Астрология, уфология, парапсихология, альтернативная медицина — эти и другие учения и практики в XXI веке продолжают быть популярными и сосуществовать с научными. А многие и вовсе стремятся заместить собой науку или подвергнуть сомнению её авторитет.
По каким критериям можно отличить научное знание от его симуляции человеку без специального образования? Как противостоять воздействию псевдонаучных и антинаучных взглядов? Как не превратить критику и сомнения в навешивание ярлыков? Ответы на эти и другие вопросы сформулировала в своём выступлении 3 декабря в Ельцин Центре Лада Шиповалова — доктор философских наук, заведующая кафедрой философии науки и техники института философии СПбГУ. Её лекция стала первой в новом цикле «Лженаука: бороться или смириться?»
Цикл посвящён обсуждению псевдонаучных доктрин и учений. Известные учёные, научные журналисты и популяризаторы науки расскажут, как отличить научное знание от ненаучного, почему люди до сих пор верят в средневековые представления о мире, как политика может негативно влиять на научное знание и, главное, зачем и как бороться с псевдонаукой.
Зачем отличать науку от лженауки?
По словам Лады Шиповаловой, отличить науку от лженауки бывает непросто, но делать это важно. На профессиональном языке это называется «проблемой демаркации».
— Мы с вами в большей или в меньшей степени заражены тем, что называется сайентизмом, верой в науку. Результаты научных исследований имеют огромное значение — они часто кладутся в основу общественно значимых решений, принимаемых на политическом уровне. Соответственно, именно учёные говорят всему обществу, как действовать, — уверена эксперт.
У демаркации есть три основных интересанта. Во-первых, это государство, которое финансирует науку и должно понимать, какие исследования являются научными. Во-вторых, общество в целом, поскольку наука — это признанный социальный институт, полноценно включённый в общественное разделение труда. В-третьих, это собственно научное сообщество: учёным важно себя идентифицировать и отделять от шарлатанов. Разумеется, в этом есть определённая двойственность, так как часто ярлык «псевдонаука» является обвинением научных в спорах, — отметила Лада Шиповалова.
Как появились наука и лженаука и почему их сложно различать?
Становление науки как социального института завершилось в XIX веке с появлением специального слова для обозначения представителей этой профессии — scientist (учёный). Его придумал английский интеллектуал Уильям Уэвелл, который организовал один из первых проектов по исследованию приливов. В нём принимало участие множество «гражданских», и, чтобы отличить профессионалов, он сформулировал для них отдельное название, по аналогии со словом «артист».
Тогда же появилось и слово для альтернативных науке взглядов — псевдонаука, от греческого корня ψευδής, что означает «ложный». И речь здесь не идёт об астрологах или представителях альтернативной медицины — в большинстве случаев они и не называют себя учёными, говорит Лада Шиповалова.
Почему так сложно отличить науку от лженауки? Чаще всего сложность обусловлена тем, что научные знания развиваются, и то, что считалось научным раньше, теперь таковым не считается. Например, птолемеевская геоцентрическая модель мира считалась научной исторически долгое время и хорошо работала на практике. Есть похожий случай из области химии: с конца XVII века в Европе была распространена теория флогистона — специфической «огненной субстанции», которой объяснялись процессы горения. Теория считалась научной больше века, пока Антуан Лавуазье в 1777 году не выступил против неё, заменив общепринятой сегодня кислородной теорией горения. И даже алхимические взгляды считались вполне научными — их в смысле интерпретации свойств химических веществ придерживался сам Исаак Ньютон.
Иногда лженаукой называют собственно научные исследования. Характерный пример такой несправедливости — гонения на генетику в СССР в период академической власти Трофима Лысенко. Наконец, некоторые псевдонаучные взгляды помогли в становлении современной науки. Так, френология — развивавшееся в XIX веке учение о том, что интеллектуальные способности человека связаны со строением черепа, — положила ряд конструктивных идей в основание нейрофизиологии. В частности то, что интеллектуальные способности связаны с определёнными отделами коры головного мозга. А псевдонаука парапсихология, исследовавшая экстрасенсорные способности человека, внесла большой вклад в становление экспериментов в области психологии.
Теоретическое доказательство научности
На основании каких критериев можно отличить научные, антинаучные, псевдонаучные и не научные взгляды? Лада Шиповалова сформулировала несколько из них. Главный критерий научности — это доказательность. Он не такой простой, каким кажется: доказательство может быть эмпирическим, как, например, в доказательной медицине, а может быть и теоретическим.
Теоретическое доказательство — это правильно построенный в соответствии с правилами логики и математики вывод. Казалось бы, ничего противоречивого здесь нет, но в истории науки есть немало случаев гениальной интуиции, а также примеров доказательства с использованием аналогии. Например, это применение грецкого ореха для профилактики заболеваний мозга — похожий внешний вид навёл древних на этот вывод, подтверждаемый современными исследованиями. Ещё один случай успешного рассуждения по аналогии — рецепт Парацельса, алхимика и врача раннего Возрождения, по лечению венерических болезней. Он рассуждал следующим образом: ими заболевают, когда ходят в грязные людные места. Грязное людное место — это рынок. На рынке занимаются торговлей. Покровитель торговли — Меркурий. Mercurialis — это латинское название ртути. Следовательно, ею заболевания и лечим.
— И на самом деле лечили! Ртуть и её соединения до сих пор входят в состав некоторых медицинских препаратов, — рассказала Лада Шиповалова. — Нам кажется, что такое доказательство абсолютно не научное, но приведённые выше примеры демонстрируют успешность альтернативных подходов.
Эмпирическое доказательство
Эмпирическое доказательство существует в дополнение к теоретическому. Если сформулировать простое определение этого критерия — это подтверждение теории на практическом уровне. По этому критерию можно сразу отсеять ряд псевдонаук — например гомеопатию, которая, впрочем, и не стремится стать в один ряд с доказательной медициной, говорит Лада Шиповалова. Но, к примеру, эмпирического подтверждения не нашла перспективная для энергетики идея холодного термоядерного синтеза. А ещё один любопытный и неоднозначный случай связан с аскорбиновой кислотой и её свойствами.
Известный химик Лайнус Полинг в 1970 году опубликовал статью о пользе аскорбиновой кислоты в профилактике и лечении вирусов, а также онкологических заболеваний. Подтверждения содержавшихся в ней тезисов были исключительно теоретическими, но, поскольку учёный обладал значительным авторитетом, на публикацию обратили внимание. Достаточных эмпирических подтверждений пользы витамина С нет до сих пор, но миф об этом есть. Поэтому во многих странах предостерегают пациентов от завышенных ожиданий и предупреждают о вреде злоупотребления веществом.
Ещё один пример теории, не нашедшей эмпирического подтверждения, — это теория эфира. Гипотеза о существовании этой субстанции, якобы пронизывающей всю Вселенную и необходимой для распространения света, господствовала в истории философии со времён Аристотеля и вплоть до конца XIX века. Известный физик Джеймс Максвелл даже говорил, что эфир — это самая доказанная научная теория. Впрочем, доказанная только на теоретическом уровне, поскольку не было технической возможности провести эксперимент.
К концу XIX века такая возможность появилась: двое учёных, Альберт Майкельсон и Эдвард Морли, построили в 1887 году прибор для измерения скорости света. В их опыте сравнивалась скорость света в перпендикулярных направлениях в попытке обнаружить относительное движение материи через неподвижный светоносный эфир («эфирный ветер»). Однако результат был отрицательным — учёные не обнаружили существенной разницы между скоростью света в направлении движения через предполагаемый эфир и скоростью под прямым углом.
В историю науки этот опыт вошёл как «самый знаменитый неудачный эксперимент», а Альберт Эйнштейн писал о нём: «Если бы опыт Майкельсона — Морли не поставил нас в серьёзное замешательство, никто бы не счёл теорию относительности искуплением».
Проблемы с эмпирическим доказательством
— Критерий эмпирического подтверждения работает эффективно, но и с ним бывают проблемы, — отметила Лада Шиповалова. — Во-первых, мы не всегда можем получить своевременное подтверждение научных идей. Например, ещё Галилео Галилей высказал идею, что ускорение свободного падения — это постоянная величина, действующая на все тела одинаково. Но подтвердить это у учёного не вышло, так как для эмпирического доказательства нужно было бы кидать тела разного веса и объёма в вакууме.
Другой пример связан с Альбертом Эйнштейном и гравитационными волнами, предсказанными им в общей теории относительности, — они были «пойманы» только в 2015 году, спустя больше чем 100 лет. Но если бы учёные не поверили в теоретическое предсказание, они не стали бы искать, — комментирует Лада Шиповалова. — А эмпирическое подтверждение считающейся очень перспективной теории струн, которая должна объединить релятивистскую физику и квантовую механику, на данный момент невозможно технически: для этого нужно построить коллайдер размером с Солнечную систему.
Вторая проблема с эмпирическим доказательством состоит в том, что у некоторых псевдонаучных идей они есть. Например, известный российский химик Александр Бутлеров считал спиритизм научным — его убедили факты от «специалистов» в данной области, приезжавших в Петербург на гастроли. Его коллега Дмитрий Менделеев эти взгляды критиковал и даже создал специальную комиссию для эмпирического исследования медиумов.
То же самое можно сказать по поводу френологии. Основатель этой псевдонауки Франц Йозеф Галль был известным анатомом и эмпирически — на черепах преступников — подтверждал свои теоретические изыскания.
Воспроизведённое подтверждение
— Наверняка в жизни каждого из нас бывали случаи сбывающихся астрологических прогнозов, — продолжила Лада Шиповалова, — и благодаря им астрология будто бы получает эмпирическое доказательство научности. Из этого затруднения есть выход — требовать многократного подтверждения полученных данных, и желательно из нескольких независимых источников. Если у эксперимента или исследования отсутствует качество воспроизводимости, мы сразу же можем опровергнуть целый ряд псевдонаучных концепций.
Например, это применимо к наблюдениям уфологов и «контактёров» с инопланетным разумом. То же верно по отношению к опытам парапсихологов или свидетельствам криптозоологов –учёных, которые занимаются скрытыми видами животных типа лохнесского чудовища или снежного человека. У представителей всех вышеуказанных учений есть некие разовые свидетельства истинности декларируемых концепций, но отсутствие воспроизводимости данных позволяет их опровергнуть.
Например, именно отсутствие воспроизводимости позволило опровергнуть так называемую «теорию памяти воды», которую многие считают «научным обоснованием» эффективности гомеопатии. Теорию сформулировал французский иммунолог Жак Бенвенист на основании исследований, итоги которых даже были опубликованы в известном научном журнале Nature в 1988 году.
Бенвенист проводил опыты, изучающие воздействие некоторого растворённого вещества на организм. И пришёл к выводу, что с уменьшением концентрации степень воздействия не меняется, что объяснил наличием «памяти» у жидкости, из которой в основном и состоит человеческое тело.
Редактор журнала Nature Джон Мэддокс подверг результаты сомнению и вместе с другими учёными организовал специальную группу, чтобы воспроизвести эксперименты. Тщательные многократные попытки получить сопоставимые результаты ни к чему не привели, статью отозвали, были опубликованы опровержения.
— Интересно, что критерий воспроизводимости в качестве критерия научности ввели ещё иезуиты в XVII веке, — рассказала Лада Шиповалова. — Изданный ими философский словарь давал определение тому, что значит достоверность: она предполагала обращение к авторитетному свидетельству, дополненную апелляцией к независимым свидетельствам.
Например, известный астроном Иоганн Кеплер объяснял, что доверяет результатам Галилео Галилея, что тот является известным учёным и членом научной «Академии деи Линчеи». Это есть апелляция к авторитету. И, во-вторых, говорит Кеплер, я доверяю Галилею, потому что он приглашает всех желающих увидеть то же самое, что видит он. Таким образом, через апелляцию к независимым свидетельствам, причём даже к свидетельствам непрофессионалов, достигается моральная достоверность.
Критерий фальсифицируемости
Следующий критерий научности — это критерий фальсифицируемости. Его сформулировал Карл Поппер, философ науки XX века: «Знание является научным, если оно фальсифицируемо, то есть если вы можете предложить эксперимент, который опровергнет его основные моменты». Звучит парадоксально, но по критерию фальсифицируемости можно отбросить многие взгляды и позиции, претендующие на звание научных. Например, теории заговора, поскольку в них нельзя усомниться — их сторонники с вами сразу перестанут разговаривать.
— Возьмём в качестве примера предсказание астролога или некое магическое действие. Они, как известно, не всегда сбываются или приводят к результату. Но работает ли здесь принцип фальсифицируемости? Нет, потому что астролог, получив несбывшееся предсказание, скажет, что клиент просто сообщил неточные данные о своём рождении. А маг посетует на более сильную магию, противостоящую его действиям, — комментирует Лада Шиповалова.
Таким образом, неудачный гороскоп и несработавшая магия не станут поводами для совершенствования подходов и правил. В отличие, например, от метеорологии или предсказания природных катаклизмов. Метеоролог в случае провала задумается, что было не учтено. Несбывшийся прогноз станет поводом усовершенствовать изначальную установку, дополнив её исходные данные, либо вовсе её отбросить. Для науки провал — это вызов.
Интересно, что Карл Поппер ориентировал изобретённый им принцип исключительно в отношении трёх теорий, которые он особо ненавидел: марксизма, психоанализа и астрологии. Философ считал, что, используя принцип фальсифицируемости, все три можно опровергнуть в качестве псевдонаучных.
Социальный критерий
Томас Кун, один из самых известных философов науки XX века, в 1962 году написал книгу «Структура научных революций». Автор считает, что в истории чередуются периоды «нормальной» науки, когда существует система образцов научной работы, которой подчиняются работающие профессионалы. А между этими периодами происходят научные революции.
По мнению Куна, мы не можем сравнивать разные периоды: между птолемеевской геоцентричной системой и гелиоцентричной системой Коперника — разрыв. Но внутри одного периода у учёных есть своя парадигма, свой научный язык, установленные термины и правила проведения исследований. Таким образом, автор предложил свой критерий отличия науки от лженауки: если некое сообщество придерживается этих правил, мы можем считать их учёными. А у альтернативных науке учений нет ни сообщества, ни институтов, ни организаций, ни журналов.
Впрочем, критерий Куна, предполагающий существование науки в социальной форме, создаёт опасность релятивизма — это направление в философии, утверждающее относительность стандартов научности. Поэтому на помощь ему в различении науки от лженауки приходит следующий критерий — принцип целостности.
Систематичность научного знания, или Принцип целостности
— Если появляется новая наука, претендующая на абсолютную новизну, она должна показать, как она связана с тем, что уже существует, и почему предшествующая наука должна включаться в эту новую в качестве частного случая, — рассказывает про этот критерий Лада Шиповалова.
Многие псевдоучёные провозглашают себя революционерами, предлагая знание, которое официальная наука не признает. Тщетность своих притязаний они объясняют так: мол, официальные учёные консервативны, сидят на своих местах и грантах и не хотят видеть новые идеи. Часто они приводят в пример Николая Коперника. Но на самом деле и Коперник, и Галилей, опровергая геоцентрическую систему, действовали по-другому.
В предисловии к работе «Обращение небесных сфер» Коперник писал, что долго сомневался, публиковать ли эту работу, потому что взгляды, которые он высказывает, очень новы и подозрительны. Но его убедили друзья и существующие противоречия в научном знании. Затем автор отметил, что античные мыслители уже имели представление о геоцентрической и гелиоцентрической системах, так что идея о Солнце, находящемся в центре мира, не является новой. Наконец, Коперник утверждал, что создал свою работу в подражание Птолемею, а не противопоставляя себя ему.
То же происходит и с Галилеем. Одна из его известных работ — «Диалог о двух великих системах мира», в которой астроном пытается сопоставить учение Птолемея и Коперника. На принципах геоцентричности настаивает католическая церковь, но научная честность не позволяет автору просто опровергнуть Коперника. Поэтому в диалоге сторонник Птолемея выглядит как простой человек, который не очень хорошо разбирается в науке, и из контекста становится ясно, на чьей стороне находится Галилей.
Таким образом, и Копернику, и Галилею пришлось установить связь с тогдашними признанными научными концепциями, прежде чем встроить их в свои идеи. Современные сторонники так называемых альтернативных научных взглядов выражают абсолютную оппозицию к современной науке. На основании этого некоторые из них могут рассматриваться как антинаучные, — говорит Лада Шиповалова.
Дениализм и его опасности
В финальной части лекции эксперт привела примеры современных антинаучных учений и их деятельности. Большую их часть можно отнести к дениализму — так называется отрицание основных фактов и концепций, которые являются частью научного консенсуса по предмету, в пользу радикальных и спорных идей.
Среди дениалистических учений есть относительно безобидные — например, сторонники теории плоской Земли, которые просто отрицают шарообразность планеты и не предлагает научно-обоснованную альтернативу. Но есть дениалисты, к которым следует относиться со всей серьёзностью: например, это движение антивакцинаторов или те, кто отрицает изменения климата. По словам эксперта, эти учения опасны не только потому, что часто поддерживаются учёными, но и потому, что могут привести к ложным выводам и жертвам.
— В 1998 году медицинский журнал «Ланцет» опубликовал статью британского учёного, хирурга-гастроэнтеролога Эндрю Вейкфилда и его коллег с доказательствами связи тривакцины MMR (против кори, краснухи и паротита) с развитием аутизма. Разразился большой скандал: позже статья была отозвана из-за недобросовестного подтверждения научных выводов, — рассказывает Лада Шиповалова, — однако люди стали массово отказываться от этой прививки. Как следствие, был зафиксирован рост заболеваемости в Америке.
А один из вопиющих случаев связан с ситуацией в Южной Африке, где с 2000 по 2005 годы почти 330 000 человек умерли от ВИЧ-инфекции, не получив вовремя специальные препараты. А не получили они их из-за позиции президента ЮАР Табо Мбеки и члена президентской комиссии по СПИДу, американского биолога Питера Дюсберга, которые отрицали связь между ВИЧ и СПИД, и более того, связывали свою позицию против вакцин с антиколониализмом.
Что касается климатических скептиков, то, утверждая свою позицию, они выступают против научного консенсуса в области климатологии, используют манипуляции и другие методы, чтобы оспорить явные факты, подтверждающие антропогенную природу изменений климата, — говорит Лада Шиповалова. — Важно отметить, что консенсус в науке не предполагает стопроцентной уверенности у всех учёных. Но, хотя не каждый климатолог полностью согласен с оценкой масштаба антропогенных изменений климата, многие учёные понимают необходимость принятия научно обоснованных мер. Отрицая консенсус, климатические скептики способствуют закреплению негативного влияния человека на природу.
Наука и политика: маркеры ангажированности
— На примере дениалистов мы видим, что наука может деформироваться, когда подчиняется политическим амбициям. А когда она становится сильно политизированной, она часто превращается в псевдонауку, — отметила Лада Шиповалова. — Примеры подобной политизации уже были в истории человечества: та же мичуринская агробиология от Трофима Лысенко в противовес генетике или арийская физика времён Третьего рейха.
Исторически учёные разных областей знания, такие как географы и психологи, в периоды международной напряжённости включались в анализ враждебных народов и психологических особенностей их лидеров. В такие времена наука часто становится инструментом авторитарных режимов. Впрочем, есть примеры политически ангажированных наук и в демократиях.
Многие отрасли знания, включая климатологию, социологию и политологию, связаны с социально-политическим контекстом. И в этом контексте найти различия между наукой и псевдонаукой становится всё более трудным. Для того, чтобы облегчить эту операцию, Лада Шиповалова предложила обращать внимание на два однозначных маркера в ответах учёных на определённые вопросы.
Первый маркер, который может вызвать сомнение в научности, — если учёный предлагает однозначный ответ на этически сложные вопросы. Например, об улучшении человека через генетические модификации. Второй маркер, который должен вызвать настороженность, — если научные выводы приводят к сегрегации определённых групп населения. Такая эксклюзия, основанная на научных выводах, возможно, указывает на политическую повестку, а не на объективность науки.
— Когда наука становится политически ангажированной, важно, чтобы в её рамках происходила рефлексия этой политической направленности. Учёные должны осознавать свою позицию и влияние своих выводов на политический ландшафт. Открытость обсуждению своих убеждений и их возможное влияние на общество важны для поддержания научной честности, — уверена Лада Шиповалова.
В чём сила науки?
— Имея критерии для различения науки и псевдонауки — такие как эмпирическая воспроизводимость, фальсифицируемость, систематичность, принцип целостности и гуманизм — мы можем критически оценивать научные подходы и выводы, — считает Лада Шиповалова. — Комбинируя эти критерии, отличить их от альтернативных взглядов, претендующих на научность.
Чтобы эффективно противостоять псевдонаучным взглядам, важно осознавать их мотивацию и корни. Почему такие учения находят отклик в обществе? Возможно, потому что они стремятся к определённому общественному престижу или обещают более простые и понятные ответы на сложные вопросы.
Обсуждение, открытость и обучение общества научному методу помогут снизить влияние псевдонаучных теорий. Таким образом, диалог и образование играют ключевую роль в поддержании научного мышления и предотвращении распространения альтернативных взглядов, не имеющих научной поддержки, — говорит эксперт. — В деле противодействия лженауке очень важно не ограничиваться общением только с представителями научных кругов, а выходить на широкую аудиторию, показывая, что наука не всегда предоставляет однозначные ответы, но именно в этом заключается её сила.
