Курс лекций о культуре 90-х, организованный Арт-галереей в рамках образовательного лектория Ельцин Центра, завершила Татьяна Круглова – доктор философских наук, доцент, профессор кафедры этики, эстетики, теории и истории культуры УрФУ имени Бориса Ельцина.
В своей лекции «Прошлое, настоящее, будущее страны в художественной рефлексии нескольких поколений актуальных художников: рубеж 1980-х – первая половина 1990-х годов», которая была прочитана 19 марта, профессор Круглова проанализировала наследие советской эпохи и ее влияние на современное постсоветское искусство. Во время перестройки и революционных сдвигов начала 1990-х слово «постмодернизм» и такие его проявления, как концептуализм, соц-арт, некрореализм, гиперреализм и «новая драматургия» стали знаменем перемен в новой, постсоветской России. Поминки «по советскому» прошли широко и шумно, временами – весело и отчаянно. Но вскоре выяснилось, что культуре нужен не гробовщик, а психоаналитик. Вопросы, надо ли сносить памятники чекистам и партийным деятелям, создавать музеи репрессий, помнить о жертвах и судить палачей, глубокого ответа не получили.
– Мне хотелось бы поговорить о том, как осмыслялось советское прошлое, как оно анализировалось, рефлексировалось и могло ли послужить основанием построения будущего. Что произошло с нашим наследием, можем ли мы им пользоваться, можем ли мы положить его в основание тех планов, с которыми связано наше будущее. И что об этом думают сами художники, – обозначила свой подход к теме лекции профессор Круглова. – Мне хотелось бы показать вам программную работу Эрика Булатова «Заход или восход солнца». Это один из моих любимых художников. Вы видите, на ней изображены морская гладь и вместо садящегося за горизонт светила герб Советского Союза. Солнце в данном контексте – это наше «всё», как некогда античный космос. Его судьбы мы не знаем, опустится оно в мировой океан и поглотит его пучина, или оно будет вечно сиять на горизонте. Картина написана в 1989 году, накануне распада СССР. Художник предчувствовал эти события. Вообще, слово распад здесь наиболее уместно. Что значит «распад»? Когда что-то распадается, оно может превратиться в мусор, осколки, в нечто, чему мы не можем найти применение. Или в строительный материал для будущего творчества?
Разумно помнить
В качестве эпиграфа лектор процитировала Сергея Аверинцева, советского и российский филолога, историка культуры, философа: «Разумно помнить, что тоталитаризмы не были простым бунтом подсознания с его архетипами, они получили свой исторический шанс лишь постольку, поскольку были абсолютно ложным ответом на вполне реальные вопросы, порожденные кризисом прежних идентичностей. Конец и последующее развенчивание тоталитаризмов дают нам в полной степени ощутить реальность самих вопросов». Ложных ответов было дано немало. Как только не называли Советский проект – обман, ложный путь, тупик, не подлинный эксперимент.
Профессор Круглова настаивает, что сегодня мы не можем быть судьями нашему прошлому – этим занимается академическая наука и искусство. Но не отрефлексировав, мы не сможем двигаться вперед, не сможем найти применения нашему прошлому. Но точно так же мы не можем дать некую общую оценку советскому опыту и его эстетической рецепции из-за одновременности существования нескольких поколений советских людей и соответственно различного опыта проживания. Поэтому мы не можем говорить о коллективной травме идентичности, или об общей эйфории по поводу распада СССР. Круглова уверена, что никакие глобальные обобщения не работают, хотя бы потому, что советское общество было устроено сложно и многоукладно. Монолитность имела место лишь в официальной сфере.
К началу 90-х годов достаточно активными были четыре поколения. Лектор их называет:
– поколение классических советских людей, родившихся при советской власти и прошедших через всю советскую систему воспитания, доверяющих средствам массовой информации и официальному соцреалистическому искусству;
– поколение шестидесятников, активно воспринявших события 90-х и доминировавших в оценке этих событий, но довольно скоро сошедших с арены потому, что они лишь договорили то, что начали говорить в 60-е годы, и им особенно нечего было добавить;
– условные «семидесятники»: поколение советских постмодернистов, которые в советское время не имели никакого успеха, они не были запрещены, но и не были востребованы, это была не позиция сопротивления, а позиция внутреннего наблюдателя, им важнее было понять советское внутри себя;
– поколение перестройки, тесно связанное с семидесятниками: их работы – это работы с «клиникой травмы», для них «другой» важнее чем «я».
Психоанализ юмора, воображения и горя
Круглова описывает различные художественные версии работы с переживанием травмы советского прошлого. Она ссылается на работу Александра Эткинда «Работа горя и утехи меланхолии», который генерирует три основных подхода в осмыслении опыта травмы: психоанализ юмора, воображения и горя. Соц-арт, прочно обосновавшийся в искусстве ранних 90-х, постепенно начинает уходить. Изнутри соц-арта невозможно вести длительный, настоящий диалог с прошлым. Соц-арт – это форма расставания и преодоления советского. Мягкую иронию, которая свойственна «семидесятникам», сменяет жесткий сарказм поколения перестройки. В их работах гротескное советское – одновременно смешное и страшное, зловещее и прекрасное, но почти всегда абсурдное и трудное для понимания.
Профессор остановилась на трех основных работах, характеризующих клинику травмы: «Два капитана 2», «Трактористы 2» и «Прорва»:
– «Два капитана 2» – абсурдистский фильм-пародия в документально-историческом стиле режиссёра Сергея Дебижева, снятый в 1992 году. Название фильма вызывает ассоциации с романом «Два капитана» Вениамина Каверина, но не имеет с ним ничего общего. В фильме звучит музыка Сергея Курёхина и Бориса Гребенщикова. Они же исполняют главные роли. Сюжет псевдоисторического фарса относит зрителя к началу XX века. Это фильм-мистификация, снятый в псевдодокументальном стиле. Мы видим показанные в сюрреалистическом ракурсе исторические фигуры Ленина, Фанни Каплан, Гитлера, Геринга, Нильса Бора, Шпенглера, Дрейфуса, Сакко и Ванцетти, адмиралов Колчака и Нахимова. В фильме множество интеллектуальных аллюзий и событий, имевших место, но широко не афишируемых.
«Трактористы 2» – еще одна абсурдистская трагикомедия Глеба и Игоря Алейниковых, представляющая собой фантазию на тему широко известных советских фильмов «Трактористы», «Свадьба в Малиновке» и отчасти «Место встречи изменить нельзя». На первый взгляд, ирония и сарказм над почившей советской действительностью. Ремикс пырьевских «Трактористов» – то ли русская народная сказка про Ивана-дурака, то ли вестерн, где все стреляют и гоняют на тракторах, то ли мрачный привет из лихих 90-х – времен спирта «Рояль». По мнению лектора, фильм пронизан сладким ядом декаданса и порока.
Прорва советской эпохи
– Еще один важный для понимания эпохи 90-х фильм – «Прорва» Ивана Дыховичного, – подытоживает Круглова. – Он посвящен подготовке первомайского парада 1939 года. Сам парад – прекрасное завораживающее зрелище, эйфория восторга. Люди с хорошо сложенными телами, спортивные, загорелые сплетаются в невероятные по своей сложности фигуры. Дыховичный все это намеренно и многократно усиливает. Женщины в красивых летящих платьях, мужчины в белых костюмах, все они на фоне золотых статуй ВДНХ.
А за всем этим внешним великолепием группа высокопоставленных чекистов, которые занимаются подготовкой парада. …И вроде все проходит пристойно, и они попадают на государственный банкет, где вино льется рекой, столы ломятся от невероятных яств, но уже в следующем кадре их арестовывают, и они под звуки Вагнера в нижнем белье копают себе могилу.
В заключение лектор цитирует Вальтера Беньямина, немецкого философа, теоретика культуры, литературного критика, блистательного эссеиста и переводчика, который сказал: «Немецкий нацизм – это эстетизация политики, а сталинизм, наоборот, – политизация эстетики». На этом утверждении базировалось множество различных теорий. У Дыховичного в фильме есть это переворачивание. Само название фильма «Прорва» – идиома, не переводящаяся ни на один иностранный язык – это не физический объект, а странное место, в котором все пропадает бесконечно. У нее нет дна, нет конца, нет предела – название глубоко символичное для самого времени.
Только пепел знает
Три главных фильма начала эпохи 90-х. В них нет ни грамма эйфории по поводу наступления новой эры. В них точно так же нет ностальгии по утраченному прошлому. Лишь попытка к этому прошлому как-то отнестись. Заканчивает лектор стихами Бродского «Обратная версия пирамид», которые адресует уже не первому поколению студентов. Стихи как предчувствие гибели империи.
– Что такое «Обратная версия пирамид»? – спрашивает Татьяна Круглова. – Это выгребная или погребальная яма?
На лекции много студентов – будущих искусствоведов, архитекторов, педагогов, а также коллеги и друзья лектора, завсегдатаи магазина «Пиотровский». Профессор Круглова пригласила присутствующих на презентацию сборника статей «Политизация поля искусства. Исторические версии, теоретические подходы, эстетическая специфика»:
– Авторы статей, вошедших в монографию, – российские и французские исследователи, представители различных гуманитарных дисциплин: философии, эстетики, истории культуры, социологии культуры, истории искусства, объединились вокруг актуальной и вечно обсуждаемой темы: отношения искусства и политики. Предметом нашего исследования стала история левых идей в ХХ веке, представленная в опыте искусства и рефлексии советских художников и французских интеллектуалов.
Французские левые и советская пропаганда
На презентации сборника, состоявшейся 22 марта в книжном магазине «Пиотровский», профессор Круглова рассказала, что французские интеллектуалы, художники, писатели и издатели чрезвычайно интересуются происходящим в России. Начиная работу над этим проектом, российские коллеги не подозревали о колоссальности этого интереса, причем интереса небескорыстного, а вполне прагматического. Оказалось, что французские «левые» были очень заинтересованы в этом сотрудничестве.
Как показали совместные исследования, еще советские писательские организации выстроили целую сеть взаимодействия с французскими левыми литераторами, чтобы использовать Анри Барбюса, Анре Жида, Луи Арагона, Виктора Сержа, которые были просоветски настроены. Они очень хотели печататься в Советском Союзе и пропагандировали образ советской России в Западной Европе. Сотрудничество это было чрезвычайно эффективным. Французские писатели-коммунисты издавались в Советском Союзе огромными тиражами, были обласканы советской властью и любимы читательской аудиторией. Это была не просто циркуляция идей, это была большая политика.
На лекции присутствовал еще один автор сборника – Лилия Немченко – киновед, кинокритик, председатель жюри фестиваля «Кинопроба». Авторы подписали книги всем желающим.
