Экономист, профессор Чикагского университета Константин Сонин в цикле бесед «Мир после пандемии» говорит о том, чем нынешний спад экономики похож на кризис 90-х и в какой степени выход из него зависит от мер правительства; почему важнее предотвратить снижение уровня жизни людей, чем поддержать малый и средний бизнес, и в чем сходство ситуации в США и России.
Интервью записано 20 апреля 2020 года.
Мне кажется, что основным уроком пандемии – тем, чем мы будем уметь заниматься после окончания этого кризиса, – будет умение бороться с пандемией. В следующий раз все те же операции – введение карантинов, ограничение перемещений, перевод в онлайн, перевод школьников и студентов на дистанционное обучение – всё это будет производится легче и быстрее, чем в этот раз. Но я не верю, что будут какие-то фундаментальные изменения в образе жизни. Всякий раз, когда цены на нефть падают, всякий раз в этот момент российская экономика начинает диверсифицироваться. Не потому, что правительство решило сделать какую-то программу диверсификации, а потому, что, когда цены на нефть низкие, то в этот сектор идёт меньше людей, и в этом секторе меньше прибыли, и правительство не может на этот сектор меньше опираться. Соответственно, если экономический кризис 2020 года продлится долго и цены на нефть останутся низкими на обозримую перспективу, то, конечно, российская экономика в дальнейшем будет диверсифицироваться. Для того, чтобы эта диверсификация была поддержана какими-то мерами правительства, оно должно думать не про то, в какую отрасль нужно вложить, а как нужно поменять отношение к экономическим аспектам, чтобы больше людей занималось малым и средним бизнесом, чтобы меньше денег вкладывалось в непроизводительные сектора типа оборонного, безопасности, всяких внешнеполитических авантюр и пропаганды. Когда этих вложений будет меньше, это будут правильные меры правительства по ситуации экономики.
Больше похоже на кризис 90-х
Кризис 2020 года — это, конечно, очень тяжелый период. Мы видим более тяжелый кризис в сравнении с кризисом 2008-2009 года. По масштабу внешнего воздействия, начальных потерь это больше похоже на депрессию российскую, которая началась в 1990 году и продолжалась до 1997-1998 года, то есть, была многолетним спадом. В сегодняшней ситуации ещё не понятно, насколько длинным будет спад, потому что сейчас многое зависит от мер правительства. Потому что если правительство будет действовать решительно, не допустит резкого ухудшения качества жизни, не допустит политических потрясений из-за резкого падения уровня жизни, то тогда из этого кризиса может быть относительно быстрый выход, и результатом будут примерно такие же потери, как в 2008-2009 году. То есть значительная часть людей сократит потребление, даже базовое потребление, многие потеряют работу на годы, на несколько месяцев – и тем не менее это не приведёт ни к каким последствиям. К кризису, который начался в конце восьмидесятых и продолжался до конца девяностых, страна шла много лет. То есть это не были какие-то решения, принятые в последние 5 лет. Возможно, что те решения, которые принимало правительство Горбачева, последнее правительство Советского Союза, были не оптимальными, реформы были замедленными, неудачными и многие решения были неправильными – это понятно. Но к этому моменту уже медленно шёл кризис, он шёл так медленно, что долгое время не осознавался как кризис. Хотя, конечно, то, что творилось с потреблением граждан в СССР с самого начала восьмидесятых, еще до прихода к власти Горбачева, – это уже был, в сущности, кризис. То, что в 1985 году, в год прихода Горбачева к власти, страна тратила на непроизводительные военные расходы столько же, сколько составлял процент ВВП во время войны – это уже была такая полная дисфункция, и не факт, что от этого можно было спастись. То есть длинная острая фаза кризиса в 1990-1993 годы, потом продолжающийся спад – перед этим было 10-15 лет, когда это все готовилось. И кризис 2020 года, конечно, застал Россию не в лучший момент, потому что это было после десяти лет стагнации, но тем не менее здесь такое же падение ВВП, как в самые плохие месяцы 1990-го, оно происходит неожиданно, в течение нескольких месяцев, и происходит по совершенно внешним причинам – это не то, что готовилось годами.
О том, что зависит от мер правительства: вопрос в том, превратится ли это в такую же депрессию, как тогда, на десять лет – или же превратится в резкий спад, а потом экономика начнет быстро восстанавливаться до докризисного уровня. Я не считаю, что худший случай – это самый реалистичный сценарий: это рисковый сценарий, но не то, что обязательно произойдет. Скорее всего не произойдет, но это такой сценарий, при котором правительство оказывается не способно поддержать качество жизни населения на достаточном уровне. Соответственно, граждане действительно начинают летом сажать картошку на своих участках, бросают свои работы. После этого восстановление от депрессивного поведения к нормальному занимает несколько лет. Соответственно, пять лет не восстанавливается докризисный уровень производства потребления. Это не может не привести к серьёзным политическим напряжениям, потому что вслед за таким изменением поведения людей и падением бюджетных доходов нужно будет пересматривать приоритеты, нужно будет прекращать огромные капиталовложения в непроизводительный сектор, нужно будет серьёзно менять внешнюю политику. Мы знаем, что на исходе восьмидесятых тогдашнее российское руководство не смогло провести нужные реформы, не смогло поменять поведение, не смогло поменять бюджет в правильную сторону – и это кончилось крахом политического мира. Ну вот такой риск может быть и в случае подобного кризиса сейчас.
Меры правильные, просчет в масштабах
Сейчас самое важное, что должно сделать правительство, это не допустить резкого падения уровня жизни. Потому что огромное количество людей, десятки миллионов людей потеряли работу – не обязательно уволены, но потеряли работу в связи с карантином и другими ограничительными мерами. Соответственно, правительству нужно не допустить, чтобы потребление у этих людей скатилось в депрессивный уровень. В принципе российское правительство предпринимает правильные меры, но, на мой взгляд, пока что совершенно недостаточные. Временные выплаты пенсионерам, временное увеличение пособия по безработице, дополнительные деньги тем, чья зарплата сокращается, но рабочие места не закрываются. Это тоже всё правильные меры, но пока что правительство мыслит совершенно в неправильных масштабах. Нужно давать гораздо больше денег.
Правительство объявило о том, что оно потратит 2,8 миллиона из Фонда национального благосостояния — мне кажется, что можно потратить вдвое больше, и может быть, в три раза больше. Потому что не было смысла создавать Фонд национального благосостояния, если в такой ситуации, как нынешняя, эти деньги не тратить. Их нужно истратить. Я не знаю, будет ли чернее день, но сейчас, конечно, тот чёрный день, на который нужно было рассчитывать в катастрофических прогнозах. Это как раз тот день, на который собиралась кубышка.
Отменить контрсанкции
Мне кажется, что сейчас, во время кризиса, как никогда важно сделать две вещи. Во-первых, отменить контрсанкции – запрет на ввоз продовольствия в Россию из США и Европы. Потому что эти контрсанкции бьют больше всего по малоимущим, по самым уязвимым категориям российского населения. Они делают мультимиллионерами владельцев агрохолдингов и наносят огромный ущерб потреблению десятка миллионов россиян, особенно тех, кто зарабатывает немного, чьи семьи тратят больше денег на еду. То есть отмена контрсанкций должна быть в числе первых мер правительства против кризиса. Другая мера – нужно что-то поменять в Крыму и на Донбассе, нужно предпринять какие-то усилия, чтобы санкции, которые были наложены на Россию из-за Крыма, из-за Донбасса, были как минимум смягчены.
Широко разрекламированная нефтяная война 2020 года – она никак на ценах на нефть не сказалась, или, точнее, сказалась минимально. Из-за того, что о чем-то договорилась или не договорилась Россия с Саудовской Аравией, это, может быть, снизило цены на 3% или на 5%, но они упали на 80% в 2020 году. Это падение по большей части связано с резким падением спроса. Сейчас ключевой параметр, который определяет цену на нефть, это карантин в Америке. Когда в Америке карантин, это касается 90% американцев. Американцы не ездят на работу, американские автоводители – это крупнейшие в мире источники спроса на нефть, потому что они в автомобилях используют бензин. Соответственно, пока наложен карантин, цены на нефть будут низкими, о чем бы там ни договаривались Саудовская Аравия и Россия. Конечно это признак какой-то полной дисфункции, некомпетентности – в период, когда нужно было срочно реагировать на очевидную необходимость введения карантина и видимое наступление экономического кризиса вслед за введением карантина – в этот момент российское правительство было загружено совершенно неважной и не имеющей никакого значения разборкой с Саудовской Аравией.
Кризис авторитарных моделей
Разговоры про кризис текущей модели экономики и устройства жизни возникают при любом кризисе. В этот кризис рыночный механизм, капиталистическое устройство в минимальной степени ответственны за то, что произошло. Потому что кризис начался не в финансовом секторе, он начался не из-за какого-то перепроизводства, не из-за изменения поведения людей. Он начался из-за того, что необходимо бороться с заболеванием.
Конечно, в разных странах находятся лидеры, которые пользуются тяжелой ситуацией для того, чтобы захватить власть. Мы сейчас видели в Венгрии: бывший лидер студенческих протестов, бывший борец с советским коммунизмом за 30 лет проделал большую эволюцию и сейчас воспользовался кризисом, чтобы просто официально получить диктаторские полномочия. Такие люди, конечно, бывают, и думать про этот риск — правильно. Мы все помним, как во время великой депрессии в Германии власть захватил Гитлер. Конечно, это трагическая история, но мне кажется, что, если говорить про кризис модели общественного устройства, этот кризис может точно так же быть и кризисом модели авторитаризма. Потому что увидим ещё, как китайские граждане воспримут действия коммунистической партии, которая, по всей видимости, обманывала и китайцев, и весь мир по ходу борьбы с пандемией. Посмотрим, насколько в России возрастет авторитет жёсткой руки, если окажется, что эта жесткая рука не смогла защитить россиян от, во-первых, тяжелых последствий пандемии, во-вторых, от экономического кризиса. Пока что крупнейшие элементы распада власти, что мы видели (в том смысле, что какая-то группа лиц захватывает контроль и перестает быть подотчетной гражданам), мы видели в период высоких, а не низких цен на нефть. Я бы сказал, что угрозой демократии в России, угрозой демократических свобод являются не тяжелые, а как раз более-менее сытые времена, когда граждане перестают уделять внимание тому, что делают политики. Сейчас российские политики, безусловно, оперируют при гораздо большем внимании граждан к тому, что они делают и говорят, и я бы сказал, что это уже заметно.
Главное – помочь людям
В малом и среднем бизнесе заняты десятки миллионов людей, то есть около 40 миллионов человек. Конечно, этот бизнес больше всего страдает от карантина и других ограничительных мер. Сейчас для российского правительства ключевая задача – это как поддержать людей, которые теряют работу из-за ограничительных мер. И, если потом не мешать малому и среднему бизнесу, и малый и средний бизнес начнет расти сам собой. Сейчас задача – не поддержание бизнеса, а поддержание уровня жизни людей. Если граждане сейчас не начнут голодать, не обеднеют катастрофически, не будут вынуждены работать на каких-то плохих работах из-за того, что должны хоть что-то зарабатывать, то тогда этот сектор экономики будет восстанавливаться относительно быстро после спада. Если сейчас потребление упадёт до критических уровней, то будут и долгосрочные последствия. Я понимаю, что это немножко абсурдная ситуация, когда экономист призывает раздать деньги гражданам, а какой-то депутат со свиной ляжкой объясняет, что денег на это нет, и что все должно быть наоборот – это экономист должен быть жестоким, а депутат заботиться о людях. Важно, чтобы люди, занятые в малом и среднем бизнесе, продолжали получать деньги, пока они на них не работают. Малый бизнес откроется снова, но вот если за это время человек окажется в ситуации, близкой к голоду, или не будет соблюдать карантин, потому что нечего есть – вот это и будет фундамент для депрессии. Потому что, несмотря на разговоры о том, что самое главное – сохранить малый и средний бизнес, самое главное – это сохранить уровень жизни людей, занятых в этом бизнесе. Малый и средний бизнес восстановятся.
Не хватает коммуникации
Кризис 2020 года уже привёл к известной федерализации, и в каком-то смысле используется инструмент федеративного устройства. Я считаю, что в принципе это было правильное решение – позволить регионам самим определять, что им нужно делать. Потому что российские регионы очень разнообразны: есть регионы с низкой плотностью населения, и непонятно, нужны ли им такие жесткие ограничительные меры как городам-миллионникам, тем более Москве. Очевидно, что не нужны. Правильно, что правительство позволило регионам самим определять правильную политику, но мне кажется, что нужно было делать гораздо больше в плане подсказывания, что им делать, и в плане коммуникации с гражданами – что делает федеральное правительство, что делают региональные правительства. Мне кажется, что в той коммуникации, которую российские граждане получают, есть и что-то адекватное, в частности, и обращение к сознательности москвичей мэра Собянина, и предупреждение президента, что тяжелые времена ещё не закончились, они только начинаются. Это все адекватно. Мне кажется, что этого должно было быть гораздо больше, это должно было начаться раньше: слишком долго продолжались разговоры и от президента, и от министров, что все в порядке, коронавирус не коснётся России, экономического спада не будет. То, что это велось до начала апреля, просто удивительно. Кроме того, очень важно, чтобы президент и правительство коммуницировали с гражданами. Каждый раз, когда президент появляется на телеэкране, он говорит о поддержке предприятий. Но большинство граждан не владеют никакими предприятиями и они переживают за себя, а не за абстрактные предприятия, тем более за крупные. Этих коммуникаций действительно не хватает.
Наднациональные институты
Кризис подчеркнул несуществование некоторых международных организаций типа ООН. Эксперты давно говорили о том, что ООН фактически перестала существовать как какой-то форум – я думаю, что кризис поставил точку.
С другой стороны, на такие структуры как Европейский Союз развитие кризиса никак не повлияло. Скорее, Евросоюз от этого может только укрепиться. До 2020 года у Евросоюза не было никаких возможностей в области здравоохранения. Думаю, что после кризиса будет разговор о том, чтобы страны делегировали Евросоюзу полномочия в области здравоохранения,а долгосрочным последствием пандемии 2020 года будет укрепление Евросоюза.
Всемирная организация здравоохранения находится под ударом, потому что властям многих стран нужен кто-то, кто бы отвечал за проблемы перед гражданами. ВОЗ оказалась удачным «козлом отпущения».
Я не думаю, что кризис как-то может сказаться на Всемирном банке. Основная задача Всемирного банка, то, для чего он был создан, — это борьба с бедностью во всем мире. Бедность, конечно, часто завязана на разного рода заботе о здоровье, часто она связана с жилищными условиями, с недоступностью лекарств. Я думаю, что Всемирный банк больше переключится на проблемы со здравоохранением, чем на борьбу с бедностью, которой он занимался до этого напрямую.
Что касается Международного Валютного Фонда — его роль в кризис, как мы уже видели, возросла. Потому что многие страны сейчас обращаются к Международному валютному фонду с просьбой каких-то временных ресурсов. Потому что не все могут, как американское правительство, занимать деньги бесплатно, во многих странах это дорого, и, соответственно, роль МВФ также возросла.
Безработица масштабов великой депрессии
Америка – страна очень большая и разнообразная, разные люди переживают очень и очень по-разному. Моя семья живёт в огромном городе Чикаго, в третьем по размеру городу в Америке, но в то же время мы живём около университета, то есть в относительно обеспеченном и относительно не густонаселенном районе. Здесь карантин хорошо соблюдается. В то же время в тех районах, которые беднее, которые прилегают к этому району, там граждане находятся под материальным давлением, соответственно, карантин соблюдается хуже и всё не так весело. Для всех американских университетов кризис это очень сильный удар. Потому что студенты отправлены из кампусов домой на дистанционное обучение, получают услуги меньшего качества – соответственно, денег для университетов будет меньше. Ведущие мировые университеты типа Гарварда, Чикагского университета не так сильно пострадают, потому что значительная часть этих университетов ведёт исследования в области здоровья и медицины, соответственно, денег будет только больше. Для тех университетов и колледжей, которые фокусируются в основном на качественном образовании, конечно, это большая проблема и сильный удар.
По моим планам, это нанесёт большой удар, потому что я несколько месяцев провожу в России, но как сейчас поехать в Россию и потом вернуться – это вопрос.
Задачи, которые стоят перед американским правительством, примерно такие же, как и перед российским. То есть нет вопроса о том, что борьба с пандемией приводит к очень сильному экономическому спаду, это безусловно спад рекордный за десятилетие. По всей видимости, всплеск безработицы достигнет тех уровней, который он испытал девяносто лет назад во время великой депрессии.
Главная задача американского правительства – это также сделать так, чтобы уровень жизни людей не упал. Соответственно, тогда после снятия карантина, что постепенно начинается в экспериментальном режиме в некоторых штатах, экономика относительно быстро восстановится. И возможно даже, что по итогам года спад будет примерно 1-3%, то есть всё будет не хуже, чем во время рецессии в 2009 году. У американского правительства, разумеется, гораздо больше возможностей, чем у российского, американское правительство может занимать деньги бесплатно, потому что сейчас, как всегда во время кризисов, инвесторы всего мира вкладывают деньги в доллары. Немного странно для американского правительства, в кризис деньги становятся дешевле. Легче бороться с кризисом из-за того, что многим странам тоже плохо. Возможностей больше, пока что ответ не такой эффективный, как многие ожидали.
Все видео проекта «Мир после пандемии» на Youtube
Сегодня сложно давать прогнозы, но еще сложнее – их не давать. Как заставить себя не думать о том, каким будет мир после пандемии? Как изменится власть, отношения между странами, экономика, медицина, образование, культура, весь уклад жизни? Сумеет ли мир извлечь уроки из этого кризиса? И если да, какими они будут? В новом (пока онлайн) цикле Ельцин Центра «Мир после пандемии» лучшие российские и зарубежные эксперты будут размышлять над этими вопросами. Наивно ждать простых ответов, их не будет – зато будет честная попытка заглянуть в будущее.
Фото: Екатерина Кузьмина / ТАСС
