Сергей Гуриев, профессор экономики института Sciences Po (Париж) Сергей Гуриев, в онлайн-цикле бесед Ельцин Центра «Мир после пандемии» размышляет о том, каким будет мир после пандемии, насколько серьезные уроки извлечет человечество из ситуации с карантином и почему этот кризис будет гораздо глубже, чем в 2008–2009 годах.
Экономика или политика?
Российские политические власти за последние двадцать лет много раз говорили, что хотят слезть с нефтяной иглы, но ничего не произошло. Новые отрасли не возникли, и это означает, что проблемы диверсификации, проблемы построения ненефтяных секторов – это не проблемы цен на нефть, это не проблемы незнания или знания того, что нужно делать. Это политические проблемы. Российские власти построили систему, которая выигрывает от отсутствия среднего класса, от отсутствия отраслей, которые не зависят от высшего политического руководства, поэтому чтобы диверсифицировать экономику, необходимы политические изменения. Без этого никакой диверсификации не произойдет.
Произойдут ли политические изменения вследствие этого кризиса? Трудно предугадать, но хочу напомнить одно высказывание, которое приписывается Эйнштейну: «Было бы безумием считать, что вы можете делать одно и то же и получать другой результат». Так и здесь. Двадцать лет власти говорят о необходимости диверсификации, цены на нефть за это время то росли, то падали, но диверсификации не произошло. Очевидно, что причина здесь проста: то, как устроена сегодня экономика страны, выгодно для удержания власти ее сегодняшними руководителями. Если же в России возникнет несырьевая экономика, экономика, основанная на знаниях, возникнет средний класс, Россия интегрируется в глобальную экономику, а это будет невыгодно сегодняшнему политическому руководству. Вот, собственно, простая политическая экономия отсутствия диверсификации, и конечно, здесь кризис ни при чём.
Квалификация или воля?
Действительно, сорок долларов за баррель – это то, к чему Россия готовилась. Сегодня цена на нефть тридцать. В марте были цены и двадцать, и десять. Были случаи, когда российская нефть в перерасчете netback, то есть цены в Европе минус транспортные расходы, стоила меньше нуля. Но пока больших изменений не произошло, и пока российская власть ждет, когда установятся цены на уровне сорок или тридцать. Это большая разница. При сорока российский бюджет фактически сбалансирован, при тридцати придется думать над тем, как тратить Фонд национального благосостояния, и за пару лет этот фонд будет полностью потрачен.
При этом необходимо еще реагировать на кризис, связанный с пандемией. Необходимо помогать пострадавшим – малым предпринимателям и простым гражданам. Поэтому ситуация с бюджетной точки зрения выглядит тяжело. Если цены на нефть установятся на уровне тридцать и эта ситуация продлится некоторое время, то придется, возможно, пересматривать какие-то военные расходы, думать, что делать с внешней политикой. Мы видим, что Россия уже сегодня меньше, например, говорит о том, что нужно поддерживать режим Венесуэлы. Это, наверное, будет первый ряд изменений, которые мы увидим. Российская внешняя политика будет менее агрессивной.
Вторая вещь, возможно, это пересмотр так называемых национальных проектов, потому что российские инфраструктурные инвестиции, как известно, приводят к огромному нецелевому использованию средств, и возможно, нам сегодня не по карману такое расходование средств. Но в целом пока нет никаких видимых признаков того, что сегодняшняя экономическая ситуация, сегодняшний кризис приведут к политическим изменениям. Впрочем, все только начинается. Все риски пока только находятся в начале своей реализации, поэтому еще рано судить, что будет с российской политической системой.
Российская власть хорошо понимает, что происходит. Российский финансовый менеджмент, российские чиновники, занимающиеся экономикой, бюджетно-денежной политикой абсолютно квалифицированы. На совещаниях правительства мы видим чиновников, которые относительно открыто высказываются о том, что нужно делать. Поэтому дело не в отсутствии квалификации, дело в отсутствии политической воли. Дело в необходимости принять решительные шаги, решительные меры. Сегодня некоторые меры предпринимаются на уровне отдельных субъектов, например, в Москве, но на федеральном уровне пока решительные меры не принимаются.
Чёрный день или не вполне?
Многие страны понимают, что введение карантина резко бьет по доходам семей и пытаются поддержать их в это тяжелое время прямыми выплатами из бюджета. Эти выплаты могут быть достаточно существенными и в России. Наверное, мы можем говорить о суммах в 10–20 тысяч рублей на человека. Выплата, например, в 20 тысяч рублей на каждого взрослого гражданина России стоит два триллиона рублей, а это примерно два процента ВВП. Если России придется продержаться в таком режиме несколько месяцев, то Фонд национального благосостояния будет полностью исчерпан. Видимо, российская власть думает использовать фонд для других целей. И это ключевой вопрос, потому что чтобы бороться с пандемией, необходимо вводить карантин, но тогда необходимо помогать населению и малому бизнесу. Российская власть не отваживается на такие меры, считая, что чёрный день еще будет.
Мне кажется, это странное решение, это безответственное, нерешительное поведение. Чёрный день уже настал. Многим российским малым предприятиям невозможно продавать ничего, у них нет выручки, они вынуждены закрываться. Это приведет к тому, что восстановление после кризиса будет более медленным. Многим российским гражданам сегодня непонятно, что они будут есть в ближайшие месяцы, потому что нет работы, нет доходов и нет сбережений. Конечно, им нужно помочь, и плохо, что российская власть этого не делает, пытаясь сэкономить ресурсы, накопленные в Фонде национального благосостояния. Мне кажется, что пора помогать российским гражданам. В конце концов, Фонд национального благосостояния – это налоги, которые мы, российские граждане, платили в течение многих лет для того, чтобы государство выполняло свои прямые функции в тяжелое время. И вот тяжелое время пришло, пришло время помогать российским гражданам за то, что мы вместе боремся с пандемией.
Глобализация или национальная обособленность?
В мировом сообществе, безусловно, будет серьезная дискуссия о том, что глобализация зашла слишком далеко и несет за собой большие риски. Не считаю, что глобализация закончится, но, тем не менее, многие страны задумываются над тем, что им нужно иметь стратегический запас масок, медицинского оборудования, химических реактивов, необходимых для производства тех или иных лекарств и тестов. Но вот в России дискуссия будет ровно обратной, потому что будет понятно, что Россия в изоляции не смогла обеспечить себя ни экономическим ростом, ни критически важными материалами. России необходимо встраиваться в глобальную экономику, а для этого нужно снизить градус напряженности в отношениях с соседними странами. В нынешней политической системе совершенно непонятно, как принимать такие решения, поэтому, несмотря на их очевидную необходимость, нет уверенности, что они будут приняты.
Санкции или контрсанкции?
На заседании лидеров стран группы двадцати Владимир Путин сказал, что нам необходимо во время кризиса отменить ограничения международной торговли, которые касаются товаров первой необходимости, имея ввиду, что пришло время снять санкции с России. Но самом деле санкции в отношении торговли товарами первой необходимости ввели не западные страны, а сама Россия. В августе 2014 года был запрещен импорт продовольственных товаров, что и привело к тем самым ограничениям мировой торговли, к отмене которых теперь призывает Владимир Путин. Здесь его можно только поддержать.
Западные страны ввели санкции не против российского населения, а против отдельных российских граждан, которых они считают причастными к агрессии на Украине, и против государственных компаний, которые так или иначе связаны с функционированием российской политической системы. Поэтому, конечно, можно только приветствовать риторику российских властей, которые говорят, что нам нужно снижать ограничения по торговле товарами первой необходимости. Россия на самом деле заинтересована (не только с экономической точки зрения, но и с социальной) в том, чтобы снизить барьеры для импорта продовольствия, лекарств, упростить сертификацию медицинской техники и лекарств. Это вещи, которые крайне необходимо сделать ровно сейчас, и как можно быстрее, чтобы бороться с кризисом в медицине.
Приведет ли кризис в глобальной экономике к снятию санкций? Думаю, этого не стоит ожидать. Но с другой стороны, пока непонятно и то, насколько кризис поможет в восстановлении репутации международных организаций. Вполне возможно, что такие организации как Международный валютный фонд, Всемирный банк сейчас получат шанс помочь бедным странам бороться с пандемией, и вполне возможно, что их репутация упрочится в ближайшие месяцы. Надо сказать, что в отличии от России, многие бедные страны столкнулись с кризисом, вызванным COVID-19, без финансовых резервов, с большим внешним долгом, и для них эта ситуация гораздо более страшная, чем для России. Россия в этом смысле лучше подготовилась к таким шокам, чем многие развивающиеся страны.
Сильная рука или либеральная модель?
Кризис показал, насколько важна современная система здравоохранения. Он показал, насколько в континентальной Европе те страны, которые обладали развитой системой здравоохранения, лучше готовы к такой пандемии. В целом, я не думаю, что будет серьезный пересмотр либеральной модели экономики, ведь мы видим, что к такому кризису готовы страны с высоким уровнем дохода, с развитой финансовой системой. Несмотря на то, что люди часто говорят, что Китай справился с кризисом лучше, нельзя забывать, что именно потому, что китайская политическая система устроена так, как она устроена, кризис превратился в настоящую эпидемию. Именно потому, что первые признаки кризиса были сокрыты, центральные власти не узнали, что происходит, и не успели своевременно принять соответствующие меры. Что касается предпочтительности континентальной европейской модели и скандинавской экономической модели, то существенные преимущества этих моделей стали ясны уже после кризиса 2008–2009 года.
Тот взрыв популизма, который мы видели в западных странах, во многом показал, что крайне важно помнить не только об экономическом росте, но и о справедливости распределения выгод от этого экономического роста. И с этой точки зрения Великобритания, Соединенные Штаты сделали не так много, как Европа, и особенно Северная Европа. Поэтому не думаю, что будет серьезный пересмотр подходов к экономической модели в мире.
Сейчас много говорят о том, что во время кризиса государство забирает слишком много полномочий. Любой либеральный экономист скажем вам, что во время эпидемии, во время пандемии необходимо вмешательство государства. Это типичный пример так называемых побочных эффектов, экстерналия. В любом учебнике экономики написано, что государство существует именно для того, чтобы предоставлять общественные блага, и борьба с эпидемиями это один из примеров того, для чего нужно государство. Поэтому ни у одного либерального экономиста нет сомнений, что необходимо вмешательство государства, поэтому меня не беспокоит, что во всем мире государство пытается вмешиваться в частную жизнь сейчас. Другое дело, что после этого кризиса необходимо будет обеспечить возврат прав и свобод, которые, конечно, многие государства не захотят отдавать, но их нужно будет забрать назад.
Льготы или политическое представительство?
Во многих секторах экономики в марте-апреле выручка упала в разы, а в некоторых – на 100 %. Для многих малых предприятий ситуация стала действительно критической. Российским властям необходимо принимать решительные меры для поддержки малого бизнеса, чтобы, когда кризис закончится, малый бизнес смог бы быстро нарастить производство и восстановить экономический рост. Сегодня эти меры принимаются слишком медленно, слишком нерешительно, слишком в ограниченных масштабах. Это очень прискорбно и во многом связано с тем, что у малого бизнеса нет политического представительства. В российском политическом руководстве нет людей, которые представляют малый бизнес, которые являются подотчетными малому бизнесу, поэтому не стоит удивляться, что российские власти в первую очередь принимают сторону и ставят на приоритеты крупного бизнеса, государственных компаний.
Крупный бизнес знает, что риск передела собственности, риск национализации, риск вынужденной продажи бизнеса крупным предпринимателям, связанным с Кремлем, всегда в России существует. Таких эпизодов было много. Власти могут воспользоваться кризисом, чтобы сделать следующие шаги в этом направлении. Обычно это устроено так: в кризис все предприятия находятся в тяжелом состоянии, а власть помогает тем предприятиям, который с ней так или иначе аффилированы. Соответственно, другие предприятия просто не могут выдержать конкуренции и уходят с рынка. Мы видели, как десять лет назад это произошло с российскими частными банками, когда подавляющее большинство банков фактически стали банкротами и в течение нескольких лет были санированы, национализированы, закрыты, куплены другими банками, в том числе и государственными. Это не должно нас удивлять.
Потери-минимум или потери-максимум?
Вполне возможно, что российский ВВП сократится на десять процентов и больше. Но чтобы минимизировать социально-экономические потери, необходимо пойти на решительные меры по поддержке граждан, провести прямые выплаты населению, сделать так, чтобы всем российским гражданам, мягко говоря, было что есть. Во-вторых, нужно поддержать малый бизнес. Российское правительство пытается выдавать малому бизнесу кредиты на выплату зарплаты. Необходимо превратить эти кредиты в невозвратные субсидии, сказать о том, что если эти кредиты пошли на выплату зарплаты или аренды, то их не нужно возвращать. Затем, конечно, придется помогать банкам, которые потеряют много денег на кредитах малому и среднему бизнесу. Это обычная история, это гарантии федерального бюджета по отдельным кредитам, это можно сделать. Естественно, нужна реструктуризация ипотечных кредитов и других кредитов населения. Российские власти умеют это делать, такое уже происходило во время кризиса 2008–2009 года.
Есть много мер, которые известны, опробованы и осуществлены в западных странах, нужно просто набраться решительности и начать тратить средства, накопленные в Фонде национального благосостояния. Если цены на нефть продержаться на низком уровне достаточно долго, это означает, что Фонд национального благосостояния будет полностью израсходован. В этом случае России нужно будет занимать и, возможно, осуществлять пересмотр бюджета (так называемый секвестр). Российским властям не нравится ни то, ни другое, ни третье, но надо помнить, что действительно пришел чёрный день. Нужно бороться, нужно тратить ресурсы, потому что государство существует именно для того, чтобы пережить трудные времена. Если государство самоустраняется в такой момент, то такое государство, конечно, не нужно.
Просто советы
Я ученый, преподаватель, у меня всегда много работы, просто сейчас нужно делать все то же самое из дома, а не из офиса. Поэтому мне трудно давать советы тем людям, для которых такой вид работы или такой вид самоизоляции, карантин стал шоком. Главное – не нужно паниковать. Если у вас есть свободное время, его можно потратить на то, чтобы что-то прочитать, что-то выучить. Сегодня огромное количество онлайн-ресурсов, где можно выучить какой-то предмет, выучить иностранный язык, почитать книжки, которые вы давно хотели прочитать. Не нужно отчаиваться, нужно помнить, что это не навсегда, скорее всего, жесткий карантин продлится два-три месяца, не больше, и в конце концов ситуация наладится. Конечно, мне легко давать советы, но то, что жизнь преподавателя и ученого является настолько хорошей даже на карантине, это само по себе совет, совет учиться, получать научные степени, получать навыки, которые помогут вам меньше зависеть от обстоятельств. В этом смысле я доволен, что являюсь ученым, преподавателем, и даю всем совет становиться учеными и преподавателями – это очень хорошая работа.
Запись от 14 апреля 2020 г.
Запись от 14 апреля 2020 г.
В новом (пока онлайн) цикле Ельцин Центра «Мир после пандемии» лучшие российские и зарубежные эксперты размышляют над вопросами: каким будет мир после пандемии, как изменится власть, отношения между странами, экономика, медицина, образование, культура, весь уклад жизни, сумеет ли мир извлечь уроки из этого кризиса, какими они будут?
Фото: Олег Яковлев, RBC/TASS
