В Президентском центре Б.Н. Ельцина 25 июля состоялся «Другой разговор» журналиста Валерия Выжутовича с известным поэтом и автором текстов множества хитов Юрием Ряшенцевым.
Его отца репрессировали в 1938-м, а отчима – в 1949 году. Поэтому ему «не светило» поступление в МГУ, как и широко распахнутое окно в мир большой литературы. Но он выбился в люди. В 1962 году вошел в редколлегию журнала «Юность», в 1967 издал первый стихотворный сборник «Очаг», трижды становился победителем Всесоюзного конкурса на лучший перевод.
Народную любовь ему принесли тексты популярных песен, прозвучавших в известных кинофильмах «Д`Артаньян и три мушкетера», «Гардемарины, вперед!», «Забытая мелодия для флейты» и многих других. С ним сотрудничали лучшие композиторы Советского Союза – Эдуард Артемьев и Максим Дунаевский, Давид Тухманов и Юрий Саульский, Александр Зацепин и Анатолий Кролл. Он – поэт редкой судьбы и дара.
Встреча с Юрием Ряшенцевым превратилась в полноценный творческий вечер, сочетающий воспоминания и рассуждения с чтением прозы и стихов.
Модератор встречи Валерий Выжутович не мог не спросить об отношении Юрия Ряшенцева к знаменитому фильму «Д`Артаньян и три мушкетера», в котором звучали шлягеры, написанные поэтом совместно с композитором Максимом Дунаевским.
– Нам казалось, что фильму «Д`Артаньян и три мушкетера» не хватает ироничности, - ответил Ряшенцев. – Но прошли годы, фильм не устают показывать. И теперь я к фильму хорошо отношусь. Вообще за что любить Д`Артаньяна? Карьерист, нагловатый молодой человек. Мушкетеры далеко не лапочки: Атос пьяница, Портос строил жизнь через женщин, Арамис странный. Почему их любят? За дружбу, которая делает мушкетеров своими.
Также Валерий Выжутович поинтересовался, в чем секрет создания шлягера.
– Я не могу это объяснить, не мое дело сочинять песни, – пояснил Юрий Ряшенцев. – У меня другая задача. Режиссеру нужно найти сюжетный поворот, а мне выполнить задачу. Я никогда не считал сочинение песен своей профессией, по-настоящему мне интересно только писать стихи. И я боюсь расстроить людей, которые знают мои песни, когда перед ними появляется грустный меланхоличный поэт, который видел много плохого и пытается себе объяснить, как получается, что мы любим людей, а потом их теряем.
Рассказал поэт и об общении с Юлием Кимом, с которым Ряшенцев дружен еще со студенческой скамьи. К слову, он учился в Московском педагогическом институте им. Ленина и с другими известными деятелями культуры – Петром Фоменко и Юрием Визбором.
Поведал Юрий Ряшенцев о работе с режиссером Эльдаром Рязановым над фильмами «Забытая мелодия для флейты» и «Андерсен. Жизнь без любви», а также рассказал о знакомстве с актрисой Людмилой Гурченко.
– Одна из самых больших радостей в моей профессии – общение с талантливыми людьми, - отметил поэт.
Аудиторию же интересовали и отношение поэта к авторскому праву, и его любимые проекты. Кроме общения с поклонниками, Юрий Ряшенцев нашел время для посещения Музея Б.Н. Ельцина и интервью для сайта Президентского центра Б.Н. Ельцина.
– Воспоминания о Екатеринбурге у меня связаны с Театром музыкальной комедии, - рассказал Юрий Ряшенцев. – Мы тогда толком ничего и не посмотрели, кроме театра и гостиницы. Все было серо, однообразно. Сейчас, когда я въезжал в Екатеринбург, меня поразило полное отсутствие пригородов: сразу начался непровинциальный город. Ельцин Центр – прелестное место, мы сидели в ресторане перед открытыми окнами, и у меня было ощущение, что мы находимся в южном курортном городе. Я побывал в Музее Б.Н. Ельцина – это очень хороший и здорово придуманный музей, и я могу поздравить с ним горожан. Борис Николаевич Ельцин мне очень симпатичен, он был незлопамятным и легко прощал своих врагов. Помню, когда был осаждён Белый дом, я как будто впервые увидел средневековую войну. Мне было трудно представить, что я, коренной москвич, могу жить в городе, где идет война. Я многое помню. Когда я вижу Руцкого, который рассказывает о своем положении в те дни, то вспоминаю, как в 1993 году он кричал: «Вперед, на Останкино!». В 1991 году мы с друзьями поехали к Белому дому. Помню, как через Садовое кольцо шла толпа по направлению к Красной Пресне. И на это смотрели люди. И один пожилой человек спросил у молодого: «Куда же мы идем?» А тот ответил: «К нормальной жизни, дедушка». Это выражало настроение в Москве и было показательно. Интеллигенция была настроена однозначно: Ельцин был любим, и о нем складывались легенды. Думаю, многое было задумано и сделано с хорошими намерениями. И мне не очень нравится, когда противопоставляют Ельцина и Горбачева, потому что вначале они делали одно дело. Я за всю свою жизнь не видел таких руководителей. Я привык к другим, от которых слова нормального не дождешься. В музее я прошел через зал, иллюстрирующий пустой магазин. Помню, у моей мамы был больной желудок, так что с утра я должен был доставать для нее свежий кефир. Я ездил по району, пытаясь его купить. Оказывалось, что в один магазин кефир не завезли, в другом будет после обеда, а в третьем не будет вообще. Сейчас нет этой проблемы, несмотря на то, что тяжело жить и плохо с деньгами. За одно то, что этой проблемы нет, стоит быть благодарным человеку, которому посвящен Ельцин Центр.
– Вдохновили ли вас события 1991-го года?
– Нет, я политических стихов не писал, но везде это время отражено, почти во всех стихотворениях, но не напрямую.
– В вашей семье двое репрессированных. Как это сказалось на вашей творческой судьбе?
– Я почти не знал своего отца, он был репрессирован в 1938 году, а я родился в 1931-м. Но он с нами почти не жил, выполнял задачу партии по строительству Петропавловска-на-Камчатке. Я его видел один или два раза в жизни. А потом был репрессирован мой отчим. Это не позволило мне даже в Пединститут поступить, так что я пробивался туда благодаря физкультурным успехам.
– То есть пробивались вопреки?
– Конечно. Это был идеологический фронт. Я был нормальный мальчик, комсомолец, но впервые почувствовал себя человеком второго сорта. В результате я очень поздно издал первую книгу, поздно вступил в Союз писателей. С существующим тогда представлением о патриотизме я не совпадал, считалось, что Чухонцев и Ряшенцев пишут «странные» стихи. При этом мы работали в популярном журнале «Юность» и как его работники были в порядке. Диссидентом я никогда не был. Но как авторов нас отодвигали: ни одного упоминания о Ленине, Сталине, партии ни в одном стихотворении никогда не было. Могли напечатать одно-два стихотворения в год, и широко печататься я начал одновременно с большими переменами в стране.
– Почему не пошли на компромисс и не упомянули?
– Я никогда не верил в это, вот и не писал.
– В журнале «Юность», начиная с 1962 года, вы работали с молодыми поэтами. Кто из них вам запомнился?
– Двое. Алексей Дидуров, замечательный поэт. Он не печатался и жил на то, что собирал бутылки. Дидуров уникальный человек, который долгое время возглавлял рок-кабаре, которое состояло из молодых талантливых поэтов. Когда-то он привел девочку, которая писала очень интересные стихи, Инну Кабыш. Она сейчас известная поэтесса, издала книги. Эти два человека моя гордость.
– Как появлялись стихи, которые потом становились основой для песен, прозвучавших в популярных кинолентах? Знакомились ли вы предварительно с киноматериалом, слушали ли музыку, общались ли с режиссерами?
– Марк Розовский когда-то увлек меня идеей поставить спектакль «Бедная Лиза». Я создал поэтическую сюиту, к которой он написал музыку и это потом стало спектаклем. В кино все происходит по-другому. Режиссер ограничивает временем и точными задачами. Когда режиссеры увидели, что я умею это делать, стали ко мне обращаться. Композиторы, с которыми я сотрудничал, – мои друзья. Как правило, композиторы опирались уже на тексты. Тексты для песен «Д`Артаньян и три мушкетера» практически все возникли вначале, тексты к фильмам режиссера Евгения Гинзбурга также. В работе же с Артемьевым мне приходилось делать подтекстовки. Возможно, мы будем работать вместе над «Щелкунчиком», где прозвучит музыка Чайковского в аранжировке Артемьева, и тогда подтекстовки там точно будут.
– Какие из фильмов, в которых звучат песни на ваши стихи, вы любите пересматривать?
– Мне нравились фильмы Евгения Гинзбурга, который трепетно относился к поэтическим текстам.
– Вы работали над русской версией известного мюзикла «Метро». Чем она вас привлекла?
– Когда Катерина Гечмен-Вальдек приехала и начала уговаривать меня с супругой сделать эту работу, нас это не убедило. Тогда она пригласила нас в Польшу, посмотреть этот спектакль. Первые же минуты все решили. Это был мюзикл, который мы никогда в России не видели. Мы были очарованы и очень захотели сделать спектакль в Москве в русской аранжировке, с русскими судьбами. И был грандиозный успех.
– Какие книги сегодня, на ваш взгляд, выражают дух времени и обратили на себя ваше внимание?
– Я не критик, мне трудно говорить. На меня произвела сильное впечатление книга стихов киевского поэта Александра Кабанова, также книга уже ушедшего Дениса Новикова. Много говорят о поэтессе Вере Полозковой, но я не могу составить о ней свое впечатление.
