В Ельцин Центре в рамках выставки «Как строилась советская власть» 31 июля прошла лекция профессора Веймарского университета Баухауса Макса Уэлча Гуэрры.
В переполненном зале Образовательного центра он рассказал об истории и особенностях школы Баухаус, столетие которой отмечается в этом году. Лекция состоялась при поддержке Генерального консульства Федеративной Республики Германия.
Макс Уэлч Гуэрра – профессор Веймарского университета Баухауса, ведущий эксперт истории школы Баухаус, директор института Баухауса по теории и истории архитектуры и планирования, ведет магистерские и бакалаврские программы по направлению «урбанистика».
Лекция Макса Уэлча Гуэрры стала большим событием для архитектурного сообщества Екатеринбурга: в зале образовательного центра собрались студенты, историки архитектуры, действующие архитекторы. Свободных мест не было, и многие слушали лекцию, стоя за задними рядами кресел.
В своём выступлении профессор отметил, что столетний юбилей школы Баухаус стал в Германии поводом для очередного детального рассмотрения этого наиболее известного и влиятельного художественного направления ХХ века. Развернувшиеся при этом дискуссии изменили представление о Баухаусе, сформировавшееся в широких кругах.
Во-первых, подчеркнул герр Уэлч Гуэрра, вопреки расхожему представлению, Баухаус – это не стиль. Это институт, который с 1919 года открывал новые способы изображать и формировать материальный мир. «Во время фазы индустриализации изменилась не только манера создания машин. Также произошли социальные изменения, изменились архитектура и территориальная структура города. Даже чашки изменились!», – сказал он.
Баухаус не был уникален. Подобные школы возникали также в Австрии и в Советской России (ВХУТЕМАС). Но самый известный пример – это Баухаус. На то есть определенные причины. По всей Европе после Первой мировой войны выросло новое поколение дизайнеров и архитекторов, от Москвы до Барселоны. Но именно Баухаус был первой школой в мире, которая стала интернациональной. Там были и русские, и венгры, и немцы. Чтобы перейти к новой фазе индустриализации, необходимо было создать международную коммуникацию, это было самым важным делом в ту историческую эпоху.
Во-вторых, Баухаус был не только школой архитектуры и дизайна, но и новой формой обучения специалистов.
В-третьих, 1919 год, когда был основан Баухаус, был годом революции в Германии. Новое государство, Веймарская республика, было государством социальным (но не социалистическим). Это государство финансировало создание социального жилья. Дизайнеры, архитекторы и другие специалисты Баухауса реализовывали эту задачу. Они создавали в духе нового времени здания и предметы быта, в том числе и лампы.
Макс Уэлч Гуэрра уверен, что сегодня скопировать старый Баухаус невозможно. «Это была реальность того времени, а сейчас уже другая эпоха. То, что работало тогда, сегодня не работает. Сегодня, например, невозможно представить какую-либо промышленность без информационных технологий. И если действовать в духе старого Баухауса, который был призван ответить на новые вызовы в архитектуре и в социуме, мы должны исходить из реальности цифровых технологий. Поэтому Apple iPhone – это в какой-то степени продолжение идей Баухауса».
Приведём еще одну цитату: «Forms follow function (форма следует за функцией) – это слоган Миса ван дер Роэ, одного из главных деятелей Баухауса. Например, для Apple это тоже подходит. Но сегодня в Веймарском институте Баухауса нас не интересует обучение людей, которые идут работать в проекты Apple или в какие-либо другие корпорации. Нам нужны люди, которые будут понимать проблемы современного общества в целом: в мире, в Германии, в России, в Аргентине. Например, проблему переработки отходов. В нашем университете сейчас очень много внимания уделяется проблеме переработки отходов и возобновления ресурсов. Важно думать, где мы найдем материал для нового производства. Это не только к вопросу о принципе forms follow function, а ещё и о том, где в мире найти на это ресурсы».
В завершении лекции Макс Уэлч Гуэрра сообщил, что к 100-летию школы Баухаус в Веймарском университете была создана кафедра Баухауса. И возглавить её пригласили Исполнительного секретаря Рамочной конвенции ООН об изменении климата, мексиканского дипломата Патрисию Эспиноса. «Это персона, ответственная за климатические вопросы, Парижский и Киотский протоколы и так далее. Именно она возглавила кафедру. И вы можете теперь лучше понять, какое значение мы придаём важнейшим вопросам современности. На Баухаусе можно сделать очень много денег, но это не то, что нам нужно. Мы хотим найти тот стиль в дизайне, который будет отвечать сегодняшним потребностям мира», – сказал профессор.
После лекции мы взяли интервью у Макса Уэлча Гуэрры для сайта Ельцин Центра.
– Герр Гуэрра…
– Прошу, не сокращайте! Уэлч Гуэрра. Я родом из Чили, и у нас принято оставлять в полном имени и фамилию отца, и фамилию матери.
– Герр Уэлч Гуэрра, можете ли вы в трёх пунктах перечислить преимущества Веймарского Университета Баухауса?
– Во-первых, наш университет международный. Во-вторых, у нас очень много дисциплин. В третьих, мы открыты для дискуссий и очень критичны к собственному прошлому. Если вы хотите заниматься урбанистикой в Веймаре, и я вас спрошу, почему, а вы ответите: «чтобы сделать себе имя», мы вас не возьмем. За престижем мы не гонимся.
– Существует мнение, что советский конструктивизм многое заимствовал из школы Баухаус. Что вы по этому поводу думаете?
– Есть определенная сильная связь, но это не копирование одних другими. В то время, когда создавался институт Баухаус, начались международные процессы в образовании, начался обмен опытом. Архитекторы Германии, России, Венгрии перемещались из Веймара в Москву и обратно, и это касается не только архитектуры.
Я здесь тоже для этого. Мне интересна международная кооперация, и мне хотелось бы, чтобы мои ученики приезжали в Екатеринбург, а екатеринбургские специалисты приезжали в Веймар. На подобные проекты по обмену всегда хорошо выделяются деньги.
– Как вы оцениваете архитектуру Екатеринбурга?
– Я впечатлён и очарован городом. Даже не ожидал такого. Но меня очень волнует состояние главных архитектурных объектов. Возможно, вы не поймёте того, что я скажу, и это прозвучит странно и нелепо, но то, что мы видим в Екатеринбурге, касается не только Екатеринбурга. Здесь находится международное архитектурное наследие, архитектурное наследие Европы. Я ожидаю, что однажды, через 20-40 лет, студенты из Германии, Испании или Бразилии смогут приехать в Екатеринбург и всё еще увидеть эти жемчужины истории архитектуры, которые у вас здесь есть.
– О каких объектах идёт речь?
– Например, это творения архитектора Гинзбурга, гостиница «Исеть» и Городок Чекистов. А больше всего меня впечатлила Белая Башня. И не столько сам объект, сколько та группа волонтёров (арх-группа «Подельники» – ред.), которая занимается тем, чтобы он был в сохранности и чтобы о нём узнали. Вот такие люди нам и нужны. Люди, которые могли бы сохранять памятники архитектуры и делиться знаниями о них. И первый объект, который я посоветую своим ученикам, когда вернусь в Веймар, будет Белая Башня.
– Слышали ли вы о Екатеринбурге раньше?
– Последние недели и месяцы немецкие газеты много писали о конфликтах, которые были у вас здесь (конфликт в сквере у Театра драмы – ред.). Я читал эти статьи с большим вниманием, и думаю, что это очень значимый и важный конфликт. Конечно, у меня есть свое мнение, но как иностранец, я предпочту оставить его при себе и продолжить наблюдать за тем, как будут развиваться события.
– В Екатеринбурге распространено мнение, что наш город, благодаря обилию конструктивистских памятников, очень важен в истории архитектуры. Так ли это?
– Конечно! Наш университет изначально был восточно-германским, и у меня есть много коллег, которые неплохо говорят по-русски, изучают архивы, приезжают на исследования в Россию и доезжают довольно далеко, даже до Магнитогорска. Это часть наших исследований, безусловно.
– Расскажите о ваших исследованиях.
– Моя специализация – история городского планирования. Планирование в большой степени связано с политическими, экономическими, общественными, культурными обстоятельствами. Когда я говорю об урбанизме, я немного говорю об архитектуре. Мой предмет изучения – город. Моя постдокторская диссертация – о переносе столицы новой Германии из Бонна в объединенный Берлин. Наша столица – это не старый восточный Берлин, это новый объединенный открытый город. Здесь была стена, и надо было заполнить эти пустые пространства. Как определить лицо новой Германии через интересы зданий Парламента и Правительства? Как они сочетаются с интересами города Берлина, и с интересами людей, которые живут по соседству с правительственными учреждениями? В своей работе я попытался ответить на эти вопросы.
Относительно Берлина, есть еще один важный символический момент с точки зрения урбанизма. Я думаю, вы знаете про планы Гитлера и Шпеера о кардинальной перестройке Берлина и создания на его месте города Германия, столицы Третьего рейха. К счастью, они не были воплощены. Согласно этим планам, Шпеер задумал в городе ось с севера на юг, по которой должны были быть выстроены все имперские учреждения.
Когда город объединялся, нам нужно было проложить ось с востока на запад, чтобы не следовать этим диктаторским планам. Новая столица объединенной Германии должна демонстрировать, что у нас не будет больше возврата к нацизму, что нынешняя Германия не собирается ни на кого нападать, что она мирная. И эту идею мирной Германии мы хотели проиллюстрировать методами урбанистики. Мы не собираемся игнорировать нацистское прошлое, но должны ответить на него с точки зрения архитектурной науки. Вот это сегодняшний Берлин.
– Как нужно сегодня строить города?
– Прогресс во времена Баухауса виделся только как создание нового. Сегодня подход изменился. Не только Екатеринбург, не только Берлин должны видеть, что мы имеем. Какие качества, какие сокровища. Это первое. И второе – мы должны защищать, сохранять, изучать наше наследие. Это общее место немецкой урбанистической культуры сегодня. И только затем мы смотрим, как можем что-то улучшить или перестроить. Мы уже не можем позволить себе сегодня классический подход Баухауса, объявляя старое глупым анахронизмом и разрушая его ради строительства чего-то нового. Мы должны уважать нашу историю, архитектуру, урбанизм.
– В завершение два вопроса про Ельцин Центр. Во-первых, вы посетили Музей Бориса Ельцина…
– Я очень впечатлён. Я не знал, что здесь есть такой тип института. Я знаю только в США пару примеров. Это здание имеет множество прекрасных качеств. Для меня самое важное в том, что Ельцин Центр предлагает общественное пространство городу. Я видел детей, играющих здесь! Это очень правильно. Дело не в том, красиво или нет, хороший ли дизайн и так далее. Вы предлагаете городу такое место – красивое место с панорамным видом, открытое не только для музея, но в том числе и для детских игр.
Второе – вы сочетаете различные социальные и культурные активности. Вы часть культурной жизни Екатеринбурга, это так важно! Я думаю, вы всегда должны бороться против концентрации активности в Москве. И с Ельцин Центром вы укрепляете Екатеринбург, это очень важно. Плюс я увидел здесь другой взгляд на российскую и советскую историю, и думаю, это не тот взгляд, который я мог бы увидеть в Москве. Это тоже очень важно. Я в восторге.
– Обычно мы спрашиваем людей, которые приезжают в Ельцин Центр, об их жизни в 90-е, поскольку это очень важное время для России, время свободы и изменений. Вас я спрошу немного о другом. Я знаю, что вы были в Советском Союзе, и с тех пор это ваш первый приезд сюда. Что на ваш взгляд изменилось здесь за 30 лет?
– Да, я приезжал сюда в 1985 и 1990-м и 1991-м годах, был в Ереване и Ленинакане после землетрясения, и потом в Москве на Теплом Стане в делегации Берлинского технического университета. Я предпочел бы не отвечать на вопрос, потому что иначе мне придется, возможно, говорить о диком капитализме. Я знаю очень хорошо и развитие здесь, и проблемы, но как иностранец, не возьмусь их характеризовать.
– А в Европе 90-е были важным временем?
– Да, конечно. Это было повторное внедрение урбанизма, например, или частной собственности на землю. Произошли очень глубокие изменения. Съездите в Варшаву, Прагу, Братиславу, Кошице, Будапешт. Произошло радикальное изменение обществ. И в Германии тоже.
