Линор Горалик: «Человек выстраивает повседневность в первую очередь»

3 июля 2020 г.
Линор Горалик: «Человек выстраивает повседневность в первую очередь»

«Всё можно легко отменить, и ты не так легко разрушаешься, как тебе казалось», – вот главные выводы, которые сделала по итогам месяцев самоизоляции писатель, поэт, маркетолог и преподаватель теории моды Линор Горалик. В онлайн-цикле Ельцин Центра «Школа выживания: опыт есть» она рассказала о том, почему пандемия является одним из самых странных, но далеко не самых страшных событий, о влиянии различных потрясений на историю костюма, а также о том, почему катастрофы являются отличным сеттингом для текста и появятся ли после пандемии новые литературные жанры.

Интервью записано 25 июня 2020 года.

Есть два уровня ответа на вопрос – почему писателей привлекает тема выживания и катастроф. Один – потому, что я человек вечно боящийся. Я человек вообще трусливый, всё время боюсь, что мир рухнет, что произойдет что-нибудь необратимое. Когда я была маленькой, и дождь шел больше трех дней, я была уверена, что это всемирный потоп, и нам конец. Я боялась войны очень сильно, до психоза – это уже когда начала заболевать биполярным расстройством, один из самых страшных периодов в моей жизни. Был психотический страх войны, когда мне было 14-15 лет. Сейчас уже все, конечно, не так плохо, но я боюсь глобальных вещей довольно сильно, и постоянно боюсь локальных катастроф – боюсь за близких, боюсь за устойчивость своего крошечного мирка и так далее.

Кроме того, есть прагматическая составляющая катастроф [для писателя]. Это очень хороший сеттинг для текста, потому что на фоне катастрофы можно показывать, как разворачиваются судьбы и состояния людей в экстремальной ситуации. Это очень удобно, в некотором смысле. Тут можно даже не спекулировать – это просто удобно и хорошо.

Экстремальные условия и повседневность

У меня есть, например, длящийся много лет цикл очень короткой прозы, который называется «Короче». Он как раз про то, что повседневность служит потрясающей лакмусовой бумажкой, она полна экстремальных состояний, мы проживаем экстремальные состояния каждый день. Для этого не нужны война, катастрофа, смерть – нам вполне хватает каждого нашего дня. И еще очень важно, что в экстремальных состояниях и ситуациях, когда я пытаюсь о них говорить, например, в ситуации катастрофы, которая происходит в романе «Все, способные дышать дыхание», меня интересует только повседневность. Не то, как люди бьются на поле боя, а как люди на поле боя отходят поесть или отходят в туалет, как повседневность пробивается сквозь любую катастрофу. Меня интересует ровно тот план, в котором люди в любой экстремальной ситуации остаются просто людьми.

Повседневность как самое тяжелое, что нам дается

Пандемия оказалась, во-первых, для кого-то настоящей катастрофой: есть люди, которые погибли, есть люди, которые потеряли работу, есть люди, которые работают на пределе своих сил. Но для людей, которые не попали в экстремумы пандемии, она оказалась скорее умеренным испытанием. Испытанием терпения, испытанием излишней близостью – люди оказались помногу часов вместе дома со своими близкими, и это оказалось непросто. В некотором смысле пандемия оказалась испытанием повседневностью, в котором вещи, присутствующие каждый день, разрослись до огромных размеров.

Находиться дома – нормальная практика, но не 24 часа в сутки. Быть рядом с близкими – нормальная практика, но не 24 часа в сутки. Работать из дома – нормальная практика, но не когда нет выбора. Не путешествовать – нормальная практика, но не когда тебя к этому принуждают. То есть наши обычные практики стали как бы доведены до абсолюта. И это испытание повседневностью оказалось ужасно тяжёлым. В этом смысле мне всегда казалось, что повседневность – это самое тяжелое, что нам дается. И недаром в любой катастрофе, насколько я знаю из того, что читала и смотрела, люди стараются в первую очередь, отстроить себе какой-то крошечный островок повседневности. В мемуарах у Тэффи есть момент, как эмигранты – нищие, потерявшие все, плывя в миграцию на корабле третьим классом, то есть только что не в трюме, первое, что делают – из каких-то шалей, тряпочек, крошечных сохранившихся домашних вещей выстраивают себе подобие домашнего уюта. Это главное, что человек делает в первую очередь, – он выстраивает себе повседневность, из чего может. Но когда, наоборот, повседневность приходит к тебе и отсекает всё остальное – это тоже оказывается очень тяжело.

Человек умирает одетым

У меня есть книга, которая называется «Устное народное творчество обитателей сектора М1». Она про фольклор, который бытует в аду – где есть люди, там всегда есть фольклор. А поскольку я занимаюсь теорией моды, я твердо знаю – где есть люди, там есть и одежда. Это одна из самых поразительных вещей, связанных для нас с одеждой – даже когда человек умирает от голода, он обычно умирает одетым. Это поразительный феномен. Одежда сопровождает нас с первых минут нашего рождения и за нашу смерть. Одежда остается с нами после смерти – это поразительный факт. Мы оказались в материальном мире, где нас уже не сопровождают, слава Богу, кони, рабы, и, за редчайшим исключением, амулеты как транзакционные объекты. Но одежда сопровождает нас после смерти. Одежда есть всегда. Я рассудила, что в аду есть одежда, есть отношения с одеждой, и готовлю про это огромную выставку. Она должна открыться 20-го января в музее «Арт4» в Москве.

Как менялся костюм благодаря войнам и эпидемиям

Это бесконечно захватывающий разговор. Тут даже трудно выбрать, с чего начать: все такое вкусное, это огромная тема. Для начала я хотела бы назвать книгу, которую очень люблю – эта книга называется Fashion on the ration – «Мода по карточкам», если свободно переводить. Она, например, очень подробно рассказывает о том, как в Великобритании, в которой была жесткая карточная система весь период Второй мировой войны, была устроена мода, пока люди не могли свободно покупать одежду, и общество давило на них в том, чтобы ограничить себя с точки зрения потребления вещей. Фактически не было возможности использовать те потребительские практики, к которым они привыкли. Это захватывающе, это читается как роман, как детектив, это захватывающий non-fiction, который, например, помогает понять очень многое о моде в военный период.

Проект «одеть советского человека»

Можно бесконечно много говорить о том, что сделали с нашим костюмом революция 1917 года и весь советский период. Этой темой среди наших отечественных исследователей занимались Наталья Лебина и частично Ольга Гурова. У Натальи Лебиной есть несколько работ по этому поводу. Например, можно говорить о том, что был огромный целый проект – «Одеть советского человека». Не в смысле что он так назывался. В том смысле, что был гигантский социальный проект у советской власти – переопределить, что такое советский костюм, и одеть советского человека.

Проект был чрезвычайно сложным и многоуровневым. Потому что, с одной стороны, надо было чтобы советский человек был одет не так как досоветский. Во-вторых, чтобы советский человек был одет не так как несоветский. В-третьих, чтобы при этом советский человек был одет как культурный, но не буржуазный. А в-четвертых, чтобы все это было обеспечено силами советской промышленности. Исключительно сложная задача, которую страна пыталась решать и пыталась решать мучительно. Очень много было идей – как одеть советского человека в униформу, например, причём эти идеи странным образом наследовали и идеям Павла I, и идеям Николая I. Так что это не такая простая и не такая случайная мысль, как кажется.

Есть ещё одна прекрасная книга. Её автор – великий исследователь моды и специалист по моде социалистических стран Джурджа Бартлетт. Книга называется «FashionEast: призрак, бродивший по Восточной Европе». Она ровно о том, как одевали социалистического человека, как страны социалистического лагеря пытались решать эти вопросы, и это совершенно потрясающе. Там есть всё – от утопических проектов до реальных проблем дефицита. Но утопические проекты были и в Советском Союзе, безусловно. В их разработке участвовали выдающиеся люди, например, Любовь Попова и Владимир Татлин. Кто-то в теории, а кто-то пытался внедрять это на практике. Всё это было.

Изменится ли костюм после пандемии?

Первое, что мы стремимся сделать при первой же возможности – стряхнуть с себя маски и перчатки. Никто не хочет этого. Все хотят вернуться назад, все хотят вернуться к вестиментарной свободе, к свободе костюма. Будут люди, которые, видимо, сохранят страх перед вирусными заболеваниями. Всегда любая катастрофа оставляет за собой людей, которые боятся ее возвращения и не верят, что она миновала. Тем более, что с пандемией сказать, что она миновала, будет очень сложно: мы не понимаем, что происходит со второй волной, мы не знаем, что будет в зимний период. Короче говоря, есть впечатление, что мы в какой-то немножко новой реальности с этой историей. Маски – да. Но мы видим, что перчатки не прижились вообще. Мне кажется, что спекулировать дальше историей с масками немножко безответственно. Не знаю, но вижу, что главное, чего люди хотят – это вернуться к статус-кво. Люди не пришли в восторг от того, что к их костюму что-то добавилось.

Коронамаркетинг и онлайн-эвенты

Мы пережили рецессию 2008 года как минимум, мы пережили историю с рублем в 2017 году, то есть не то, чтобы Россия безмятежно плыла по волнам, и вдруг кризис. В России есть опыт кризисов, но этот кризис, конечно, особенный. Боюсь говорить, как это повлияет на рынки, потому что я не рыночный аналитик. Могу сказать, что [уже возник] коронамаркетинг, то есть маркетинг в период коронавируса.

Сейчас дочитываю курс из трёх лекций по тому, что нам дал коронамаркетинг, чему мы, как маркетологи, за это время научились. Конечно, это беспрецедентная история. Но опять идет возврат, люди не любят и не хотят жить в кризисе, люди хотят возвращаться к старым практикам при первой же возможности. Это касается что костюма, что маркетинга.

Мне кажется, главное, что мы приобрели в смысле и маркетинга, и культуры за время пандемии – это онлайн-эвенты, которые полностью зарекомендовали себя как абсолютно состоятельные. Это оказалось прекрасно, это оказалось интересно, эффективно, это способно собирать людей в больших количествах, это монетизируется прекрасно. То есть мы получили буквально новый пласт культуры маркетинговых эвентов, и это офигенно.

Кризис только начинается

Я набираю своим клиентам маркетинговые команды. Благодаря этому часто даю у себя в "Фейсбуке" объявления о поиске специалистов. Знаю, сколько откликов приходит на такие объявления. Такой волны откликов как в последний месяц я не видела никогда. Это показывает, сколько людей высокого класса, прекрасных профессионалов оказалось без работы. Это ужасно. Немыслимые числа, не хочу их называть, но это катастрофические числа. Это производит очень сильное впечатление. Мне есть с чем сравнивать, я делаю это годами, даю объявления годами, вижу динамику. Это реально катастрофа. Это только начало, потому что впереди лето и настоящие проблемы мы увидим осенью и зимой.

Катастрофы и литература

Невозможно переоценить влияние любого большого катаклизма на литературу. Каждая война, каждый катаклизм, каждая эпидемия поворачивали судьбы литературы. Как только началась пандемия, я стала представлять себе, какой будет художественная литература о пандемии, такое упражнение. У меня много разных версий. Уже начали появляться мемуары врачей, мемуары соцработников. Абсолютно понятно. Второй пласт будет – мемуары людей переболевших. Они уже начались, вот Bookmate завёл прекрасную серию Originals, где они публикуют подобные штуки, там уже можно начать читать эти вещи. Но меня интересует не мемуарная литература и не non-fiction.

Пандемия как всемирный литературный опыт

Во-первых, мне кажется, обязательно будут тексты про людей, запертых в одной квартире. Будут тексты про детей, у которых болели родители, и, может быть, это будут детские тексты. Мне кажется, что будут художественные тексты о больницах во время пандемии, о коронавирусных госпиталях. Мне кажется, что нас ждет какое-то количество литературы, но несравнимое с тем, которое порождалось более крупными катастрофами.

Мы проходим один из самых странных, но не один из самых страшных периодов в нашей истории. Так мне представляется. Странных ужасно. Будет всякая литература по поводу того, что называется «бег с препятствиями»: человек не может улететь, не может прилететь. Трагедия положений вместо комедии положений. Но это не перевернет литературу, конечно.

Поколение писателей Второй мировой войны – это не то же самое, что поколение писателей COVID. Его, думаю, у нас все-таки не будет. Что будет ужасно интересно с литературой – это то, что объединяет литературу о войне – что китайский роман про COVID будет нормально читаться на немецком. Он не будет экзотизированным, это не будет экзотический роман про войну Кореи с Китаем. Это будет роман про тот же COVID. Вот это будет ужасно интересно, что будет переводное пространство литературы про COVID, и оно будет цельным. Очень жду.

Ты не разрушаешься

Чему лично я научилась в этой истории? Узнала главное в этой пандемии: всё можно отменить. Это совершенно потрясающе. У меня были огромные планы на эти месяцы, как и у всех. Понятно, что всё можно отменить, когда все понимают, что всё можно отменить. Когда тебе кажется, что твоя жизнь полностью забита неотменимыми вещами, и вдруг они все отменяются, выясняется, что как-то ты проживаешь эти месяцы.

Это не про то, что обязательства не выполняются, а про то, что ты не разрушаешься. Могут отмениться твои самые основные планы, и ты не разрушаешься. Можно даже месяцами не видеть близких людей, и ты не разрушаешься. Ужасно тяжело, но ты не разрушаешься. Короче говоря, ты не так легко разрушаешься, как тебе казалось. И даже страх катастроф, даже не самая страшная катастрофа с COVID – ты не разрушаешься так легко, как боялся. Это главное, что я узнала. Если кому-то пригодится, буду рада.

Льготные категории посетителей

Льготные билеты можно приобрести только в кассах Ельцин Центра. Льготы распространяются только на посещение экспозиции Музея и Арт-галереи. Все остальные услуги платные, в соответствии с прайс-листом.
Для использования права на льготное посещение музея представитель льготной категории обязан предъявить документ, подтверждающий право на использование льготы.

Оставить заявку

Это мероприятие мы можем провести в удобное для вас время. Пожалуйста, оставьте свои контакты, и мы свяжемся с вами.
Спасибо, заявка на экскурсию «Другая жизнь президента» принята. Мы скоро свяжемся с вами.