В Арт-галерее Ельцин Центра 30 сентября в рамках художественно-образовательного лектория «Под лестницей» прошла лекция Виктории Мусвик. Фотографический критик, преподаватель курсов по теории фотографии размышляла на тему «Прибалтийская фотография 70-80-х годов ХХ столетия: сопротивление культуры».
Прибалтийская фотография пользовалась огромным авторитетом у советских авторов послевоенного времени. Многие фотографы, начавшие снимать 70-е и 80-е годы, упоминают Антанаса Суткуса и Гунара Бинде как оказавших влияние на становление фотографического мировоззрения. На лекции Виктории Мусвик говорили о знаменитой «литовской школе», о самых известных фотографах Латвии и Эстонии, а также о важности опыта классической прибалтийской фотографии для современных авторов.
– Чем отличается прибалтийская фотография советского периода, если сравнивать ее с другими регионами и столицами?
– Прибалтийская фотография играла особую роль, так как Латвия, Литва и Эстония ещё не входили в состав СССР в самый тяжелый период репрессий: когда фотографы попадали в ГУЛАГ, когда у российской, украинской, белорусской документальной фотографии был «сломлен хребет». Я имею ввиду ту фотографию, которая делается не по заданию, а без фильтра, вы просто идете на улицу и фотографируете. После войны эта традиция была практически уничтожена – был либо репортаж, либо андеграунд. Повседневной, срединной фотографии, где особое внимание уделяется достоинству человека, не было. В Прибалтике была более интересная фотография в 20-е годы, после революции – настоящий авангард.
– Главной причиной было то, что сталинский период их миновал?
– Понимаете, что получилось – в России же была своя богатая фотографическая традиция. До революции снимали и повседневность, и репортаж непредвзятый. После революции тоже был период, когда наши вовсю выставлялись, побеждали на международных конкурсах, в журналах печатались. Взрыв творческой креативности. Развивались репортаж и пикториальная фотография. С приходом Сталина к власти все это стало сворачиваться. Режим был против сообществ, против любых форм самоорганизации. Начался знаменитый социалистический реализм – реализм желаемого. Фотографию как будто стерилизовали.
– Как изменилась фотография в период перестройки?
– Люди долго работали в стол. Снимали документальные проекты. В перестройку началась чернуха – всем хотелось снять самое непрезентабельное, то, что раньше запрещали снимать. Но в Литве, например, не было такого расщепления – белое, черное, советское. Там начался мощный подъем, к которому примкнули и стали развиваться новые поколения фотографов. В прибалтийской фотографии сохраняется связь поколений, нет антагонизма между старой и новой школой. У нас до сих пор существует некоторая враждебность к фотографам, которые старше на несколько десятилетий. Там произошел более плавный переход. Конечно, бывают какие-то трения, но больше взаимоуважения и уважения к себе, своей земле, уважения друг к другу, способности вести дискуссию. У них не было сильного противопоставления – тут репортаж, тут андеграунд. Там сложились целые школы, они делали многое для себя, могли это не публиковать, делали целые серии и про тяжелые вещи уже тогда. Эти темы не были полностью под запретом, поэтому и не было такого взрыва после.
– Потому что они и раньше занимались этим?
– Да. Они делали разное. Что-то иногда даже публиковалось, что-то на выставках показывалось. Не было жесткого давления цензуры, например, в 60-е разрешили сделать «Фотосоюз» – профессиональное сообщество. В России сразу подумали – и нам сейчас разрешат, но у нас это получилось только в 90-е годы. С одной стороны, не было жестокого подавления, поэтому, может, внутренней цензуры было гораздо меньше. Иногда снимали только для себя, но брали более широкий спектр проблем. Не был так репрессирован сам взгляд художника.
– Развитие фотографии после перестройки в Прибалтике отличалось от того, что было в России?
– На мой взгляд, да. Было самое первое поколение, довольно известное – Суткус, Мацияускас, Кунчюс. Потом было следующее, которое сохранило интерес к земле, к своему народу. Они хотели подчеркнуть, что они не русские, не советские. Был у них интерес к психологии личности, к самому человеку, к проявлениям гуманности. Эти качества следующее поколение авторов сохранило, но появились и более жесткие серии, стал более разнообразным визуальный язык. Третье поколение, послевоенное, было, на мой взгляд, более разнообразным. Мы привыкли к тому, что происходит в России с фотографией – вдруг появляется одна тема, которая считается остросовременной, и все в этом русле работают. В Литве это более разнообразный процесс. Люди более включены во весь остальной мир, они снимали и снимают в разных манерах. Широкий тематический спектр отличает всю прибалтийскую фотографию.
