Арт-галерея Ельцин Центра на площадке книжного клуба-магазина «Пиотровский» 5 марта продолжила разговор о культуре и искусстве 90-х. Известный екатеринбургский архитектор Борис Демидов рассказал, что происходило в архитектуре в последнее десятилетие ХХ века.
Архитектура 90-х – это поиск путей реализации новых амбиций, возникших у заказчиков и архитекторов в результате известных событий начала десятилетия. Плюрализм вкусов и стилей вмешался в процесс всеобщего обновления, породив те противоречия, плоды которых существуют в архитектуре до сих пор. Вечный конфликт: архитектор – застройщик – общество, особенно обострился в эти годы и оставил в наследство городу не только здания, но и руины.
– Очень трудно говорить об архитектуре 90-х, – признается Демидов. – Что мы помним из того, что в тот момент как-то «преобразило» город? Входные группы, ларьки, остановочные комплексы? Надо понимать, что в 90-е строили то, что проектировали в 80-е. А в связи с тяжелейшей экономической ситуацией того времени, мы можем говорить скорее о том, что не построили. Но то, что построили в тучные 2000-е – это как раз то, что спроектировали в 90-е, вдохновленные тем, что происходило в культуре, литературе, искусстве. Я хочу показать вам план архитектурной застройки центра. Вы поймете, какими амбициозными были эти проекты, и почему они не реализованы. А про некоторые можно сказать, что и хорошо, что не реализованы.
Из осуществленных, естественным образом вписавшихся в городской ландшафт проектов, Демидов назвал вторую очередь Атриум Палас отеля – высоченное здание из стекла и бетона, здание Центра управления перевозок и здание городских энергосетей, которое со временем видоизменилось, но изначально оно было одним из лучших проектов с конца 30-х годов и наших главных конструктивистских открытий.
Автор проекта – архитектор Лоскутов.
Демидов назвал трех архитекторов, чьи проекты будут олицетворять современную архитектуру Екатеринбурга в будущем: это Виталий Лоскутов, Виктор Золотарев и Владимир Шапошников – «честные профессионалы, что немаловажно в нашей профессии, с высокими культурой и интеллектом».
Из нереализованных:
– совершенно фантастический музей над Плотинкой, которая превращена в пешеходную зону, что трудно представить даже сегодня. Над ней – дугообразные конструкции моста, к которым крепятся подвесные стеклянные галереи музея. Может быть, это смотровые площадки, но, вероятно, не многие захотели бы оказаться внутри этих стеклянных коробов.
– два огромных пирамидальных небоскреба на стрелке городского пруда, как раз напротив Ельцин Центра, соединенные в верхних этажах стеклянной галереей
– многоэтажный подземный паркинг на главной площади города
– практически весь квартал так называемого «Екатеринбург-Сити»
Глядя на них, понимаешь, что Борис Демидов прав, и действительно хорошо, что эти амбициозные проекты не были реализованы, потому что они никак не вписывались в историческую часть города и радикально изменили бы его архитектурный облик.
Легендарный долгострой – телебашня – буквально визитная карточка города. На ее счету – многочисленные поползновения самоубийц, бейсджамперов, горе-альпинистов и новоявленных сталкеров. Их пребывание на этом объекте постоянно сопровождалось риском для жизни, пока он не стал круглосуточно охраняемым, окруженным глухим забором и колючей проволокой. Город приобрел башню в федеральную собственность, но что делать с ней, не знает до сих пор. Проблема реанимации проекта состоит еще и в том, что не была проведена на должном уровне его консервация. Конструкция разрушается, стоимость реализации проекта возрастает с каждым годом.
Еще один долгострой – массивное краснокирпичное здание на берегу Исети с окнами-бойницами. Оно вполне передает настроение 90-х, осуществляя главную концепцию частной архитектуры – «мой дом – моя крепость». У здания есть собственник, который до сих пор не знает, как с ним поступить. И величественный долгострой полностью перекрывает южную панораму города со стороны городского пруда.
Собственники – это главная проблема любого проекта, уверен Демидов, вся земля исторического центра распродана еще в 90-е, и теперь, чтобы осуществить один проект, приходится договариваться сразу с несколькими собственниками, которые хотят реализовать свою собственность подороже.
– Мне хочется отдельно сказать про здание, строительство которого санкционировал Борис Ельцин, он же утверждал проект – здание нового обкома партии. Его спроектировал архитектор Шапиро. Спроектировал и сбежал в Чикаго, больше о нем никто не вспоминал. А здание стоит уже сорок лет. Как-то с итальянскими архитекторами мы гуляли по городу и посетили «Пироговую Штолле». Из нее открывался шикарный вид на отель «Хайятт», Заксобрание и Белый дом. Я предложил им определить, какое из зданий более современное. И они не смогли. Белый дом показался им таким же современным. Согласен, здание областного правительства, отделанное белым мрамором, выглядит очень современным. Кстати, итальянцы, которые накануне побывали в Челябинске, сказали, что словно перескочили из прошлого в будущее, настолько более современным показался им Екатеринбург. Как-то в 90-е я увидел набор в танцевальную группу «Уральская ламбада» и подумал, что наша архитектура часто напоминает эту самую уральскую ламбаду.
Что же происходило в эти годы в западной архитектуре? Появилось множество «измов»: неосупрематизм, деконструктивизм. А также хайтек и параметрическая архитектура. Архитекторы много экспериментировали. Математика вторглась в проектирование. Нигде не было характерного для Екатеринбурга декоративного историзма – той эклектики, которая неизбежно появляется на рубеже эпох. Демидов обращает внимание на два архитектурных проекта середины 90-х, олицетворяющих это время: Музей Гуггенхайма в Бильбао, спроектированный Фрэнком Гэри, и Музей Современного искусства в Сан-Франциско, автором которого стал Марио Ботта.
Лектор обратил внимание слушателей на проект не архитектора, но человека, близкого к архитектуре – английского режиссера Питера Гринуэя. Он называется «Лестницы». В Женеве режиссер поставил сто деревянных лестниц, поднявшись по которым вы оказываетесь перед символической дверью. Посмотрев в глазок – крошечное окошечко – можно увидеть в лучшем ракурсе какую-нибудь историческую достопримечательность, лучшие панорамы Женевы, современную архитектуру. И удивиться тому, почему раньше вы не замечали эту красоту. По мнению лектора, это лучшее произведение 90-х годов, если считать архитектуру познанием или освоением пространства. Оно возвращает нас к истокам архитектуры.
В России архитектурный поиск конца 90-х увенчался строительством знаменитого здания ТЦ «Наутилус» на Лубянской площади в Москве. Яркое, эклектичное, являющееся скорее пародией на здания эпохи модерна, наводнившие Москву в начале ХХ столетия, оно вызвало бурные споры и неприятие в обществе.
– Три участника градостроительного процесса: архитектор, заказчик, общество часто оказываются в конфликте друг с другом. Понятно, что архитектор и заказчик тесно связаны. У заказчика деньги, квадратные метры, у архитектора –идеи и амбиции. Оба вынуждены считаться с обществом. Такая круговерть происходит в наше время при проектировании, что кто здесь главный трудно определить. В результате взаимодействия или вопреки ему – появляется некая форма, которую создает архитектор.
Вспоминаю поучительную историю, которую рассказала писательница Васильева. В свое время она довольно долго жила в Лондоне, ее муж был дипломатом. Потом вернулась в Москву, дело было в семидесятых. В аэропорту ее встречала подруга, невероятно разодетая. Первым делом спросила: «Что носят в Лондоне? А в Париже? Ты же все это видела!» Васильева ответила: «На Западе носят хорошую фигуру». Думаю, что между архитектором и заказчиком часто возникает подобный спор. Однако ответственность за форму лежит все же на архитекторе.
Я часто перечитываю трактат «Орнамент и преступление», написанный в 1908 году архитектором Адольфом Лоосом – предтечей современной архитектуры: «Симфонии Бетховена не могли быть созданы человеком, разодетым в атлас, бархат и кружева. Когда мы сегодня встречаем на улице человека в шляпе a lа Рубенс и в бархатной одежде, мы принимаем его не за художника, а за шута. Мы стали более скромными. Мы не выпячиваем свою личность: мы маскируем ее общим для всех видом современной одежды. Современный человек приберегает свою изобретательность, чтобы использовать ее в других целях. Мы владеем современным искусством, искусством, заменившим для нас всякие орнаменты. У нас есть Роден и Бетховен. Если ремесленник еще не способен их понять, он достоин только сожаления, но зачем лишать его своей «религии». Вкусы ремесленника вполне пристойны и заслуживают уважения. Но архитектор, который только что прослушал Бетховена и усаживается за стол, чтобы сочинить орнамент в стиле «модерн» – или жулик или дегенерат».
Другой архитектор, Мис ван дер Роэ, сказал, что архитектуру надо делать просто, чего бы это не стоило.
То, что мы строим сегодня противоречит обоим постулатам. Кто главный в треугольнике, который мы обозначили, – большой вопрос.
