В Ельцин Центре 20 декабря доктор исторических наук, профессор Никита Ломагин в рамках цикла лекций «Войны памяти» рассказал о стратегическом значении обороны и блокады Ленинграда и о том, как в течение послевоенного времени менялась память об этом событии.
В начале лекции Ломагин, один из ведущих исследователей истории блокады Ленинграда, отметил, что Великая Отечественная война в последнее время отодвинула на задний план Октябрьскую революцию 1917 года и стала расцениваться как главное событие истории нашей страны, которое формирует современную российскую идентичность.
– Блокада Ленинграда – это недооцененное историками событие Великой Отечественной войны, а может быть и нашей истории в целом, поскольку это самая продолжительная битва Второй мировой, которая привела к колоссальной гуманитарной катастрофе. Город потерял около трети населения, более 80 процентов предприятий было вывезено, интеллигенция, которая относилась к категории иждивенцев и была абсолютна беззащитна, практически вымерла, цвет рабочего класса тоже погиб. Ленинградская трагедия послужила одной из причин пересмотра норм международного гуманитарного права, которые сейчас включают в себя положение о запрете использования голода как средства ведения войны.
По мнению историка, доминирующей темой истории блокады Ленинграда, который для всех нас стал символом несгибаемого духа, является героизм. Но в городе погибло около миллиона гражданского населения, поэтому героизм и трагедию необходимо совмещать, нужно изучать повседневность и стратегии выживания. Голод, холод, бомбежки, обстрелы, тяжелейшее положение на фронте – но город устоял и многим людям все же удалось выжить, получая мизерные рационы.
Ломагин подчеркнул, что политэкономия блокады до сих пор не изучена, но в городе существовали черные рынки, толкучки, где можно было купить или обменять ценности на продукты, шел бартер между гражданскими и военными, которые снабжались лучше. Подспорьем для многих стали неубранный на полях из-за начавшейся войны урожай и запасы продовольствия, которые люди делали в довоенное время. Весной 1942 года власти, вопреки большевистской идеологии, разрешили частные подсобные хозяйства, практически во всех скверах в городе были высажены овощи, в том числе капуста.
– Ленинградская блокада оказала большое влияние на нынешнее российское руководство. В книге известного американского политолога Фионы Хилл о Владимире Путине есть глава «Putin the Survivalist» – «Путин как человек выживающий», в которой говорится, что блокадный опыт его родителей имеет колоссальное значение для российского президента. Именно с учетом этого опыта в нашей стране идет формирование стратегических резервов, строится политика продовольственной безопасности, создаются дополнительные мощности. Зачастую, по мнению автора книги, это делается «на всякий случай».
Тема блокады Ленинграда, по словам Ломагина, в отечественной истории долгое время была табуирована: были закрыты архивы, а многие темы запрещены для изучения. Сфабрикованное после войны против части бывшего городского руководства знаменитое «ленинградское дело» и последующие репрессии стали поводом к закрытию Музея блокады на Невском проспекте и Садовой улице. Чтобы стереть память о блокаде, даже закрасили знаменитые надписи: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!». Они были восстановлены только в 1957 году.
– До 70-х годов никто не хотел знать, как люди жили и выживали, это для многих было просто семейной историей. Плотину молчания прервали авторы «Блокадной книги» Даниил Гранин и Алесь Адамович. Это была первая книга о блокаде, хроника, основанная на документах и интервью с выжившими ленинградцами. Сейчас архив передал в общественное пользование письма, которые писали авторам в ответ на книгу. Это море новой информации, которая пока не проанализирована и не введена в научный оборот.
Ломагин отметил, что Пискаревское мемориальное кладбище было открыто лишь 9 мая 1960 года, а до той поры место массового захоронения жертв блокады и воинов Ленинградского фронта находилось в ужасающем состоянии и просто состояло из больших братских могил.
– В 2016 году власти Санкт-Петербурга объявили международный конкурс на создание музейно-выставочного комплекса «Оборона и блокада Ленинграда», но пришел новый губернатор и сказал, что он не нужен, предложив восстановить старый музей, который занимает площадь лишь в тысячу квадратных метров, с акцентом на обороне города. Власть делает что может и старается как может. Но сейчас главным символом для горожан стал «Бессмертный полк», в котором идут блокадники и их потомки. Открываются прекрасные частные музеи, пример – «Ленрезерв», а по инициативе известного историка Льва Лурье в день начала блокады 8 сентября в течение уже нескольких лет люди во дворах и на других городских площадках читают имена погибших.
Перед лекцией Никита Ломагин поделился своими впечатлениями о Музее Бориса Ельцина и рассказал, что для него 90-е годы:
– Я увидел очень хороший музей о том, как Россия обретала свободу и о человеке, который очень много сделал, чтобы в нашей стране наступили новые времена. Это как глоток свежего воздуха. В музее ёмко рассказана сложная история трансформации государства и общества в период перестройки и история жизни Бориса Николаевича, которая показывает, как строитель по специальности оказался готов к деконструкции старых государственных институтов. Наверное, какие-то сюжеты обойдены, всё же политика – это всегда компромиссы. Есть вещи, которые в каком-то учебнике истории были бы изложены лучше, но это музей Ельцина, и те, кто его создавал, имели право именно таким образом его представить. Это достойный памяти первого президента музей, который сделан со вкусом. Тут огромное количество артефактов, есть ощущение аутентичности, истории и отношения к памяти о Ельцине.
Для меня 90-е годы – сложное время. Как и многие, я был очень увлечен перестройкой, было много ожиданий и многое удалось сделать. Мне достался глоток свободы, многих табу, в том числе исторических, уже не было. Я быстро понял, как этой свободой можно воспользоваться историку, поскольку открылся доступ к архивам. Можно было себя реализовывать, и этой возможностью я воспользовался, хотя моей матери и старшему брату в это время было очень тяжело. Даже в рамках одной семьи разломы этой эпохи ощущались достаточно серьезно.
