В Ельцин Центре 9 октября о предварительных итогах юбилейного года в российской политике памяти рассказал в лекции Алексей Миллер — российский историк, руководитель Центра изучения культурной памяти и символической политики Европейского университета.
В год 75-летия Победы исследователи фиксируют новые тренды: «былинизация» подвигов и постсекуляризация взгляда на Великую Отечественную войну, государственный запрос на продление возраста её героев и общественный — на индивидуализацию смысловой составляющей праздника.
Акцент на молодых
По словам Алексея Миллера, год 75-летия окончания Второй мировой войны должен был стать последним юбилеем, в котором могли бы принять заметное участие ветераны той войны, однако пандемия Covid-19 привела к досрочному пересмотру этой концепции.
— Вся программа празднования юбилея Победы была изменена, буквально с колёс. Существенно поменялась адресация: всегда было так, что ветеран должен был рассказать молодым людям о Победе, но в 2020-м рассказать фронтовик ничего не мог, потому что сидел на карантине. И центральной темой стало то, как к Победе относится молодое поколение. Обращённость к молодёжи была очень жёстко зафиксирована в законотворчестве. Владимир Путин заявил, что эстафету памяти принимают уже правнуки победителей, были внесены поправки в федеральный закон об образовании, да и одна из поправок в Конституцию касалась защиты исторической правды.
Индивидуализация памяти
Исследователь также зафиксировал изменения в общественном восприятии темы войны и Победы — и самая интересная трансформация произошла при уходе в онлайн акции «Бессмертный полк».
— Если до эпидемии Covid-19 в массовом сознании память о войне формировалась в виде коллективного солидарного тела, в онлайне она оказалась индивидуализирована, и это оказалось очень востребовано. Что такое «Бессмертный полк»? Это возвращение индивидуальности герою войны, он обретает лицо в этом шествии. Но проговорить историю этого человека в рамках шествия невозможно. А вот в онлайне именно проговаривание индивидуальных историй оказалось очень значимым и важным.
По словам Алексея Миллера, в год 75-летия Победы стали очень популярными интегрированные в соцсети приложения, через которые можно было не только прислать портрет воевавшего родственника, но и прикрепить короткий рассказ о нём. Оказалось, что у общества есть колоссальный запрос на проговаривание таких индивидуальных историй. Прежде они рассказывались только в рамках семьи, а сейчас их понесли вовне – к друзьям в социальных сетях и на корпоративные платформы. И количество реакций (лайков и комментариев) на подобные посты оказалось значительно выше, чем на посты обыденные.
Историк зафиксировал значительный рост интереса к проектам, связанным с индивидуальной памятью о войне. Количество запросов в «Яндексе» на сайт http://podvignaroda.ru, позволяющий увидеть весь воинский путь человека, выросло с 600 тысяч до более миллиона. А число запросов на сайт «Бессмертного полка» увеличилось с 2,5 миллиона в прошлом году до 4 миллионов в текущем.
Бюрократический запрос на продление возраста героев
Вторая важная тенденция этого года — это бюрократический запрос на продление возраста героев войны, — отмечает Алексей Миллер. — Люди, которые воевали, находятся в очень преклонном возрасте. Что можно сделать, чтобы сохранить память живой? Включить в память о войне любое участие: не только военный подвиг, но и трудовой.
— Десять лет разные товарищи предлагали понятие «Город трудовой славы» по аналогии с «Городами боевой славы», и в прошлом году это произошло — в законодательство введено звание «Города трудовой доблести». Екатеринбург стал одним из них. Таким образом, люди, которые работали у станка, а часто это были подростки, стали частью политики памяти. Соответственно, ещё на 7–10 лет мы героев в таком бодром виде обеспечили. А если посмотреть на экспозицию Музея тыла в Белгородской области, то можно увидеть и такой лейтмотив: дети в детском саду тоже участвовали в войне — они вкладывали мягкие вкладыши в каски солдат. Тогда мы можем ещё лет 15 получить.
Окончание «борьбы цветов» и «былинизация»
Во внешнем оформлении праздника Алексей Миллер отметил окончание «борьбы цветов». Георгиевская ленточка, которая в своё время позволила вытеснить «коммунистический» красный цвет, по мнению историка, теперь мирно сосуществует в праздничном визуале и с красными флагами, и с российским триколором. Кроме того, бюрократия в своей политике памяти пытается «приручить» и новые формы визуальности, например граффити, — к юбилею Победы был издан специальный набор образцов для граффити, и «Юнармия» вышла эти граффити рисовать.
В визуальном оформлении праздника исследователь также отметил такое явление, как «былинизация».
— Сравните советский фильм о войне и современный: идея достоверности отсутствует как класс. Новая форма подачи, «попаданцы» и прочее — это все былинизация, сказка. В ассортимент супермаркетов в майские праздники вошла пилотка, а желание одеть ребёнка в костюм солдата советской армии стало новой нормой. Мы же одеваем детей в доспехи рыцарей, даём им щит и меч, побеждающий дракона, — и победа над врагом 75 лет назад многими согражданами воспринимается в том же «былинном» ключе. Плюс Вторая мировая война присутствует в компьютерных играх — и её там очень много.
Усиление религиозных мотивов и темы страдания
В год 75-летия Победы был завершён главный храм Вооружённых сил РФ. Он буквально напичкан цифровой символикой войны — от высоты барабана купола до его диаметра. Но и это не главное, говорит Алексей Миллер.
— Храм — символ важного изменения: память о войне становится постсекулярной, и религиозные мотивы в ней становятся все более значимыми. Не случайно в недавней премьере, фильме «Страсти по Зое», одна из важнейших мучениц советского военного пантеона Зоя Космодемьянская позиционируется прежде всего не как комсомолка, а как внучка священника.
Кроме того, исследователь отметил и усиление в памяти о войне темы страдания простых людей, причём — с национальной окраской. В одном из новых залов музея на Поклонной горе — «матери всех российских военных музеев» — рассказывается об ужасах оккупации Великого Новгорода. Голод, поверженные памятники, грабежи — и это не на примере Киева или Могилёва, а на примере древнего русского города. Таким образом происходит национализация памяти, — считает Алексей Миллер.
Внешнеполитические аспекты памяти
Немаловажно появление и ещё одного зала в музее на Поклонной горе — зала освобождения Европы. В нем показана улица европейского города, на которой полевая кухня раздаёт освобождённым европейцам еду. В экспликации сказано о том, как Красная армия помогала продуктами и медикаментами даже жителям тех стран Европы, которые участвовали в коалиции с Германией. Это важный мотив, новые пропорции, и своего рода ответ на негативные изменения политики памяти в отношении России на Западе, которые произошли после 2014 года, событий в Крыму и на востоке Украины, уверен Алексей Миллер.
В сентябре 2019 года Европарламент принял резолюцию, в которой сказано о двух тоталитаризмах — немецком и советском, которые развязали войну. В этом нарративе нет ничего нового, но если раньше он проговаривался только поляками, литовцами и эстонцами, сегодня он превратился в официальный нарратив Европы.
По мнению учёного, с этого момента в России началась серьёзная работа по противодействию подобной трактовке истории. Владимир Путин в декабре 2019 года прочитал предельно жёсткую лекцию о причинах начала Второй мировой войны своим коллегам по СНГ, а затем лекцию в Израиле, посвящённую итогам войны, с посылом к европейцам и американцам — «давайте поговорим».
Тем не менее, констатировал историк, диалог не складывается, и текущая внешнеполитическая напряжённость накладывает на политику памяти серьёзный отпечаток.
— Президент США Дональд Трамп пишет твит о том, что США и Великобритания выиграли войну, а про СССР нет ни слова. Госсекретарь США Майк Помпео и представители стран Восточной Европы подписывают декларацию о том, что войска союзников освободили Аушвиц (Освенцим), но ни разу не упоминается, что это были советские войска. Мы становимся свидетелями смены подхода в политике памяти, — говорит Алексей Миллер.
По его словам, в центре европейского дискурса о войне до 80 – 90-х годов прошлого века стояло уникальное преступление — Холокост, и вопрос о том, как можно было такое допустить. В центре этого фрейма — Аушвиц, и советский солдат, который его освобождает, неизбежно предстаёт в своей положительной роли. Новый фрейм ставит в фокус начало войны, пакт Молотова–Риббентропа, в котором Советский Союз вступает в сговор с нацистской Германией. В упомянутой декларации Помпео этот фрейм сдвигается дальше — акцент делается на последствиях войны и послевоенном времени. В рамках этого нарратива страдания для Западной Европы в 1945-м закончились, так как те попали под патронат США, а для Восточной Европы только начались, так как эти страны попали под «иго Москвы».
— Если страна вместе с немцами ответственна за начало войны, а не несёт вместе с США лавры победителя на стороне добра, возникают вопросы: почему Россия заседает в Совете Безопасности ООН, имеет ли Россия голос в европейских делах? В ход идут очень большие политические ставки, сюда разными сторонами закачиваются большие политические ресурсы, и мы в начале большого пути, — констатирует Алексей Миллер. — Совершенно очевидно, что наследие памяти о Второй мировой войне – это разговор прежде всего о том, имеет ли Россия право претендовать на тот статус в международных отношениях, которым она обладает сейчас.
