В Ельцин Центре 24 марта с лекцией «Как будто это что-то плохое»: полиция лайков и онлайн-травля» выступила кандидат культурологии, доцент РАНХиГС и МВШСЭН, исследователь цифровой среды, а с недавнего времени креативный директор Фонда Гайдара Оксана Мороз.
Лекция стала частью цикла «Интернет и свобода. Территория противоречий». Цикл был задуман в продолжение проекта портала N+1 «Новая этика». В своей лекции Мороз предложила разобраться с правилами онлайн-общения и описать основные точки напряжения, возникающие в современном сетевом пространстве. Она начала с определения онлайн-активизма как одной из важнейших форм действия в интернете, обозначив три ключевые характеристики этого явления.
Во-первых, что бы ни говорили о возрастающей роли крупных корпораций и власти алгоритмов, посягающих на свободу слова, интернет все еще предлагает площадку для высказывания тем, кто лишен возможности дискутировать вне глобальной сети. В интернете проще обрести голос и быть услышанным.
Во-вторых, онлайн-активизм, как правило, связан с критикой существующего положения вещей.
В-третьих, он обычно представляет собой борьбу за символическую власть и право самоопределения. Борьба эта осуществляется с помощью таких средств онлайн-активизма как «бригадинг» (организованная попытка манипуляции одного онлайн-сообщества другим), «полиция лайков» (отслеживание постов, которые «лайкает» пользователь), «виральное» (по принципу биологического вируса) распространение информации. Для понимания вышеперечисленных методов и правил онлайн-общения, по мнению эксперта, важен феномен борцов за социальную справедливость. В английском языке для его обозначения используется аббревиатура SJW (от англ. social justice warriors – ред.). Активность, описываемая этим понятием, возникла во второй половине XX века задолго до распространения интернета и предполагала действия активистов, выступающих за права угнетенных. Сегодня, когда интернет предоставил открытые площадки для высказывания и самоопределения, групп, претендующих на торжество социальной справедливости, становится все больше. В числе таких борцов Оксана перечисляет фем-движение, эко-движение и левых противников капиталистических ценностей. Под понятие SJW сегодня так же попадают те, кто высказывает недовольство не по поводу действительного ущемления прав и свобод, а существующим положение вещей, которое не соответствует их ожиданиям.
Последний наиболее резонансный пример такого поведения – конфликт феминистки Беллы Рапопорт с косметической компанией Lush. Оксана показала, как формируется новый язык онлайн-общения. По мнению эксперта, основная проблема языка борцов за социальную справедливость в том, что они изначально ставят себя в позицию жертвы и в то же время используют обвинительную риторику, клеймя оппонентов как угнетателей, что делает невозможной конструктивную дискуссию, и нередко выливается в травлю и левый тоталитаризм.
Лекция Оксаны Мороз
Видео: Виталий Костин
После лекции Оксана дала интервью для сайта, продолжив тему социальной справедливости, сублимированного протеста и механизмов исторической памяти.
– Оксана, вы не в первый раз в Екатеринбурге. Год назад вы были у нас в рамках специальной программы книжного магазина «Пиотровский». Город так и не успели посмотреть?
– В Екатеринбурге перемещаюсь между двумя точками: аэропорт – Ельцин Центр.
– И в музее тоже не были…
– Пока перемещаюсь по Ельцин Центру, всё-таки это очень большое пространство. Обратила внимание, что он выстроен в соответствии с «уликовой» парадигмой. Куда бы ты ни пошёл, везде находятся улики определённого времени, артефакты, которые даже человека, который двигается по своим делам и не имеет такой важной перспективы, как знакомство с архивом и музеем, все равно погружают в материал. Мне кажется, это очень важно – создание иммерсивного опыта, когда тебя со всех сторон обступают разные и сложные 90-е. Из разных сфер. Ты ешь и понимаешь…
– Что это кафе, в котором мы сидим, не случайно называется «1991».
– Или эта машина, которую мы видим, которая как бы случайно припаркована рядом с рестораном, на самом деле, рождает ощущение преемственности времен.
– Мы знаем вас как эксперта по вопросам цифровой среды и этики, культуролога. Теперь вы работаете в фонде Гайдара, и хочу спросить вас про фигуры, которые сформировали 90-е. Которые обеспечили нас не только первыми глотками свободы, но и позитивным переформатированием всех сфер жизни. Тогда они казались героями, сейчас к большинству из них относятся скептически.
– Мне, например, важными героями кажутся молодые реформаторы. И экономисты из академической среды, которые оказались у руля, создавая современную Россию. Обычно мы не осознаем того, что наши теоретические построения не всегда применимы в реальности. Теоретически подкованные, эти молодые ученые получили реальные ресурсы и узнали на практике, как тяжело применять теорию к реальной жизни и как непросто организовывать жизнь так, чтобы не пострадали люди и институты. И то, что в итоге мы имеем 90-е, а не постоянную чехарду со сменой властей и военными действиями, мне это кажется несомненным достижением.
– Какую должность вы занимаете в Фонде Гайдара?
– Креативный директор. Моя задача – развитие цифровой репрезентации Фонда и его миссии. Мы хотим стать более цифровыми и более открытыми, транслировать вовне гуманитарные сообщения.
– Гайдар – главный герой эпохи 90-х и главный драйвер перемен. Для многих реформы Гайдара – синоним катастрофы. Вы, как креативный директор фонда его имени, работающий с имиджем, общественными связями, какие видите ходы, чтобы изменить ситуацию, переформатировать образ?
– Мне кажется очень важным разделить активности фонда на две большие структуры, занимающиеся мемориализацией и реактуализацией наследия. Понятно, что надо сохранять наследие. Потому что среди студентов экономических специальностей есть запрос на понимание того, что происходило в начале 90-х, желание осознать мотивы и практики построения экономической системы конкретными людьми. Мне кажется, в этом контексте важна как музеефикация наследия, так и его трансляция в современных форматах.
– Какие-то проекты уже удалось реализовать?
– У нас есть наши дискуссионные школы GAIDPARK, которые проходят летом и зимой. Нынешняя как раз будет развернута в сторону современности, про человека и технологии, цифровую экономику. Через неделю запускается цикл лекций про кризис человечности. У нас есть престижная премия Егора Гайдара, которая тоже переживает реновацию. И мы запускаем новые проекты, позволяющие сохранять и транслировать ценности, на которых построен Фонд Гайдара, и работать с сообществами.
– Почему вы, культуролог, решили заняться цифровой средой? Когда появилось цифровое в ваших академических интересах?
– Буквально через год после защиты диссертации про репрезентацию коллективной травмы в позднесоветской и постсоветской литературе. У меня есть любопытная история про устройство академической среды: когда я защитилась, оказалось, что нет учебных курсов, связанных с моими профессиональными интересами, которые можно было бы читать согласно учебному плану. И даже моя родная кафедра, где я всю свою академическую жизнь провела, не особенно могла помочь. Мне сначала предложили позаниматься культурной политикой, потом сказали: «А вот есть медиа…культурная политика в медиа, политическая философия в медиа». Я подумала: «Почему бы нет? Всё-таки литература – это тоже медиа». Начала заниматься новыми медиа. Стала про это много читать и со студентами работать. Потом поняла, что сами по себе медиа меня не очень интересуют. Мне интересна средовая история и опыт людей, которые в этой среде «обитают». Для меня было важно быть тем культурологом, который занимается цифровой средой и который может говорить с «технарями», специалистами по этике цифровой среды, визионерами, социологами интернета и потому аккумулирует множественную оптику восприятия «цифры».
– Сегодня много говорили про этику. Понятно, что она никакая не «новая». Мне кажется, проблема в том, что все эти «гейты», получая большую огласку, ничем не заканчиваются. А в определённый момент и вовсе сходят на «нет». Мы не получаем окончательного ответа. Никто не помнит, чем кончился геймер-гейт? Никто не вспомнит, чем закончилась история с Беллой Раппопорт. О чём говорит незаконченность этих историй?
– О том, что у людей существует много неразрешённых, но важных для самоопределения точек. То, что они не могут это обсуждать на более привычном юридическом/правовом уровне, или на уровне общественной дискуссии в открытом пространстве, приводит к тому, что возникают эти взрывы недовольства и негодования. С одной стороны, для людей, находящихся во власти, это должно служить симптомом успокоения. Если люди готовы сублимировать своё недовольство в спор про Беллу Раппопорт, можно вообще не беспокоиться. С другой стороны, это говорит об обратном: у людей есть ресурс негодования, они таким образом его направляют. Это создаёт ситуацию турбулентности, мы переосмысляем вещи, публичное обсуждение которых казалось ранее лишней, ненужной или нежелательной активностью. Посмотрите на историю обсуждения фигуры Майкла Джексона. Его уже судили, тогда сомнения и подозрения не закончились официальным осуждением. Сейчас люди договорились, что насилие – это такая радикально не понимаемая вещь, особенно по отношению к детям, и жертвы могут говорить через много лет после случившегося. Мы должны им верить, потому что есть презумпция нашего доверия. Эти дискуссии могут казаться нам локальными, могут утомлять, но это естественная реакция, и когда мы видим, на что люди реагируют. Компания Reebok продемонстрировала, что любой намек на сексуализацию воспринимается как токсичный. Любая шутка на тему секса считывается как давление, насилие или агрессия.
– Интересно, что вы затронули тему сублимации протеста. Мы знаем из нашей недавней истории с Болотной, что онлайн-активизм выходил на улицы, мы видели реальные действия. Что происходит сейчас, возможно ли такое в обозримом будущем?
– Мне кажется, люди не выйдут на улицу, потому что успели привыкнуть, что городская интервенция ничего не даёт, городская среда слишком управляема. И проще кричать среди тех, кто также выражает недовольство, а не бороться с заведомо выигрывающим властным соперником. Сейчас, когда начнут действовать последние инициативы по контролю за интернетом, люди увидят, что и это поле не настолько закрыто от вмешательства. И придется менять систему привычек, построенную вокруг уверенности в свободе высказывания в сети.
