Екатерина Шульман – о будущем России

В Ельцин Центре в Екатеринбурге 17 сентября Екатерина Шульман – кандидат политических наук, доцент кафедры государственного управления Института общественных наук РАНХ и ГС при Президенте РФ – открыла цикл «Будущее России в развивающемся мире» лекцией «Выживет ли демократия в ее сегодняшних формах? За каким политическим строем будущее?».

В цикле лекций «Будущее России» Ельцин Центр представит ведущих специалистов в области общественных и гуманитарных наук, экономистов, политологов, практиков и теоретиков, которые поднимают вопросы не прошлого и настоящего, а будущего. Новый цикл позволит повысить нашу грамотность, поговорить о будущем политических режимов и социальных институтов, об информационных технологиях, о производстве вещей и еды.

Модератор встречи, известный журналист Евгений Енин, назвал Екатерину Шульман звездой политологии. Зал подтвердил его мнение аплодисментами. Гостья сказала, что она второй раз читает лекцию в Ельцин Центре и что, на ее взгляд, это удивительное место и очень вдохновляющее: это музей, устремленный в будущее.

– Не случайно, именно здесь мы начинаем говорить о будущем России. Я благодарна за то, что мне предоставлена возможность открыть этот цикл лекций, – призналась Екатерина Шульман. – Говоря о будущем, мы должны учитывать такую особенность нашего мозга, которая направлена на то, чтобы обеспечить наше выживание, но иногда мешает нам жить. Мы устроены так, что сигналы тревоги и угрозы мы ставим в приоритетное положение по отношению ко всей остальной информации. Мы воспринимаем их как более важные и значимые, чем все другие сведения и все другие сигналы, которые к нам поступают. В сфере общественно-политической это приводит к тому, что лучше всего «продаются» и больше всего внимания привлекают именно угрозы и вызовы. Поэтому, когда мы слышим разговоры о будущем, мы слышим их в тех же терминах апокалиптических или околоапокалиптических. Это слушают с гораздо большим вниманием. Посмотрим, что пишут и что говорят, в том числе и в академической среде, потому что и исследователи, и ученые тоже склонны поддаваться соблазну получить побольше кликов и лайков – поэтому они тоже озаглавливают свои работы типа «Есть ли будущее у демократии? Не присутствуем ли мы при ее последних днях? Не грозит ли ей немедленная гибель?». Потому что это с большей вероятностью будут читать. Поэтому в ходе нашей беседы я надеюсь рассказать о состоянии современной демократии как политического режима и о тех действительных угрозах, о тех трансформациях, которые она переживает, о том, с чем эти трансформации связаны и как демократия, по мнению нашей политической науки, на эти вызовы будет отвечать. По свойству этой тематики я буду говорить не только и не столько о России, сколько о странах первого мира с развитой демократией. Для нас это тоже актуально, потому что страны первого мира задают те тренды, в которых все остальные потом существуют. Кроме того, те проблемы, о которых идет речь, – это проблемы общие, и каждый социум дает на них ответы в меру степени своего развития.

Екатерина Шульман предложила поговорить о типах политических режимов, но сначала определиться с терминологией. Политический режим, в самом общем смысле, – это набор методов и инструментов, которыми удерживается, поддерживается и передается власть на определенной территории. Вся терминология, связанная с режимами, страдает точно тем же, что и вся терминология в науках об обществе и в науках о человеке, – она воспринимается как оценочная. В частности, политологическая терминология политизируется, поскольку считается, что демократия – это хорошо, а диктатура – это плохо. Если режим назвали развитой демократией или полной, то это похвала, а если назвали авторитаризмом или тоталитаризмом, то вроде как поругали. По тем же причинам очень мало нейтральных, безоценочных терминов, которые также приобретают отрицательное значение, чтобы любой разговор об этом воспринимался всерьез.

Свою лекцию Шульман сопроводила наглядной презентацией, где в виде статистических данных и сравнительного анализа были запечатлены преобразовательные процессы политических режимов, обозначены векторы их исторической трансформации. Слушатели узнали об особенностях политического режима современной России, о том, какие мировые тенденции влияют на его устойчивость, и о том, действительно ли России уготован особый путь.

– Все режимы любят говорить, что они уникальны, – подчеркнула Екатерина Шульман. – И Российская Федерация здесь не исключение. Мы любим говорить, что она не похожа ни на кого в мире: у нее такой удивительный климат и такая невероятно громадная территория. На самом деле, наши представления о большой и необъятной территории во многом преувеличены и происходят из-за допущенного в известных всем нам картах оптического искажения. Если мы посмотрим на карты, где все континенты и страны представлены в реальных масштабах, окажется, что на самом деле и по типу территории, и по типу расселения мы очень похожи на Канаду. Только Канаде, в отличие от нас, ни климат, ни территориальное своеобразие не помешали стать демократией. Автократий как в России, в мире предостаточно, и ничего уникального в этом нет.

Известный политолог не без иронии указала на политическую модель Китая, которая нигде не повторяется. Во всяком случае еще никому не пришло в голову ее копировать. Там действует специфическая модель партийной автократии, и власть меняется не в результате выборов. Руководящие кадры отбираются по определенному набору признаков.

– Мы наблюдаем попытку преодолеть главное проклятие автократии, – говорит спикер, – зависимость политической системы от одного человека или от группы людей. Сегодня в Китае пытаются деперсонифицировать власть, как в демократии, но при этом избежать предвыборной ротации.

Еще одна глобальная тенденция, на которую обратила внимание Екатерина Шульман: интернет и социальные сети способствуют десакрализации власти. Мало кто заметил, но в 2010 году число выходов в интернет с мобильных носителей превысило число выходов в интернет со стационарных компьютеров. Глобальный интернет, покрывший сетью всю поверхность Земли, привел в публичное пространство тех, кого раньше там быть не могло. Все большее количество населения Земли вовлечено в осмысление и переработку ежедневной информации. Люди постоянно читают и пишут. Одновременно с этим все жители Земли стали не только потребителями, но и производителями контента. В связи с этим растет глобальная прозрачность и возникает эрозия приватности. Это касается в том числе и власти. То, что всегда было закрыто и сакрализовано, вдруг стало открыто и доступно. Мы еще недостаточно осознали, до какой степени власть была закрытой. Она общалась с внешним миром в строго ритуализированном контексте, произнося заранее заготовленные слова в заранее подготовленной обстановке.

– В некоторой степени появление телевидения сделало башню из слоновой кости, в которой жила власть, более проницаемой, – утверждает Шульман, – но это ничтожный шаг вперед по сравнению с тем, что сделали интернет и социальные сети. Они стали причиной разочарования жителей стран первого мира в тех, кто ими управляет. Они увидели этих людей не выступающими с трибуны, а пишущими глупости в "Твиттере". Вдруг у всех открылись глаза. Все сказали: «Боже, а что это за люди, как они туда попали, и чем они лучше нас?». Этот процесс можно назвать новой волной демократизации. То есть не кризисом демократии, а подготовкой к переходу на новую ступень, которая позволит людям принимать больше участия в том, что с ними происходит.

Сегодня, по мнению спикера, темпы развития общества опережают темпы развития госаппарата и политической системы в целом. Люди, живущие в странах первого мира, больше не хотят голосовать раз в четыре или в пять лет за кого-то, кому виднее. Они хотят участвовать в управлении страной ежедневно, хотят, чтобы их мнение учитывалось не раз в несколько лет, а всегда.

– Возрождения Советского Союза или новой прекрасной монархии, которая всем обеспечит рай, не случится, вынуждена вас разочаровать, – иронизирует политолог. – В России будет проходить постепенная демократизация, и альтернатив этому процессу нет. Наша страна переживает все те процессы, которые определили наш XX век: урбанизация и старение. И исчезновение крестьян как класса. У нас даже не просто урбанизация, а гиперурбанизация – в городах проживают 74,4 процента населения страны. У нас все эти процессы шли с насилием, с санкционирования массовой резни и организованного голода, перемещения целых народов, но в принципе урбанизация происходила везде. Второй процесс – старение происходит и сейчас. Мы победили детскую смертность, продлили жизнь и активный возраст, и это также происходит повсеместно. Большая часть населения концентрируется в двух десятках городов и городских агломераций. Это, собственно, и есть вся Россия. Демографическое исключение – национальные республики Северного Кавказа и аграрные территории русского юга.

У нас городское население достаточно образованное, продолжительность жизни населения медленно, но растет. Городское население, довольно долго живущее и не занятое физическим трудом, а все больше в сфере обслуживания. Офисный труд не является интеллектуальным, но и не считается физическим. Несмотря на такие искусственные ограничения, как прописка и регистрация, мобильность населения тоже растет. Эти процессы, считает Екатерина Шульман, делают социум более сложным и требуют более сложной системы управления. А сложная система управления – это только демократия. Не потому, что она лучше остальных, а потому, что она более самонастраивающаяся. Она позволяет делегировать власть вниз, развивать сетевые структуры. Если заглянуть в ближайшее будущее, то можно сказать, что система управления будет не вертикальной, а горизонтальной. Она не унифицированная, а сетевая. Она основана на взаимодействии и кооперации, а не на приказном управлении. На данном этапе развития человечества пока только демократическая система способна адаптироваться к новым условиям. Демократические стандарты стали общеобязательными. У нас в стране процессы демократизации искусственно тормозятся, обычно на уровне законодательных ограничений.

– Я не поддерживаю тезис о том, что «законы у нас хорошие, но выполняются плохо», – говорит Екатерина Шульман. – Считаю, что законы у нас плохие, они выполняются, и это плохо. Законодательная рамка, в частности, в избирательном законодательстве, является репрессивной. Это все нужно менять. К этому подталкивает общественный запрос. Противоречие между уровнем развития общества и уровнем развития властного аппарата для нас одна из насущнейших проблем. Силами пропаганды нам пытаются внушить обратную картину о наличии дикого народа и власти-цивилизатора, которая с трудом сдерживает его дикие порывы и даже хочет ему добра: то замостит тротуар плиткой, то облагородит и сделает красивый парк, а дикие люди приходят и все вытаптывают. На самом деле ситуация, в которой мы находимся, прямо противоположна. Если у нас власть была цивилизатором, когда Александр II крепостное право отменял, то сегодня все это совершенно не так. Общество более развито, чем административная машина. Не потому, что там собрались плохие люди, а потому, что она была закрыта последние 15 лет и действовала в низкоконкурентной среде. А все герметичные системы, как известно, деградируют. Развиваются только открытые системы.

В разговор вмешался Евгений Енин:

– То есть мы будем имитировать-имитировать, и – хлоп! – конкурентные выборы. Так?

– Как говорят американцы, имитируй-имитируй – в конце концов получится! – пошутила Екатерина.

Государство имитирует прозрачность выборов. Оно помешано на соблюдении процедур, на бумагах, на правильных документах. Поэтому оно фальсифицирует результаты выборов и вообще все на свете: отчетность, судебную статистику, процент раскрываемости. Самые страшные преступления совершаются во имя отчетности. Ради бумажной иллюзии людей пытают, убивают, выносят неправовые судебные решения. Ради этого сидят ночами несчастные учителя и директора школ в территориальных избирательных комиссиях (ТИК) и переписывают все эти протоколы. Все ради правильной бумажки.

Несколько слов столичный спикер уделила демографической проблеме. По статистике, демографические ямы повторяется каждые 25 лет, и как раз сейчас наступает один из таких периодов. Поколение, родившееся в 90-х, само по себе немногочисленное, родит мало детей. Одновременно уходит на пенсию многочисленное поколение тех, кому сейчас 60. Возникает ситуация, когда на одного работающего приходятся два иждивенца. Иждивенец – это ведь не только пенсионер, но и несовершеннолетний, которого ни наша пенсионная система, ни экономическая структура может не выдержать. Нас может ожидать долгая стагнация, считает Шульман. Работающих мало, а тех, кого нужно содержать, много; все это значительная нагрузка на экономику, а производительность труда у нас и без того низкая. В свою очередь, экономическая стагнация и бедность могут способствовать загниванию нашей системы управления, потому что ее ничто не будет стимулировать к изменениям.

– Экономический рост – хорошее топливо для демократизации, но никакой прямой связи между богатством или бедностью и демократизацией общества не существует – говорит Шульман. –Демократия не заводится от бедности. Пример Венесуэлы и некоторых африканских стран показывает, что самый высокий уровень бедности и народных страданий не снижает устойчивости режима и не приводит к тому, что его сменяет демократия. Но и богатство само по себе не порождает демократию. И пример тому – нефтяные диктатуры-петрократии. В странах, в которых на нефти основано богатство (Саудовская Аравия, Азербайджан, Россия до 2010-х), – высокий уровень жизни, высокие доходы, а демократия не процветает. Единственная страна, которая нефтяное проклятие обратила во благо, а не во вред – это Норвегия. Там практически идеальная парламентская демократия. Я надеюсь, что изменение экономики, то есть снижение доли углеводородных доходов в нашем бюджете и увеличение доли налогов с физических лиц и с предприятий несырьевого типа, порождает в обществе запрос на политическое участие. Если граждане перестают быть получателями нефтяной ренты и становятся плательщиками, если они осознают, что доброе государство не только не делает им никаких подарков, но еще и все время заставляет платить – за жилье, парковку, тепло, свет, за вынос мусора, за образование и здравоохранение, – то им приходит в голову нехитрая мысль: а если я все время плачу, то что я за это получаю? Где те услуги, на которые идут мои налоги? Это сознание налогоплательщика, оно и есть сознание гражданина. Никакого другого способа воспитать высокую гражданственность нет. Ни повышение правовой культуры, ни усиление добродетели внутри каждого отдельно взятого человека, ни воспитание в нем самоотверженности не делают из него гражданина. Он должен осознать связь между собой, своими доходами, своим политическим поведением и качеством управления там, где он живет.

По окончании лекции к спикеру накопилось множество вопросов, в основном из профессиональной среды политологов, экономистов и аналитиков СМИ. Все они касались будущего России, выборов, формированию гражданского общества и открытости мировому сообществу.