В 1950-е годы мирный атом стал глобальной ареной политэкономической борьбы за технологическое первенство, инструментом пропаганды и экраном социотехнического воображаемого. По обе стороны «железного занавеса» от доступа к энергии внутриядерных связей ждали не только мощных боезарядов, но и решения фундаментальных проблем человечества: рассчитывали на дешёвую энергию термоядерного синтеза на океанической воде, конструировали искусственные сердца с ядерной батарейкой, мечтали о звездолетах на атомной тяге.
Однако именно в СССР, где сказку стремились сделать былью, обещания мирного атома вступили в сильное взаимодействие с утопией. О том, как и почему это произошло, рассказала 20 января Галина Орлова, доцент Школы исторических наук НИУ ВШЭ. Её лекция «Советские атомные утопии: проекты и импульсы» стала предпоследней в цикле «Жить несуществующим: утопии и антиутопии в культуре Нового времени».
Атомный технооптимизм
— XX съезд КПСС в феврале 1956 года вошёл в историю как «разоблачительный» благодаря докладу Никиты Хрущёва «О культе личности и его последствиях». Технократическая часть повестки осталась в тени, — отметила Галина Орлова. — Между тем этот форум, знаменовавший наступление политической оттепели, сыграл поворотную роль и в развитии советской науки.
С трибуны съезда прозвучало и было напечатано в «Правде» программное выступление великого физика, «отца» советской атомной бомбы Игоря Курчатова. Как истинный учёный, он мечтал направить всю мощь отечественной науки на цели созидания, и ядерная физика виделась академику безусловным локомотивом прогресса.
Вторую половину 1950-х и последующие годы можно назвать временем технооптимизма, говорит Галина Орлова. Быстрый успех в создании бомбы, запуск первой в мире Обнинской атомной электростанции в 1954 году, начало обширной программы по строительству атомных ледоколов сформировали у власти и общества огромный кредит доверия по отношению к ядерным технологиям.
В головах конструкторов, чертежах и даже «железе» рождались атомные самолёты, поезда, тягачи, ракеты. И деньги, чтобы финансировать эти исследования и дорогостоящие испытания спустя десять лет после тяжелейшей войны, у государства находились. Учёным во времена Курчатова по-настоящему доверяли, а на науку делали ставку, понимая, что только так можно выдержать состязание с развитыми западными странами.
Наряду с реакторами, принцип действия которых основан на делении атомного ядра, умы увлекала ещё более перспективная идея — управляемого термоядерного синтеза. О ней и сказал академик Курчатов с трибуны партийного съезда, где определялись планы развития народного хозяйства. Впрочем, обещание «навсегда снять с человечества заботу о необходимых для его существования запасах энергии» пока так и осталось нереализованным.
— Оптимистический научный настрой с течением времени столкнулся с рядом проблем, — отметила эксперт. — Учёные-теоретики, которые создали оружие массового поражения, ушли на второй план, и проекты стали переходить из сферы «большой физики» в инженерное русло. Вместе с тем в Советском Союзе идея о «мирном атоме» как фундаменте идеального будущего шагнула «в массы».
В 1958-м году началось возведение Нововоронежской атомной электростанции, одной из первых промышленных АЭС в стране. Проект позиционировался как «комсомольская стройка» и вовлёк широкие слои общества. По словам Галины Орловой, советский атомный проект внёс существенные изменения в отношения человека с войной, миром, безопасностью и рисками. Он оказался территорией свободного научного поиска, но вместе с тем стал объектом строгой регламентации.
Специфика советской атомной утопии состоит в том, что реализованные проекты в ней тесно переплетены с импульсами или намерениями по их продолжению — например, с использованием ядерных взрывов для поворота сибирских рек в Среднюю Азию или с «ядерным урбанизмом». Идеи, связанные с использованием ядерных технологий, опережали их фактическое применение. Атомная энергия в СССР воспринималась как катализатор изменений в геополитике и гуманистическом мышлении, который приведёт человечество в новую эру. В советской печати обсуждались перспективы глубокого проникновения атома в различные сферы жизни и общества.
Символом наступившей атомной эры стал советский павильон на всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году, первой после окончания Второй мировой войны. Павильон, получивший гран-при, материализовал ожидания и надежды на атомный век, делая их видимыми и ощутимыми для широкой публики. Атом стал не только источником энергии, но и символом будущего, активно внедряясь в сферы культуры, науки и даже детства, что делало его частью массового восприятия и сознания.
По словам Галины Орловой, вторая половина 1960-х годов стала временем, когда внимание к атомной энергии и ядерным технологиям стало не только делом взрослых, но даже в детском восприятии обрело свойство чего-то дружелюбного и безопасного. Это видно по иллюстрациям в литературе для подростков, где физики и инженеры обмениваются «нейтронами» в виде снежков.
Советский человек симпатизировал масштабу атомного проекта из-за его схожести с идеологией построения справедливого коммунистического общества. Возможно, восприятие атома как символа научно-технического прогресса помогло советскому обществу легче интегрировать его в свою культуру.
Кроме того, в Советском Союзе восприятие атома и ядерных технологий было связано с идеей мира. Учёные и политики активно участвовали в «ядерной дипломатии» и программах разоружения. Это создавало дополнительный контекст для понимания атома как символа новой эры. Важным моментом стало участие советской делегации в Международной конференции по мирному использованию атомной энергии и обмен мнениями с американскими коллегами в 1958 году.
«Ядерные взрывы для народного хозяйства»
— Атомные и космические программы представляют собой циклопические устройства и технические сооружения, которые можно назвать «пирамидами XX века», — говорит Галина Орлова. — Они превышают мощности, в которых существовала наука предшествующих поколений, требуя исключительной концентрации материальных и человеческих ресурсов.
В отличие от стран Запада, в СССР не возникало никаких сомнений в необходимости масштабных планов по переустройству инфраструктуры с использованием атомных технологий. Напротив, советским людям этот масштаб представлялся как нечто великолепное и волнующее.
В качестве примера задействования гигантских ресурсов Галина Орлова процитировала воспоминания физика Анатолия Александрова, соратника академика Курчатова, об испытаниях термоядерной установки. Оно потребовало колоссальных мощностей, но министерство энергетики СССР их выделило.
По словам Галины Орловой, царивший в обществе технооптимизм привёл к тому, что советские программы отличались не только масштабом, но и особым «аффективным трепетом»: эксперименты проводились с большим научным любопытством и бесстрашием.
К примеру, с 1965 по 1988 год на территории СССР в рамках государственной программы «Ядерные взрывы для народного хозяйства» было произведено 124 мирных ядерных взрыва: с их помощью создавались искусственные водохранилища и ёмкости для хранения газа, велось глубинное сейсмическое зондирование Земли и интенсифицировалась добыча нефти. Мирные атомные взрывы практиковались и в США, но в значительно меньшем масштабе.
Цитируя американского философа Фредрика Джеймисона, Галина Орлова в этой связи отметила, что советский проект содержал инженерную утопию в своей основе. Власть и учёные были готовы поставить на карту многое ради решения энергетических проблем. Инженерный стиль советских проектов, считает Джеймисон, выражался в «безбашенности», драйве и готовности рисковать, что способствовало решению крупных задач. Однако исследователь также указывал на двоякие последствия такого подхода: с одной стороны, он может привести к процветанию, в с другой — спровоцировать кризисы серьёзного масштаба.
Советский ядерный оптимизм подвергся испытанию, когда стало ясно, что атом — не такой дешёвый, безопасный и простой в использовании, как казалось изначально. В истории Советского Союза это проявилось не только в Чернобыле, но и в серии других катастроф. Взрыв одного из реакторов Чернобыльской АЭС в 1986 году серьёзно подорвал доверие общества к научно-техническому прогрессу и привёл к демонтажу советского атомного проекта в том виде, в котором он сложился к середине 1980-х годов. А последовавшие кризисы в истории СССР подчеркнули сложность и уязвимость симбиоза науки и власти, заключила эксперт.
В завершение лекции Галина Орлова отметила, что атомная утопия Советского Союза была сложным и многогранным проектом, характеризующимся не только масштабами, но и долгосрочным инженерным подходом к планированию. Она сопровождалась широким социокультурным влиянием, создавая образ будущего, где атом станет источником энергии и безграничных возможностей для преобразования общества и улучшения жизни. В осуществлении проектов присутствовали вызовы и сложности, и утопии часто сталкивались с реальностью, требуя совершенствования и коррекций. Однако долгое время в преодолении трудностей учёным помогала готовность советского общества верить в волшебство новых технологий.
