным пространством и включаться в него. Этого не надо бояться, с этим надо научиться жить.

Современный россиянин получает глобальные новости на свой смартфон, но выглядит это зачастую как новостийный сериал. Главные телеканалы превратили трагические новости в сериальный продукт, за которым можно наблюдать онлайн. Это началось, считает лектор, еще во время знаменитой операции «Буря в пустыне» (один из эпизодов «Войны в заливе» 1990-1991 гг.). Она шла практически в прямом эфире. Это включения в войну, за которыми следят миллионы граждан, сидящих на диване с пивом. Война в этой интерпретации выглядит даже не совсем войной: зрители не включены в нее физически.

Вероятно поэтому многое из сферы противостояний сегодня переходит в сферу коммуникаций, и сами медиа становятся важными в различных конфликтах. Подобные замещения связаны с тотальным проникновением медиа в нашу реальность. Уже сейчас появляются автоматизированные журналистские редакции, где некоторые тексты пишут роботы – как правило это заметки, связанные со статистической информацией. К их помощи часто прибегают спортивные журналисты. В настоящее время стала возможной верификация высказываний политиков и депутатов: для этого достаточно взять голосовой отрывок, вставить его в строку поиска и с помощью специальной программы проверить, истинно или ложно высказывание представителя власти.

С цифровыми данными работают все, кто называют себя «расследователями»: они работают с базами данных различных учреждений, данными, полученными от дронов.

– Можно ли назвать WIkiLeaks журналистикой? – продолжает Анна Качкаева. – Нет, это большое количество «сырых» необработанных данных, но они дают возможность для дальнейших журналистских и гражданских расследований. В мире идет процесс «уберизации» – работы без посредников, когда клиент контактирует непосредственно с исполнителем заказа, а оплата производится электронно. Это связано с экономикой и изменением нашего отношения к работе. Мы по-другому работаем, у нас другой работодатель, нам не нужен посредник. Это рождает другую креативность, поэтому мы все чаще говорим об экономике впечатлений и о режиссуре этой экономики, для которой нужны другие специальности. Кстати, «уберизация» экономики позволяет нам больше не быть привязанными к рабочему месту и рабочему времени.

Получается, там, где wi-fi, там и редакция. Можно не иметь офиса, потому что писать можно из любой точки планеты и передавать затем эту информацию куда угодно. Остается вопрос, как макетировать, как продавать и как продвигать полученный продукт. То же самое касается пользовательских сервисов. Например, предпочитаемый молодежью сервис LookAtMe – его владелец и редактор признался, что деятельность сайта приостановлена: робот просто выводит на сайт статьи, набравшие «лайки», а редакторы одобряют их размещение на сайте. Никто не обращает внимания, каким временем написаны статьи. Робот в свою очередь производит ротацию материалов, и создается ощущение, что медиа живет, а журналисты пишут. Сайт работает как набор материалов, которые мы читаем каждый день, принимая их за свежие и актуальные. Это касается и фильтрации социальной сети, когда пользователь персонализирует свою ленту, «лайкая» определенные материалы.

Виртуальный мир заставляет нас бесконечно вспоминать ситуацию игры: мы все время «лайкаем», проходим тесты, нам интересно кликнуть на появившийся на экране баннер и посмотреть поближе картинку. Это нормально, все мы люди играющие. Если дети с помощью игры проигрывают определенные сценарии, то взрослые, отчасти вспоминая свое детское состояние, работают с информацией, новыми впечатлениями и жизненными задачами. Качественно меняется работа со смыслами и с продвижением идей.

– Что значит этот глобальный символический жест, – спрашивает Качкаева у слушателей, – когда концерт симфонического оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева происходит на руинах Пальмиры. Он явно ритуальный, демонстрирующий победу над варварами, уничтожающими памятники цивилизации. Когда в XX веке говорили об «обществе спектакля», невозможно было заподозрить, что благодаря новым технологиям спектакль станет глобальным, а включенность зрителей в это ритуальное действо увеличится.

Все, что влияет на систему современных медиа, связано с изменившейся коммуникационной средой от реального времени до виртуальной реальности и мобильных СМИ. Новый коммуникационный порядок связан с продажей эмоций, с огромным объемом информации, с невероятными скоростями поступления информации. Люди живут в визуализированном пространстве, и это указывает на представление человечества о самом себе, о коммуникации с миром, о том, как выглядят отношения людей между собой и видимым пространством. Медиасреда становится все более чувственной средой. Сегодня можно говорить об одушевленных медиа, тем более что медиа все более становится продолжением жизни человека. Общество все больше говорит картинками и все меньше звуками. С одной стороны, язык картинки гораздо более доступен, а с другой – он гораздо более унифицирован.

Превращение жизни в виртуальную происходит и в контексте драматургии кино и телевидения – это новые форматы сериалов, снятые про то, что происходит на экране планшета, как в фильме Тимура Бекмамбетова «Убрать из друзей».

Несмотря на развитие новых медиа, в большинстве стран телевидение по-прежнему важный, особенно для старшего поколения, источник новостей. В России большинство смотрит новости на первых трех каналах. Телевизионные новости комментируют новости из сети. Так, в связи с трагедиями в интернете могут появляться абсолютно фейковые истории и даже сайты, где объясняется, что же происходит «на самом деле». Эти источники под давлением валовых накруток исчезают, но остаются комментарии, в которых серьезные люди начинают рассуждать про всеобщий заговор. Возрастает проблема верификации того, то мы видим в сети.

Анна Качкаева объясняет, как проверяются новости в сети.

Сui prodest – ищи, кому выгодно

Александр Архангельский – журналист, писатель, ведущий программы «Тем временем» на канале «Культура», профессор Департамента медиа Высшей школы экономики в своей лекции «Культурная политика. От бессистемной модернизации к систематической архаизации – что дальше?» представил динамику актуальных культурных репрезентаций на основе анализа российских медиа.

Вместе со слушателями он попытался определить некоторую логику в системе конфликтов, происходивших вокруг культуры в последние годы, понять, что за этим стоит, что из этого следует, а уже потом определиться, какую позицию готовы занимать слушатели.

Архангельский подчеркнул, что понятие «культура» несомненно шире, чем понятие искусство. Говоря о культуре, ее не следует делить на хорошую и плохую. Культура – это среда обитания, в ней есть все, что нам необходимо, но надо считаться с тем, что она подчиняется определенным законам, которые не вечны, но долговременны. Понятие культуры достаточно позднее. В европейском словоупотреблении оно появилось в 90-е годы XVIII века. В это время о культуре начинают говорить не как о возделывании почвы, а как о некоем применении человеческого духа. Восемнадцатый век – это практически сегодняшний день. Понятия «культурные ценности», «традиционная культура» появились совсем недавно. Нет ничего более нетрадиционного, чем традиционная культура.

Культура – это все институты, которые отвечают за производство смыслов. Сюда относится и телевидение, и образование. Со сферой культуры так или иначе связаны конфликты и скандалы в культуре последних лет.

– Раньше мы как будто бы не замечали этих скандалов, и они были уделом людей, вовлеченных в эту сферу, – констатировал лектор. – И вдруг они стали очевидны для общества. Для сравнения, 21 год назад – в 1995 году художник Александр Бренер в московском храме во время литургии закричал «Чечня! Чечня!» и был выведен под ручки. Никаких других последствий его выступление не имело. Прошло 17 лет, и в пустом храме, не во время литургии несколько девушек произносят какие-то слова, и это вызывает всеобщее негодование. В одном случае – художник-акционист сознательно нарушает ход службы, политизирует ее криками «Чечня! Чечня!» (это время первой Чеченской кампании), и это становится частью истории искусства. Второй случай – в пустом храме, находящемся в собственности Москвы, а не патриархии – становится колоссальным политическим событием. В одном случае событие не стало политическим – хотя были все предпосылки, во втором – стало, хотя предпосылок не было. Если мы внимательно просмотрим видеоролик панк-молебна, то увидим, что действие происходит не в Храме Христа Спасителя, а в Георгиевском соборе, который никак в скандале не замешан. То есть, они еще до Храма Христа Спасителя попытались что-то спеть – это было снято и никакого скандала не вызвало: их вывели и попрощались. А в другом храме, где даже ничего не успело случиться, это превратилось в скандал. Спустя год художник Павленский прибивает себя за пикантную часть тела к брусчатке на Красной площади. Это событие тоже становится скандалом, но не приводит к суду. Его следователь меняет свои взгляды, уходит из прокуратуры и становится адвокатом.

В 2015 году происходит скандал вокруг оперы «Тангейзер», поставленной в Новосибирском оперном театре. Эту постановку видело 7000 зрителей. В ходе постановки на несколько секунд демонстрируется постер с несколько фривольным изображением Иисуса Христа, только этот постер сделан на основе кадра из фильма «Народ против Ларри Флинта». Старый фильм, который множество раз демонстрировали по телевидению, не вызвал никакого скандала, не оскорблял ничьих чувств. Постер распространился в интернете, в результате чего люди, не видевшие оперы, начали требовать ее запрета.

После этого происходит конфликт на выставке выдающегося художника Сидура в Москве. Сидур не имел в виду ничего оскорбительного. Христос в его изображении это Христос после Освенцима, разделивший с человечеством весь ужас войны. Да, он выглядит уродливо, но в искусстве есть красота, уродство и безобразие. Уродство не является безобразием. Уродство – это образ и некоторая форма проявления красоты. А безобразие – это другое, это безобразность, там нет смысла. Уродство имеет смысл.

И, наконец, один из последних скандалов – закрытие выставки Джека Стерджесса из-за фотографий, которых в экспозиции выставки не было.

– Вы заметили, в какой момент из сферы актуального искусства современности эти сюжеты переместились в политическую, общественную и иные сферы. Думаю, впервые это случилось в 2005 году, – говорит Архангельский. – На Малой сцене Большого театра была поставлена опера Леонида Десятникова по либретто Владимира Сорокина «Дети Розенталя», после чего движение «Идущие вместе» изобразило сожжение книг Сорокина. Это явление начинает нарастать, и в какой-то момент события в сфере культуры из частных становятся общественными. И масштаб художника здесь не при чем. События, не смотря на масштаб, выходят за пределы изолированной сферы и становятся точкой общественного притяжения.

Архангельский предложил слушателям рассмотреть историю культуры в XX веке в контексте предшествования современным событиям. Он выделил три вектора взаимодействия. Первый – связан с модерном, искусством и философией начала XX века, показавшим, что в мире нет ничего устоявшегося. Все меняется без конца, и это движение не остановить. В качестве примера он привел историю собора Святого семейства в Барселоне. Сама идея – модернистская: собор, строительство которого нельзя закончить. Он строится после смерти художника и будет строиться многие лета. Он так придуман, что его нельзя завершить. Это и есть символ модерна в культуре, искусстве, философии. Идея модерна – это идея бесконечно меняющегося человека, бесконечно меняющихся ценностей, бесконечно меняющихся условий.

Был и остается вектор архаики. Архаика строится на противоположной идее – все что важно уже было. Мы продолжаем то, что было и есть – великие образцы архаического искусства. Есть институты, связанные с архаикой. В России таким институтом является Академия наук. А каковы признаки архаического института? Он когда-то возник, достиг расцвета, и важен нам независимо от эффективности. Возможно, университетские лаборатории эффективнее, но у нас есть Академия наук, и она выполняет понятную функцию – это наш «золотой стандарт».

Третий вектор – авангард. Чем отличается авангард от модерна? Модерн текуч, он все время меняется, а авангард – это рывок. Мы оказываемся там, где нас еще не было. А чем он похож на архаику? Тем, что не модернизируется. «Черный квадрат» – это раз и навсегда. Мир остается современным, пока в нем находится место институтам модерна, институтам архаики и институтам авангарда. Современный мир позволяет сосуществовать этим институтам и культурам, пусть и не всегда мирно, до тех пор, пока одна из этих культур не пытается подмять под себя остальные.

– Архаика – естественная часть культуры, а архаизация – это искусственный процесс, – подытоживает Архангельский. – Традиция – это то, что существует долго и постепенно меняется. Изменчивость – признак традиции. Как только традиция перестает меняться, она умирает. Традиционализм – это искусственная конструкция. Результатом искусственной архаизации является то, что под видом восстановления традиции реализуется проект архаизации. А дальше искусственно воссозданная традиция начинает воспроизводить саму себя. И она уже не похожа на живую традицию, которая была. Мы видим, как последовательно вводятся архаические практики, в том числе и в большую федеральную культурную повестку дня, при этом сама традиция уже никого не интересует.

«Школа медиаграмотности» 3 октября завершила свою работу. Участники, разбившись на группы, предложили кейсы новых проектов продвижения медиаграмотности в массы. Они продемонстрировали элементарные навыки верификации и фактчекинга, проанализировали конкретные новости и повестки дня, придумали способы тестирования новостей, описали способы распознавания фейков. Защиту проектов признали успешной. Все выпускники школы получили соответствующие сертификаты об окончании «Школы медиаграмотности».