С сотрудниками Музея Бориса Ельцина 23 сентября встретился подполковник в запасе Сергей Евдокимов. О путче, который произошел в августе 1991-го, Сергей Владимирович Евдокимов, в ту пору майор, знает не понаслышке. В «минуты роковые» он отчасти взял удар истории на себя. Когда сделал свой личный выбор, на чьей стороне правда, – сторонников Ельцина или путчистов.
Ранним утром 19 августа 1991 года майор Евдокимов в составе танкового батальона был направлен, согласно приказу, в самый центр Москвы. А потом часть танкистов решили поддержать молодую российскую демократию.
– В ночь с 18 на 19 августа объявили чрезвычайное положение, нас подняли по тревоге, – рассказал Сергей Евдокимов. – В 8 утра колонна танков, включая нашу Таманскую и Кантемировскую дивизии, выдвинулась к Москве. Подразделение, в котором я служил, расположилось неподалеку от Дома правительства. Наш батальон – три танковые роты, включавшие по 10–13 машин. Танк, с которого прозвучало знаменитое выступление Бориса Николаевича, относился именно к нашему батальону. В общем, десять танков остановились около Калининского моста. Задача, поставленная командиром батальона, – блокировать мост, перекрыть его и подходы к Белому дому, чтобы туда не проходила техника. Около 10–11 часов утра шесть танков, среди них мой, встали напротив Белого дома, четыре – на другой стороне моста. Около 12 часов защитники Белого дома начали строить баррикады, и я понял, что перекрыть подступы к зданию, не навредив собравшимся вокруг людям, невозможно.
Стоит отметить, что, по словам Евдокимова, в танках не было боеприпасов. Расположившиеся около Белого дома танкисты отнюдь не находились в информационном вакууме: наблюдали, как сооружаются баррикады, общались с защитниками Белого дома и узнали, что происходит в стране, в том числе, о судьбе Михаила Горбачева, находящегося в Форосе. С танкистами беседовали и депутаты. Обстановка, по ощущениям военных, была неопределенной.
– Ко мне подошел ныне покойный депутат Сергей Юшенков и сказал, что нас приглашают в Белый дом на переговоры, – продолжил Сергей Евдокимов. – К Борису Николаевичу я не попал, разговаривал с Александром Руцким. Мы обменялись мнениями. Руцкой спросил, понимаю ли я, что путчисты преступники. Я ответил, что понимаю. Тогда он задал вопрос: «Поможешь?» Я подтвердил, но понимал, что, если будет штурм, наши десять танков не переломят ситуацию. Руцкой предложил вывести танкистов из машин и спрятать в подвале, но я отказался, нельзя было оставлять танки без присмотра. Помню, вышел из Белого дома около 22 часов.
Согласно предложению Александра Руцкого, танки передислоцировали, стараясь не задеть никого из мирного населения, шесть боевых единиц перегнали поближе к Белому дому, четыре же танка оставались на месте у моста. Само собой разумеется, что танкисты ночевали прямо в машинах.
– Когда объявили, что танки перешли на сторону защитников Белого дома, началось братание с народом, нас угощали кофе, чаем, бутербродами, – поделился воспоминаниями Сергей Евдокимов. – Во второй половине дня 19 августа защита Белого дома уже полностью выстроилась, сформировались «живые кольца», появились пункты питания. Помню, на мой танк поднялся артист Михаил Глузский, разговаривал со мной. А во второй половине дня 20 августа приехало руководство нашего полка. Мне сказали, чтобы я не боялся, арестовывать не будут. Я ответил, что не боюсь, потому что решение мной уже принято.
Майор Евдокимов по приказу руководства направился в штаб полка. Он был уверен, что защитники Белого дома не позволят отогнать танки, которые перешли на их сторону. В штабе майор написал объяснительную.
– Меня расспрашивали, о чем говорили Ельцин и Руцкой, тогда я предложил съездить к Белому дому и взять листовки с обращением Ельцина, где все было открыто изложено, – рассказал Евдокимов. – Затем я остался ночевать в штабе. Тогда понял, что ГКЧП приняло решение штурм не производить, поворотным же моментом стал отказ от участия в штурме спецподразделения «Альфа».
Утром 21 августа Евдокимов заметил, что настроение в полку изменилось, руководство подразделения попросило майора не рассказывать, зачем именно его вызывали, и озвучить версию, что он якобы ездил в штаб за сухим пайком. После этого Сергей Евдокимов вернулся к Белому дому.
– Была получена команда о выводе боевой техники из Москвы, что и было сделано, – сообщил Евдокимов. – Наши же десять танков оставались на своих местах до 8 утра 22 августа в виде исключения, затем колонна выдвинулась на место дислокации.
Также Сергей Евдокимов рассказал о том, какие настроения царили в дни августовского путча среди военных, в интервью для сайта Президентского центра Б.Н. Ельцина. Пожалуй, перед людьми присяги, сотрудниками силовых структур, в 1991 году стоял наиболее сложный выбор, на чью сторону встать.
– За всех военных говорить сложно, но в основном они поддержали действия ГКЧП, – рассказал Сергей Евдокимов. – Я слышал разговоры в штабе полка, дивизии в ночь с 20 на 21 августа, и, судя по тому, о чем шла речь, все было именно так. Отчасти причина в субординации, ведь слово начальника было законом для подчиненных. Я же исходил из логики, что наш главный начальник – это верховный главнокомандующий (Михаил Горбачев – ред.), а он не приказывал ни входить в Москву, ни штурмовать Белый дом. Приказ же ГКЧП в ситуации, когда не поступило соответствующее указание верховного главнокомандующего, был неправомочным и преступным.
– Задумывались ли вы при этом о последствиях своего решения? Было ли опасение, что они могут быть негативными?
– Конечно, я предполагал, что если ГКЧП победит, то меня, как минимум, выгонят из армии за невыполнение приказа, не исключено, что дело дойдет и до трибунала. Но я считаю, делай, что должен, – и будь, что будет.
– Что тогда говорили военные о Борисе Николаевиче Ельцине? Воспринимали ли его как лидера?
– Лидером его в те дни военные не видели. Помню, когда началась Перестройка, которую инициировал Горбачев, на каждом партсобрании обсуждали, кто достаточно перестроился, а кто недостаточно. Тех, кто перестроились недостаточно, клеймили позором. Когда появилось ГКЧП, все партийные органы сразу начали говорить о том, что Горбачев не прав. Генерал Валентин Варенников рассказывал, что ЦК и Политбюро были против Горбачева и его действий. Я спросил у него, почему же, если большинство было против, Горбачева не переизбрали? А Варенников ответил, что была создана такая система, при которой просто так снять было невозможно, можно было или убить, или осуществить переворот. Далее основная масса военных просто действовала согласно приказу.
– Оказала ли влияние на настроения среди военных ситуация, когда в дни путча погибли Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов?
– Гибель этих трех человек повлияла не сильно. Насколько я знаю, спецподразделение «Альфа» должно было осуществить штурм Белого дома, и 19 и 20 августа вело разведку. Бойцы тогда сказали, что взять объект – как нечего делать, но жертвы будут большие, поэтому они брать Белый дом не станут. Ключевым моментом стал именно отказ «Альфы» от штурма.
– Вы побывали в Музее Бориса Ельцина: как выглядит он глазами военного, включая те же представленные в экспозиции баррикады?
– Перед поездкой в Екатеринбург я многое слышал о Ельцин Центре, и мнения его сторонников, и точку зрения противников. Сначала я предположил, что Музей Бориса Ельцина – наподобие Ленинского мемориала в Ульяновске. Но теперь убедился, что музей занимает немного места, личность Ельцина не обожествляется, а в основном в Ельцин Центре проводятся общественные мероприятия. Сам музей – интересный, в нем использованы компьютерная графика, современные технологии. События августа 1991 года представлены в музее тезисно.
– Изменилось ли ваше отношение к событиям тех августовских дней 1991-го спустя годы?
– К путчу мое отношение прежнее. Если бы я вновь оказался в той ситуации, то поступил бы так же. Не важно, хороший Горбачев или нет, но это был переворот, и мое отношение к этому событию не могло измениться. Распад СССР, события 1993 и 1996 годов и другие процессы не имели к тем дням отношения. После августа 1991-го я полгода служил все в том же полку, гонений никаких не было. Потом попросил о переводе, и меня перевели в один из военкоматов Москвы, где я дослужился до увольнения. Тех, кто были в те дни у Белого дома, иногда встречал, но только гражданских, военных же нет.
