Публичная программа к выставке «Сады Рейшера» продолжилась 9 июня в книжном магазине «Пиотровский» лекцией Марины Соколовской «Огородничество в городе. История экономики и история искусства».
Марина Соколовская, руководитель экспозиционно-выставочного отдела Музея Бориса Ельцина, предложила рассмотреть разные аспекты взаимодействия человека и природы в городе. К примеру, известный уральский зодчий Моисей Рейшер, проектируя дендрологический парк на улице Первомайской, действовал не только как архитектор, но и как садовод-любитель, человек, увлечённый выращиванием и коллекционированием растений. Это позволяло ему более широко взглянуть на взаимодействие человека и природы.
Не будучи искушёнными в сельскохозяйственной экономике города, покупая еду в шаговой доступности от дома, мы полагаем, что всё это продукты индустриального производства, а город – это пространство, которое заполнено кафе, магазинами, домами и парками, но отнюдь не огородами, птичниками и теплицами.
Марина Соколовская предложила проанализировать, из чего складывается сельскохозяйственная экономика города. Оказалось, что тема эта мало исследована. Однако есть множество любимых произведений искусства, в которых авторы как-то относятся к теме дач и огородов. Следовательно, можно говорить не только об экономике этого явления, но и об искусстве.
Сельхозкультура в городе – это либо дача, либо коллективный сад. Городской житель воспринимает дачу как пространство за городом для отдыха, а так называемые шесть соток – пространство для работы. Нередко одно переходит в другое.
Какие сюжеты преподносит нам загородная жизнь: пейзажи, натюрморты, ландшафтные и архитектурные решения.
Тему раскрывает фотография Ольги Чернышевой «Улица мечты». Она сфотографировала ограждения сельхозобъектов, сделанные из всего, что попадётся под руку. Это лишь один из примеров материальности дачной жизни. Дачные натюрморты, в которых воспевается сельская жизнь и дачный образ жизни, включающий в себя различные виды досуга, мы видим в работе Юрия Пименова «Женщина в гамаке». Здесь и застолье, и бесхитростный отдых, который сулит дача обычному горожанину. Если мы говорим о «шести сотках», то это не только образ труда, но и образы самодельных вещей.
Марина предлагает слушателям необыкновенную историю проекта «След сада» Евгения Стрелкова. Она рассказывает о доме Павла Кузнецова, художника из Саратова, который завещал его Художественному музею им. Радищева. Дом был в плохом состоянии, его решили не трогать, но воссоздали яблоневый сад вокруг и сделали это необычным способом – друзья художника нарисовали сад на снегу красками, характерными для саратовской школы живописи.
Третьим этапом художественной акции стала варка варенья уже из реальных яблок. Художники разослали варенье во все музеи, где хранились работы хозяина дома. Они создали коммуникацию, которая связала все эти музеи между собой.
Рассуждая об огородничестве, Соколовская подчёркивает, что оно наполнено поэтическим смыслом, позволяющим мириться с тяготами существования. На дачу или домик в коллективном саду свозится всё ненужное из города. Все знакомы с этими «прямыми» атрибутами дачной жизни. Отправляя на дачу ненужное или сломанное, горожане замещали его чем-то из того, что оставалось в городской квартире. Проект Владимира Архипова «Музей других вещей» рассказывает про культуру самодельных объектов. Это и культура еды, когда сначала её производили самостоятельно, и лишь потом покупали в магазинах «индустриального мира». Сегодня кулинария возвращается как хобби. Архипов, собирая музей, действует не как антрополог, а как художник, собирающий специфические вещи советского быта. На фотографиях – летний душ, сделанный из бочки, и дверей из общественного транспорта. В ход идут дорожные знаки, канистры, портфели и даже бигуди. Вещи принимают самые причудливые формы, похожие на то, как растут растения. Их рифмует с огородом то, что они могут принять любую форму в процессе эксплуатации.
Сегодня, когда дача и город совмещаются, в прессе разгораются жаркие споры. Сад – это тяжкий труд или удовольствие? Вынужденная мера или источник выживания?
В 90-е, несмотря на высочайший уровень инфляции, уровень социальной напряжённости был низок. Людям помогали выживать запасы и загородные хозяйства. Они компенсировали дефицит и нехватку денег. В огородничестве, подытоживает Марина Соколовская, есть и поэзия, и труд, и удовольствие.
Художники Виктор Давыдов и Игорь Вяткин в проекте «шесть соток» в середине 2000-х изобразили женщину в купальнике, согнувшуюся над грядками. Это не только ирония. Постсоветская культура предлагает образ сильной женщины, которая тащит на себе всю семью.
Урожай – отдельная тема лекции. В советское время многие городские жители были откомандированы своими предприятиями на сбор урожая. Возвращались в город с колхозными трофеями – капустой, морковью, картофелем. Когда советские колхозы создавались, они предполагали механизацию. Но вышло так, что большие хозяйства появились, а машины – нет. Поэтому, когда нужно было собрать быстро и в тяжёлых климатических условиях урожай, привлекалась неквалифицированная рабочая сила. В её составе как правило были госслужащие, преподаватели вузов и студенты. За этим скрывался ещё один важный сюжет: урожай собирали, но не могли сохранить. Овощей выращивалось много, и людей вовлечено было много, но нормальных продуктов на прилавках не было. И это был главный мотив, чтобы выращивать урожай самим.
Нехватка хороших продуктов приводила ещё и к практике, когда большие предприятия начинали сами производить продукты.
Сегодня часто возникает такой ностальгический мотив о предприятии, у которого были детские сады и лагеря, санатории и теплицы. Марина Соколовская показывает работу Павла Салмасова «Утро химзавода», в которой отражено, насколько для советского завода стала важна идея сада-завода. На картине поливаются клумбы химического завода в Уфе. А если мы посмотрим работы, посвящённые Уралмашзаводу, то увидим на картине Нины Костиной как работницы «Уралмаша» в обеденный перерыв сидят среди сиреней и болтают друг с другом. Завод был пронизан зелёными сквериками, деревьями среди доменных печей. Любой завод мог стать одновременно парком и садом. Озеленение цехов было важной задачей, в том числе на «Уралмаше», о чём в 50-е годы много писала заводская газета.
Некоторые предприятия умудрялись выращивать тепличные растения внутри цехов. Если мы посмотрим на работу Салмасова, который работал на уфимском химическом заводе и поэтизировал его, то увидим, что его привлекал образ завода-сада. Когда он изображает теплицу химзавода, она выглядит как модернистское пространство – застеклённое, со светильниками, похожими на летающие тарелки. Сам завод он изображает в холодной, зимней перспективе, которой противостоит тепличное пространство. Вопреки холоду, внутри модернистской теплицы выращиваются томаты. Тепличные томаты выглядят райскими деревцами. То, как автор выстраивает пространство, показывает, что он изображает лишь одну из многих теплиц. Он изображает завод как цветущий сад, который, несмотря на все возможные издержки химического производства, создаёт внутри себя воплощённую мечту. Это не только решение проблемы еды для жителей города, но и реализация мечты о производстве будущего.
Лекция Марины Соколовской «Огородничество в городе. История экономики и история искусства».
Следующий сюжет от художника Юрия Пименова. Он – один из немногих советских художников, поэтизирующих городскую жизнь. Пименов обращает внимание на рынки, цветочниц, на повседневность городской жизни.
Русское искусство редко обращалось к этим темам. Советское искусство этот город почти не видит, и Пименов в этом случае является счастливым исключением. На его картине «Свадьба на завтрашней улице» можно увидеть, как строится город. На картине нет и намёка на озеленение, хотя для советского города озеленение очень важно, оно связано не только с чистотой воздуха и созданием комфортной среды, у него есть свои эстетические задачи: поскольку советская массовая архитектура скучна, то растения вносят элементы красоты. Но на картинах Пименова мы видим гигантские просторы, которые заполняют дома, улицы, проспекты. Его город – это полигон, застроенный архитектурными объектами.
В произведении «Шарманка» Александра Бродского городской пейзаж состоит из метели, засыпающей каждый уголок городского пространства. В нём нет зелёных точек, только зелёный свет ламп. В «Фасадах» Бродский создаёт из необожжённой глины фасады домов. Это продолжает историю Пименова о том, что среди многоэтажек нет растений, нет зелени, с какой бы стороны мы не смотрели.
Но затем что-то меняется в наших городах. Дамир Муратов, художник из Омска, в своё время оказавшись в Норильске, в своём блокноте зарисовывает многоэтажный дом в минус сорок. Автор показывает, что даже в ужасный холод за окном, где горит розовый свет, растут растения. Поэтому он написал: «В Норильске ночь, все спят, засада. Только не спит рассада».
Наконец-то в городском пейзаже появляется огородническая тема. Это происходит не потому, что мы видим растения, а потому, что видим специфический свет в окнах. Этот свет заполняет город по весне, он горит, как пожар в дали. Художники, увидев масштабы световых эффектов, фиксируют это новое явление. Сегодня фито-лампы позволяют нам увидеть, кто занимается огородничеством в доме. Так город становится живым.
Появляется растительность на подоконниках, но уже в фотографии. Пожалуй, каждый из нас в школе хоть раз выращивал у окна зелёный лук в стакане. Это часть практики огородничества. Самая известная работа с этим сюжетом – фотография Ольги Чернышевой «Лук at this». Она фиксирует двойственность и параллели между органическим и рукотворным, сравнивая растущие на подоконнике луковицы с башнями Кремля.
Другая работа Татьяны Назаренко, в которой нет никаких растений, показывает вид на Кремль через окно мастерской автора картины. Перед нами город, в котором центр власти растворяется в городском пейзаже. У Ольги Чернышёвой в названии присутствует игра слов. «Лук» как лук и «Look» как призыв смотреть – новая тема, поднимаемая в искусстве. Луковицы похожи на купола церкви, которые заслоняют собой сосредоточение власти. Ольга Чернышева не поэтизирует огородничество, она отражает через материальность состояние общества.
На фотографии Татьяны Антошиной «Голубые города» мы видим инсталляцию из кучи банок и стаканов со спринцовками, которые напоминает нам луковицу, а та в свою очередь – луковки церквей. Это образ концентрированного храмового пространства, но не с точки зрения священного, а с точки зрения власти.
Работа Анастасии Богомоловой «Пусть я вырасту своей любимой травой» связана с идеей труда и коммуникации в новом ключе. Автор сажала растения в горшки, которые прорастали через семейные фотографии. Когда растение росло, художница видела эти фотографии и могла вспоминать о моментах, связанных с садом и дачей. В последствии это показывалось в московском музее современного искусства в виде инсталляции. Нам важен текст, написанный автором об истории её семьи.
Автор рассказывает, что огороднические практики отражали связь людей друг с другом. Когда близких уже нет рядом, урожай становится импульсом проживания моментов из прошлого, из которых она выстраивала свою историю. Для художницы важно то, что она сама прожила её. Но и мы можем что-что понять из истории своей семьи.
Мотив огородничества в советском и российском искусстве далеко не основной. Тем не менее часть работ позволяет нам увидеть, что главной рассматриваемой позицией является материальность. Поднимаемые авторами темы помогают разобраться с собственной жизнью, показывают, что огородничество – не просто выращивание еды, а взращивание собственной души и отношений с другими людьми.
Огородничество – практика коммуникаций. Она открывает вас навстречу другим людям. Соколовская подчёркивает, что осмысление экономических и коммуникативных аспектов позволяет больше узнать о жизни, обрести язык общения с собой и другими людьми через выращивание растений, а не только практики производства еды.
