Разговором о России в цикле «Прекрасная Россия будущего: что это значит?» с политологом, филологом и журналистом Кириллом Роговым продолжилась образовательная программа Ельцин Центра в 2022 году. Встреча состоялась 18 января в Музее первого президента России, и, несмотря на действующие ковидные ограничения, в зале Свободы практически не было пустых мест. Модерировал дискуссию с вице-президентом фонда «Либеральная миссия» программный директор Ельцин Центра Денис Корнеевский.
«Прекрасная Россия будущего: что это значит?» — новый разговорный цикл Ельцин Центра, участниками которого выступают спикеры с разными идеологическими взглядами и политическими предпочтениями. Приглашённые эксперты публично размышляют о будущем России, пробуют оценить задачи, стоящие перед страной сегодня, и обозначают вызовы, на которые ей ещё придётся ответить.
О невозможности точных прогнозов
Уже в начале лекции Кирилл Рогов отказался строить прогнозы относительно будущего России. По его мнению, у политологии слабый прогностический потенциал: «Проблема в том, что в мире мало стран — около двухсот, эти страны разные, и уклады в них постоянно меняются. Вот если бы стран было две тысячи, у нас была бы более репрезентативная статистика».
Сложность и даже невозможность точного предсказания будущего политических систем подтверждают и свежие события в Казахстане, и примеры из относительно недавнего российского прошлого.
— В 1999–2000 годах команда из более ста экономистов под руководством Германа Грефа готовила экономическую программу для Владимира Путина. Если все условия программы будут выполнены, писали её авторы, экономика России выйдет на устойчивые темпы роста 3-3,5 процента в год. Но когда программа ещё не была закончена, экономика росла уже на 8-10 процентов в год.
В конце 90-х годов, когда Борис Ельцин передавал пост Владимиру Путину, актуальной повесткой была борьба реформаторов и коммунистов, — продолжил политолог. — В последующем десятилетии эту колоду, образно говоря, смели со стола. Благодаря непрогнозируемо высоким ценам на нефть, актуальной стала задача распределять богатство.
А в новом десятилетии снова случилось то, к чему никто не был готов, — митинги в Москве, война на Украине, события в Крыму, борьба с Западом и т. д.
По словам Кирилла Рогова, подобная смена агенды — довольно частое явление, и к нему нужно быть готовым: «Как внезапно меняются ветра, так и лежащие на столе повестки». Впрочем, уверен лектор, некоторые вещи в политологии удивительно стабильны, и эта стабильность требует осмысления и внимания.
Прошлое как окно в будущее
Главное окно, через которое можно заглянуть в будущее, — это прошлое, — сказал Кирилл Рогов. И в качестве примера продемонстрировал чёткую корреляцию между результатами выборов в Верховные советы союзных республик, которые прошли в 1990-м году, и их последующей судьбой.
— В конце 1980-х Михаил Горбачёв начал либерализацию режима в Советском Союзе. В 1989 году в СССР прошли первые конкурентные выборы Съезда народных депутатов. А вскоре после них, в 1990 году, состоялись выборы в Верховные советы республик. Альтернативные КПСС политические партии ещё не были разрешены, но были разрешены общественные фронты, которые сыграли огромную роль в мобилизации масс.
Эти выборы, состоявшиеся незадолго до падения советского режима, фактически сыграли роль учредительных и определили судьбу своих обществ на десятилетия вперёд. Там, где общества показали свою способность к мобилизации, элиты получили знак, что в политической борьбе необходимо учитывать мнения людей. Там, где мобилизации не случилось, элиты сохранили и укрепили свою власть.
По результатам выборов 1990 года постсоветские страны можно разделить на три большие группы. В первую политолог выделил Литву, Латвию и Эстонию — в них оппозиционные Народные фронты получили от 65 до 70 процентов голосов. Избиратели поддержали идеологию вестернизации, развития институтов западного типа и националистические антиимперские настроения. Как следствие — эти страны встали на путь развития либеральной демократии, и этот вектор за 30 лет не поменялся.
Вторая группа стран находится на противоположной стороне спектра — в них оппозиция практически не повлияла на результаты выборов 1990 года, набрав от 5 до 12 процентов голосов. Это Белоруссия, Азербайджан, Таджикистан, Узбекистан и Казахстан. Номенклатура в них осталась на своих местах, и все эти страны по настоящий момент являются консолидированными авторитарными режимами.
В третьей группе — Грузия, Украина, Молдавия и Армения. Здесь оппозиция сумела оказать существенное влияние на результаты выборов, набрав от 25 до 40 процентов голосов. По словам Кирилла Рогова, в этих странах сформировались так называемые «конкурентные олигархии».
— Это не демократии, здесь нет верховенства права и устойчивых парламентских традиций. Таким странам характерны определённые циклы: в результате выборов в президентском кресле оказывается представитель той или иной части элиты. Его группа пытается захватить офис полностью, но другие группы противодействуют, происходит «майдан»; народ ожидает, что в результате установится демократия, но нового руководителя опять выносят из офиса. В этих странах произошло уже 7-8 «оранжевых революций». И в том числе за счёт этого выборы остаются конкурентными, а уровень прав и свобод выше, чем в авторитарных режимах. А ещё они постепенно эволюционируют в сторону парламентаризма, так как оппозиция отвоёвывает полномочия для парламента и выстраивает правильный баланс его работы.
Наконец, ещё две страны политолог выделил в особую группу — это Россия и Киргизия. Киргизия, стартовав в 1990 году в группе стран с авторитарными режимами, постепенно движется в сторону «конкурентных олигархий». А в России движение приняло противоположный вектор.
Россия между внутренними «Латвией» и «Туркменией»
— В ходе выборов Съезда народных депутатов РСФСР в 1990 году в России произошла массовая политическая мобилизация, — отметил политолог. — Вплоть до того, что оппозиция сумела провести своего человека на пост председателя Верховного совета — и мы находимся сейчас в центре его имени. Электоральные процессы были важны, и Россия двигалась в сторону конкурентной олигархии.
В 90-х годах средний результат победителя на президентских выборах в нашей стране равнялся 59 процентам (и это ещё один важный показатель, определяющий характер режима). Но в последующее десятилетие страна начинает эволюционировать в другую сторону — средний результат победителя президентских выборов в «нулевые» уже 65 процентов. А в 2018 году Владимир Путин победил с результатом в почти 77 процентов голосов.
Экстраполируя эти результаты на будущее, политолог выразил уверенность в том, что страна идёт к так называемому continuismo — характерной для латиноамериканских государств практике, при которой сильный лидер продлевает срок своих полномочий сверх отведённого ему изначально.
Кто виноват в таком развороте? По мнению Кирилла Рогова, структурно Россия относится к группе стран, для которых характерны конкурентные олигархии, — об этом свидетельствуют и уровень образования, и доля городского населения и тому подобные показатели. Страна не является традиционалистской, в отличие, например, от Азербайджана.
Политолог выделил два фактора, повлиявших на изменение вектора движения. Первый из них — структурная неоднородность России.
— В СССР были и азиатская Туркмения, где 90 процентов населения голосовало за начальника, и европейская Латвия. Такая дуга — от восточной деспотии к европейской демократичности. Парадокс России в том, что в стране есть как своя внутренняя «Латвия», так и внутренняя «Туркмения».
К «Латвии», по словам Кирилла Рогова, можно отнести крупные города и регионы с развитой политической культурой — Москву, Санкт-Петербург, Свердловскую область, Карелию. Здесь на выборах в Государственную думу 2021 года «Единая Россия» при явке около 40 процентов набрала от 30 до 40 процентов голосов. И в этих регионах практически не было массовых фальсификаций.
Примеры внутренней «Туркмении» — Чечня (96% явка и 95% за ЕР), Карачаево-Черкесия (80% и 80%) или Кемеровская область (соответственно 78% и 78%). «Понятно, что здесь не ходят голосовать, и здесь можно фальсифицировать: люди не придают этому важного значения», — считает политолог.
Внутренние «Латвии» и «Туркмении» можно обнаружить и внутри самих регионов: если в Нижнем Новгороде явка и голосование за «Единую Россию» — на уровне Москвы и Екатеринбурга, то в Лукояновском районе Нижегородской области явка и голосование за ЕР — на уровне 85 процентов.
— Для будущего России важно, какими будут элиты. Власть может двинуться к внутренней «Латвии». Но если она займётся подавлением внутренней «Латвии» и поощрением «Туркмении» — это будет другая страна.
Влияние ресурсной ренты на тип правления
Второй фактор, повлиявший на «авторитарный поворот», считает Кирилл Рогов, — это ресурсная рента.
— В 90-е годы, когда Россия двигалась по траектории конкурентной олигархии, доля ресурсной ренты в структуре ВВП была на уровне 8 процентов. Оппозиция тогда побеждала на парламентских выборах. В «нулевые» доля ренты в ВВП выросла до 18,5 процентов. Это прекрасный ресурс, чтобы покупать лояльность клиентеллы и укреплять тем самым власть.
Чем страдают конкурентные олигархии? По словам политолога, в таких режимах нет массовых политических партий, а есть верхушечные образования — олигархические группы. Создавая свои медиа и информационную повестку, они превращаются в подобие партий, но поддержка «снизу» у них слабая. Массу можно мобилизовать, но такая поддержка быстро распадается. В конкурентной олигархии групп влияния несколько, и население требует их сменяемости.
Когда появляется дополнительный ресурс в виде ресурсной ренты, та группа, что захватывает этот ресурс, получает возможность подавить другие группы. Возникает одна общая пирамида, в которую встроены все, кто хочет получать деньги от власти.
Впрочем, объем ресурсной ренты в российском ВВП снижается: в 2009–2014 годах он составил 15 процентов, в 2015–2022 годах — 12. По мнению политолога, когда доля ренты станет меньше десяти процентов, поддержание пирамиды станет невозможным, разве что внешней войной. «В мирной жизни вы не сможете поддерживать пирамиду при такой низкой доле ВВП, и образ прекрасной России будущего приближается к нам», — сказал Кирилл Рогов.
Прекрасная Россия будущего и стоящие перед ней задачи
По словам политолога, будет неправдой сказать, что за последние 30 лет в России ничего не изменилось — страна изменилась совершенно, и важно акцентировать внимание на том, что это за изменения.
— Одна из главных проблем России 1990 года заключалась в том, что после специфического 70-летнего коммунистического правления это была страна без частных негосударственных субъектов в экономике или политике. Не было корпораций, фирм, гражданских объединений, партий, а люди не имели опыта участия в горизонтальных организациях.
Сегодняшняя Россия — это общество с большим опытом горизонтального взаимодействия. Социальная ткань в сравнении с началом 1990-х очень изменилась. А если посмотреть социологическим взглядом — сегодня люди больше готовы к демократии, чем в начале 90-х.
Социальные навыки эволюционировали в одном направлении, а политическая система — в другом, и мы находимся в этом расколе и парадоксе, — сказал Кирилл Рогов. — В российском обществе мало черт, которые характерны для стран с устойчивыми авторитарными режимами. Трек за последние 30 лет другой, и пребывание политической системы в таком состоянии не предопределено структурно.
Исследователь отметил, что одна из главных проблем современной России, решить которую необходимо для перехода на новый уровень развития, — это прозябание в так называемой «ловушке средних доходов». Это известное в экономической науке явление: прошедшие индустриализацию страны вдруг перестают расти. Один из ярких тому примеров — Аргентина, которая в начале XX века была богатой мощной страной, но с тех пор стагнирует. Ещё один пример — Бразилия.
— В новейшей российской экономической истории было огромное падение в 90-е годы и взрывной рост в «нулевые». Но если суммировать все данные, то средний рост в период с 1990 по 2019 годы составил 21,6 процента. Или 0,7 — 0,8 процента в год. Это низкие темпы роста, которые характеризуют либо богатые страны, либо страны, которые попали в эту ловушку.
Попыткой выйти из этой ловушки, считает Кирилл Рогов, были горбачевские реформы. Тогда темпы снизились очень сильно, но, к сожалению, и в последующие 30 лет чуда не произошло. «Если подходить к вопросу грубо и статистически — мы движемся очень медленно. И нам надо найти эту штуку, которая мешает перестроиться», — сформулировал основную стоящую перед «прекрасной Россией будущего» задачу политолог. Среди возможных причин такого стагнирования эксперт отметил дефицит доверия в обществе — не только к государственным институтам, но и в обычном межчеловеческом общении.
Второй большой задачей эксперт считает встраивание России в систему международного разделения труда и торговли.
— Территориальное мышление — «забрать себе свои земли» — это катастрофа российского сознания, представление из середины XX века. Мы привыкли считать себя большой страной, расположенной и в Европе, и в Азии. Но важно понять, что реально мы маленькая страна — как Нигерия по населению. С одной стороны, мы граничим с экономическим блоком стран ЕС и Великобритании с общим населением в полмиллиарда человек. С другой — Китай с 1,6 миллиарда человек. И между ними 150-милионная Россия.
Развивать свою экономику страна может, только включившись в эти большие рынки, — уверен Кирилл Рогов. — Россия — маленький рынок. Мы не можем создать целиком все производственные цепочки, нам необходимо встраиваться в чужие цепочки, что-то брать у соседей, что-то им отдавать. России нужны внешние рынки, и она может развиваться, только будучи включённой в них. И лучше в оба — и европейский, и китайский. И тогда можно будет сказать, что прекрасная Россия будущего не за горами.
