Авторитетному литературному конкурсу «Русская Премия» исполнилось десять лет. Президентский центр Б.Н. Ельцина – давний и постоянный партнер премии. Об истории премии, принципах отбора лауреатов, о сегодняшнем состоянии русскоязычной литературы автор и руководитель проекта Татьяна Восковская рассказала в интервью Модесту Колерову (ИА REGNUM).
- Международная литературная «Русская Премия» была создана десять лет назад сначала как премия для авторов, пишущих на русском языке на пространстве бывшего СССР, а вскоре уже — всего мира. Среди ряда инициаторов и организаторов этого авторитетного уже проекта вы — единственный его ответственный представитель, который лично объединяет все стадии его развития. Можно ли сказать, что вы открыли некоторую культурную Атлантиду или вы видите вашу премию в ряду других, конкурирующих проектов?
- «Русская Премия» по-прежнему, десять лет спустя, остается единственной российской премией, предназначенной только для зарубежных русскоязычных писателей и поэтов. В конкурсе нет возрастных или национальных ограничений. Конкурирующих проектов у «Русской Премии» тоже нет. «Русская Премия», по словам одного из наших лауреатов Бориса Хазанова, «присуждается писателям, чье призвание и утешение — беречь и пестовать язык как неотъемлемое достояние мировой культуры». Да, с 2008 года география конкурса стремительно расширилась, но «Русская Премия» при этом не утратила своей первоначальной и основной миссии — поддержки русскоязычных авторов стран ближнего зарубежья.
- Премия в разные годы открывала отличных русских писателей разных национальностей из Киргизии, Узбекистана, Молдавии. И всё-таки: из каких регионов или стран к вам приходят наиболее качественные русские тексты? В каких, например, постсоветских странах труднее всего оказывается достичь интернационального качества русского художественного языка?
- За десять лет существования «Русской Премии» ее лауреатами стали 74 человека из 24 стран мира. Специального приза были удостоены семь человек. Лидеры по количеству лауреатов - Украина (19), США (10), Киргизия и Казахстан (по 5). Ни один автор из Грузии или Туркмении не был награжден «Русской Премией». Из Армении всего один лауреат — Вилен Манвелян, занявший третье место в номинации «малая проза» в 2006 году.
- Немного об организаторах премии: насколько принципиальны и долгосрочны были и остаются их намерения о поддержке премии? Нет ли необходимости в расширении круга тех, кто поддерживает её организационно?
- У «Русской Премии» один партнер — Президентский центр Б.Н. Ельцина. Конкурс существует благодаря его многолетней поддержке. И у нас нет оснований сомневаться и искать новых партнеров.
- Вокруг нас — война и конфликты. И это, очевидно, очень надолго. Как это всё влияет на атмосферу вокруг вашей премии? Как это влияет на географию и широту круга её авторов-участников?
- Война и пропаганда отравляют атмосферу вообще. Мне сложно судить, влияет ли это на географию и широту круга соискателей Премии. Нам не пишут: еще два года назад я принял бы участие в конкурсе, но теперь не буду, потому что война и конфликты. Политические взгляды и гражданская позиция наших лауреатов если и проявляются, то только на церемониях награждения.
«Русская Премия» — неполитический проект. Как говорил Борис Пастернак, талант — единственная новость, и члены нашего жюри принимают решения, руководствуясь литературными критериями. «Русская Премия» — это премия за русский язык. Но «Русская Премия» — не просто литературная премия. Это премия идейная. Она призвана помогать беречь и пестовать русский язык, преодолеть травму ненужности русских писателей в дальнем зарубежье, создавать на русском языке новую молдавскую или киргизскую литературу. В конце концов, быть для русскоязычного писателя тем же, чем является «Букер» для англоязычного.
- Следите ли вы за судьбами ваших лауреатов? Многие ли из них остаются на виду в литературе? Или участие в конкурсе для них становится пиком творческой карьеры?
- Что «Русская Премия» дает лауреатам? Процитирую председателя жюри конкурса Сергея Чупринина: «Кому-то — высокое подтверждение их статуса, как например, Бахыту Кенжееву или Наталье Горбаневской; а кто-то становится выхваченным прожекторами общественного внимания». Далее все зависит от работы литературных критиков, в первую очередь, московских. Получение премии переводит автора в другой разряд, в другую категорию.
За десять лет существования «Русской Премии» награды были удостоены патриархи и корифеи современной русскоязычной литературы: Борис Хазанов, Юз Алешковский, Марина Палей, Алексей Цветков, Борис Херсонский.
«Русская Премия» зажгла звезды Владимира Лорченкова, Анастасии Афанасьевой, Андрея Иванова, Владимира Рафеенко, Дарьи Вильке, Саши Филипенко и многих других.
Конечно, мы следим за тем, как развиваются творческие судьбы наших лауреатов. Я испытываю «отцовскую» гордость, когда вижу фамилии лауреатов «Русской Премии» Яны Дубинянской, Евгения Абдуллаева или Андрея Иванова в «длинном списке» «Большой книги», премий «Нос» или «Русский Букер». Книги многих наших лауреатов издаются в ведущих российских издательствах — «Эксмо», «Редакции Елены Шубиной», «Время», «Самокат», «РИПОЛ Классик»: Владимир Рафеенко, Валерий Бочков, Евгений Абдуллаев, Саша Филипенко, Маргарита Меклина… Книги других лауреатов переводятся на многие европейские языки: удачная переводческая судьба у романа Мариам Петросян «Дом, в котором…» и у романа Владимира Лорченкова «Там город золотой» (издается в переводах под названием «Все там будем»).
- Как меняются с годами жанровые приоритеты русской зарубежной литературы, исходя из вашего опыта? Вокруг каких художественных проблем сейчас фокусируется «биение жизни»?
- Опять сошлюсь на мнение председателя нашего жюри, историка литературы, главного редактора журнала «Знамя» Сергея Чупринина. Он считает, что на протяжении нескольких лет наблюдается конфликт «жизненных» произведений и так называемого «арт-хауса», «прозы полета воображения, фантазии». Происходит крен то в одну, то в другую сторону. В последние годы «побеждает», по мнению членов жюри, «артистическая» проза», защищающая искусство слова.
- И последнее: несмотря на условность этого разделения, чего больше в современной русской зарубежной литературе — социального опыта или личных судеб? Литературой чего она является больше всего — литературой географии или литературой одинокого человека? Или, переводя в исторический контекст, эта литература — «литература прилива», новых открытий, или «литература отлива», песня француза Альбера Камю, уходящего из Алжира?
- Разделение, действительно, условное. Как мы знаем, тенденция последних лет такова, что торжествует искусство для искусства, наблюдается сильное стремление к трансформации, преображению реальности. На этом фоне особенно выделяются произведения с яркими и сильными писательскими высказываниями о жизни, об окружающем мире. Наряду с традиционными романами «Русской Премии» были удостоены роман-медитация Дарьи Вильке, роман-Илиада и роман-сновидение Владимира Рафеенко, роман-петля Евгения Клюева. Но это не означает, что нереалистические тексты мало сообщают о действительности, об авторе и его размышлениях об окружающем мире.
При парадоксальном наложении нерусского жизненного опыта на русский язык возникают очень интересные тексты. Например, «Ташкентский роман» нашего первого лауреата — Сухбата Афлатуни: сравнивая этот роман с другими произведениями среднеазиатской литературы на русском языке, можно сказать, что мало кому удалось добиться такого взаимного проникновения среднеазиатских примет, понятий и образов и русского языка с его традициями и образной системой.
Говоря о поэзии, лучше всего процитировать высказывание писателя, члена жюри «Русской Премии», лауреата премии журнала «Звезда» Елены Скульской: «Есть такой особый трагический закон поэзии: она расцветает в дни тревог и опасностей, она словно питается предгрозьем, ей в рифму и в радость закипающая лава дремавших вулканов. То, что происходит сейчас вокруг нас, та тревога, страх и беззащитность — все идет ей в пищу».
