Андрей Макаревич: «Национальная идея в том, что народ должен жить хорошо»

21 апреля 2016 г.Татьяна Филиппова
Андрей Макаревич: «Национальная идея в том, что народ должен жить хорошо»

По приглашению Ельцин Центра 20 апреля со зрителями встретился народный артист России, бессменный лидер «Машины времени» Андрей Макаревич. Он не планировал петь старые хиты, хотя публика подобралась именно выросшая на песнях-манифестах легендарной группы.

Билеты были распроданы за два дня. Организаторам пришлось выставлять дополнительные ряды стульев. Люди стояли в проходах, сидели на ступеньках, слушали выступление поэта и композитора в фойе Конференц-зала. Приветствовал гостя мэр города Евгений Ройзман, который признался, что всегда хотел послушать именно стихи Андрея и вот, наконец, его мечта сбылась.

Незадолго до встречи Андрей провел экскурсию «От первого лица» в Музее Б.Н. Ельцина. Помогала ему в этом опытный журналист и заместитель исполнительного директора Ельцин Центра Людмила Телень.

– Мы с вами находимся в «Лабиринте истории ХХ века», в котором представлены и официальная история, и то, как это было на самом деле. Нам говорят, что мы оскорбляем чувства верующих в прекрасный Советский Союз и что сталинская реальность – то, как она здесь представлена – абсолютно не уместна. Что вы думаете по этому поводу?

– Если мы хотим продолжать считать историю наукой, а не прислужницей пропаганды и идеологии, то властям надо смириться с тем, что она чаще всего бывает жесткой. Не надо сочинять, не надо переписывать историю. И вообще желательно знать правду об истории своей страны. Никакого криминала здесь я не увидел, ничего такого, о чем нам не говорили бы в газетах и по телевидению.

– Мы с вами учились в школе по тем картинкам, которые представляют здесь официозную сторону истории. Скажите, когда вы впервые засомневались в том, что вам говорят правду?

– Думаю, это произошло в восьмом или девятом классе, когда я прочитал «Архипелаг ГУЛАГ».

– Где вы его взяли?

– Где-то взял. Просили в метро не читать, никому не показывать и утром – вернуть. А том, если помните, солидный.

– Мама с папой об этом знали?

– Конечно, нет…

– Расскажите о своих впечатлениях.

– Это было воздействие на физическом уровне, ужасающе сильное. Помимо того, что это хорошо написано, это еще и такая плотная, такая безжалостная информация, подкрепленная фактами и документами.

– Вы говорили, что отношения с советской властью были достаточно неприязненными. В какой момент это началось?

Отношениями с властью я не интересовался. Вообще не задумывался об этом. Неприязненными они стали по мере того, как нас в то время начали прижимать. Прикрывать приходили люди в штатском и говорили, что мы не так играем, не то поем. Все понимали, но прикрывали свой зад, спасали собственную шкуру. Я никак не мог понять, кому мы мешаем.

– Это было в студенческие годы?

– Да, и позже. Особенно лютовали товарищи в 77-79-м годах.

– Я помню 1982 год, когда «Комсомолка», в которой я тогда работала, опубликовала статью «Рагу из синей птицы».

– Ее написал Николай Кривоман, здоровенный, бородатый дядька, такой краснолицый, царство ему небесное. Мы уже были довольно известны, ездили с гастролями по стране. Насколько я помню, она состояла из двух частей. В начале нас клеймили позором за гастроли в Красноярске, обвиняли музыкантов в надуманной игре в пессимизм, и в том, что мы «декларируем с эстрады равнодушие и безысходность». Вторая часть и вовсе состояла из открытого письма красноярской интеллигенции во главе с Виктором Астафьевым, которые заявили, что наше выступление «пением назвать нельзя», а назвать это можно «пересаживанием на нашу советскую почву чужого западного дерева», которое, как известно, не плодоносит.

– Помню, что редакция раскололась. Нас буквально завалили письмами.

– Кстати, сейчас представить такое практически невозможно. Что-то произошло с людьми. А тогда нас здорово поддержали.

– Для вас это была драматическая история?

– «Комсомольская правда» была в то время директивным органом. Министерство культуры тут же прореагировало, и нас сняли с гастролей. И если бы не то количество писем от читателей, нас бы расформировали. Случись это пораньше, отправили бы лес валить. А тогда отделались легким испугом. И они испугались и свели все к какой-то сомнительной полемике. У меня лежит письмо Чубайса, страницах на двенадцати, который в те времена был просто студентом. Он довольно аргументированно, с цитатами из наших песен, не соглашался с Астафьевым, говорил, что тот неправ. Самое поразительное, что Астафьев ему ответил, правда, как-то уж очень некрасиво. Написал: «Вероятно, вы правы, не стоило мне подписывать этого письма про всякие «Машины времени», которые молью сидят на иностранных пиджаках с шестиконечными звездами с берегов Мертвого моря». Я такого махрового национализма не ожидал.

– Это послужило уроком для вас? Вы стали осмотрительнее?

– Об этой истории я узнал значительно позже, спустя лет пятнадцать, когда это письмо мне подарил Анатолий Борисович. Нас спасало то, что даже в те советские времена все концертные организации были сугубо коммерческими, а мы при наших десятирублевых ставках приносили им доход, как средней величины заводик. На эти деньги жили и народные коллективы, и какие-то оркестры, и им, конечно, было не интересно нас терять.

– А вы понимали, что именно раздражало? Вы же не пели политических песен, не держали фиги в карманах?

– Нет, ну маленькие-то фиги у нас были. Другой такой масштабный наезд на нас был со стороны прославленных советских композиторов, от которых все авторские куда-то уплыли к тем, которые и играть то не умеют, а главное их песен не поют. А Российское авторское общество тогда честно считало все отчисления. И они посчитали своим долгом черкнуть письмецо в ЦК партии, и появилось постановление, по которому получалось, что мы имеем право петь только восемнадцать процентов собственных песен, а остальное – то, что нам предложит Союз композиторов с соответствующими отчисления.

– У вас было ощущение, что это навсегда?

– Я тогда прочитал «Бодался теленок с дубом», и у меня возникло стойкое ощущение, что осталось уже недолго.

Андрей Макаревич в Музее Бориса Ельцина

Видео: Александр Поляков

– Хочу показать вам удивительный экспонат: дверь, за которой расстреливали заключенных, видите – с отверстиями от пуль. А рядом подлинный документ: справка с просьбой отчислить студента из ленинградского ВУЗа, по причине его расстрела. Вот так простенько.

– Самое страшное, что это было буквально вчера, оно как-то проросло сквозь всю нашу историю.

– В одном из своих интервью вы назвали перестройку смешным временем. Почему?

– Она была невероятно наивной. Наивными были не только Горбачев, но и мы, вся страна. Нам казалось, вот оно случилось чудо расчудесное. И все сейчас само попрет. А на самом деле надо было засучить рукава и приниматься за работу. Но нам хотелось увидеть мир. И мир, кстати, затаив дыхание, наблюдал за нами.

– Мы стоим перед письмом, которое в 1987 году написал Ельцин Горбачеву. Для меня всегда оставалось загадкой, зачем он это сделал, на что рассчитывал? Что Горбачев его поддержит? Зачем вообще пишут письма руководителям страны. Вот вы, по-моему, не один раз писали Путину.

– Я только ему и писал. Есть вещи, которые выводят из себя, и которые ты считаешь неприемлемыми, и не можешь молчать. А кому писать? У нас и сегодня все решает один человек. Давно я этого не делаю, позиция моя не поменялась. Кому надо, знают о ней, а кому не надо, то им и знать нечего. Но даже я не исключаю того, что может произойти чудо. Почему нет?

– Что из тех лет всплеска культурной жизни вам запомнилось?

– Сейчас трудно что-то выделить, тем более, что мы, наслаждаясь свободой, двадцать четыре часа в сутки занимались собой. Мы писались у нас и пробовали записываться за границей. Столько сразу возможностей открылось. На нас смотрели как на марсиан и относились действительно по-человечески. Есть политики, которые живут своей жизнью, а есть простые граждане, которые живут совсем по-другому. Собственно, из них и состоит планета.

– Вас хорошо встречали?

– Нас очень хорошо встречали: мы же были длинноволосые, играли рок-н-ролл, говорили по-английски. Дружеское отношение к нам сохранялось очень долго. А теперь я все чаще вижу страх.

– Вы помните, каким вдруг другим стало телевидение?

–Я очень хорошо это помню и в этом полностью заслуга Бориса Николаевича. Это то, чего у него никто не отнимет. Ельцин никогда не зажимал прессу, даже когда его ругали и над ним подшучивали, он не устраивал гонений на журналистов. Он не запретил даже передачу «Куклы», хотя его подталкивали к этому.

– Где вы были 19 августа 1991 года?

– В средней полосе России. Мы в растерянности отыграли концерт и поехали в Москву. Поезда были забиты под завязку, все стремились в Москву. Приехали в дождь. Меня сразу же позвали к Белому дому. Но мне совесть не позволила пойти туда, где сухо и тепло. Я так и остался на ступеньках. Рядом со мной стоял дед со «Спидолой» на груди, от него мы и узнавали все новости.

– Пойдем на баррикады?

– Я потрясен, я знаю, кто это делал, это замечательно. Таким и должен быть современный музей. Настоящим и производить именно такое, мощное воздействие.

– Для вас распад СССР был катастрофой?

– Нет. Я считал, что это естественный процесс, и он абсолютно неизбежен. Личной трагедии для меня в этом не было. Важно, чтобы все это произошло бескровно. Вы удивлены, но у меня имперское сознание отсутствует как факт.

– У вас была попытка заниматься бизнесом?

– У меня отсутствуют качества, для этого необходимые. И у меня нет на это времени. Мне интереснее играть на гитаре. Меня пытались втянуть в разные коммерческие проекты. Но у меня плохо с цифрами. Когда мы открывали клуб «Батискаф», я был скорее его лицом.

– Что стряслось с вашим ваучером?

– Где-то лежит у меня в доме. Но я несколько раз переезжал, мог и потеряться. Но попробую, поищу. В музее хорошо воссоздано время. Всплывают даже запахи и звуки. Кажется, это называется психосоматикой.

– Вы помните октябрь 1993 года?

– Очень хорошо помню. Я был на стороне Бориса Николаевича, уж очень мне не нравились эти жуликоватые ребята из Государственной думы.

– Мы с вами в зале Конституции. Оказалось, что просто чтение статей из Конституции производит сильнейшее эмоциональное впечатление.

– Если бы она работала, впечатлений было бы гораздо больше. Все было бы у нас просто замечательно.

– Вы участвовали в предвыборной кампании Бориса Николаевича? Как вы считаете, художник, творец должен участвовать в агитации?

– А чем художник от гражданина отличается? Я так «нанюхался» коммунистической партии, что даже был доверенным лицом Ельцина. Он все мне твердил, что нужна национальная идея. А я считаю, что национальная идея состоит в том, что народ должен жить хорошо.

– А это кремлевский кабинет президента. Вы помните, где услышали его последнее обращение?

– Помню, я был дома. Его слова были неожиданными и очень человечными.

Как только закончилась экскурсия, Андрей поспешил в конференц-зал. Его приветствовали аплодисментами. Он читал стихи. Исполнил несколько новых песен. Все это время люди передавали записки на сцену, к окончанию творческой части их набралось изрядное количество.

Андрей Макаревич. Посвящение Михаилу Жванецкому

Видео: Александр Поляков

– Верите ли вы в людей?

– Моя вера в людей никогда не менялась. Может быть, в молодые годы я был более идеалистично настроен. Например, был убежден, что если человек хороший музыкант, то он просто не может быть плохим человеком. Пару раз нагрелся на этом, пока понял, что музыкант – это все-таки профессия. Сейчас ловлю себя на том, что человечество в целом на трезвую голову полюбить уже не получается. Принимаешь семьдесят грамм и ситуация начинает меняться. Но человечество и люди – это не совсем одно и тоже. Я в людей по-прежнему верю потому, что частичка бога есть в каждом, просто не все об этом помнят, а некоторые так даже не догадываются.

– Многие ли ваши друзья разочаровали вас после того, как вы открыто обозначили свои политические взгляды?

– Своих политических взглядов я никогда не скрывал. Не было нужды. Друзья – они потому и друзья, что ты с ними совпадаешь и в этом тоже. И во вкусах, и во взглядах, и в убеждениях. И в представлениях о том, что хорошо, что плохо. Есть знакомые, с которыми я разошелся во взглядах, но тут я придерживаюсь такой точки зрения: я с этим человеком в восьми вопросах из десяти совпадаю; в двух не совпадаю. Ну, что ж теперь делать? Это его право. Но это же не значит, что ему надо морду бить. Может, я с ним просто чуть пореже вижусь. Не помню, чтобы я с кем-то разругался. Каждый в конце жизни будет сам отвечать за то, что он говорил, во что верил, чем занимался.

– Как вы считаете, движется ли РФ к формату СССР?

– Уже не получится. Может быть, кому-то этого и хочется. Но не получится потому, что Советский Союз существовал совершенно в других условиях. Не было интернета, мы жили в информационном вакууме. Очень легко было повесить железный занавес и убедить людей, что черное это белое, и люди верили. Сейчас тоже верят, но опустить такой занавес уже не получится. Я много путешествую, снял несколько фильмов про свои путешествия, и у меня с каждым годом растет ощущение, что Земля очень маленькая, и она болеет. Ей, вообще, сейчас нехорошо. Эти ураганы и землетрясения, необъяснимые изменения климата, жизнь в океанах исчезает прямо на глазах, и то, что происходит между людьми – все это звенья одной цепи. На нас влияют солнце и космос. Надо это пережить, оставаясь человеком – нормальным, разумным, не озлобленным. Желательно слушать поменьше вранья и поменьше истерик.

– Помните ли вы, как были среди защитников Белого дома?

– Будто это было вчера. Шел проливной дождь. Мы сидели на ступеньках. Люди из инициативной группы подумали, что если я буду петь, то таким образом они удержат людей, которые стояли живым кольцом. Напрасно они так думали – никто не расходился. Все, кто там был, готовы были стоять до конца. Но чтобы доставить им какое-то удовольствие, туда приволокли колонки, и я все время ждал, что сейчас коротнет, и мне по губам даст 220 вольт. Однажды я это испытал – крайне неприятно. Привезли ужасную гитару, которую было уже не жалко, видимо, походную. Народ требовал «Битву с дураками». И я ее несколько раз исполнял.

– В конце недели здесь состоится фестиваль «Остров 90-х». Каково ваше отношение к этому времени? И к фигуре первого президента? И к идее этого музея? И еще спасибо, что вы есть.

– Это моим родителям спасибо, что я есть. Музей у вас замечательный. Я был на открытии. Сегодня здесь второй раз. Еще раз убеждаюсь, как все великолепно задумано. Мы привыкли, что при слове «музей» представляется нечто пыльное и скучное. Но этот музей сделан режиссером, и это сразу видно. Проходя по залам, ты как будто заново переживаешь эту пьесу. У нас в стране всего два таких музея. Это Центр толерантности в Москве и Музей Ельцина – здесь. Он абсолютно такой, каким должен быть музей.

Что касается 90-х. Это странно, но я больше помню конец 80-х, потому, что уж больно сильным было тогда перестроечное потрясение, когда все рухнуло за два дня. Оказалось, что все можно. Я не верил, что доживу до этого. Думал, это произойдет лет через 200-300. 90-е были разными. У меня обрывочные воспоминания. С одной стороны, это было время бандитское. Помню, все время присутствовало чувство какой-то опасности – идешь и оглядываешься. Хотя надо сказать, братва к «Машине времени» относилась исключительно хорошо и билась за право ее охранять. Совершенно бесплатно. Отличное было время, прежде всего потому, что оно было свободным. Мы были молодые, веселые – нам никто не мешал. Мы делали то, что должны были делать и это такое великое счастье. За это Борису Николаевичу низкий поклон и большое спасибо.

– «Скажи мне, чему ты рад?»

– С памятью я теперь не особенно дружу. Рад, что имею возможность заниматься любимым делом. Рад, что меня никто не заставляет заниматься чем-то другим. Рад, что родные мои и близкие – тьфу-тьфу, по дереву стучу – все живы и здоровы. Рад, что весна, любимое мое время года. По-моему, это уже не так мало.

– Удается ли вам читать книги в этом сумасшедшем ритме жизни? Что из прочитанного произвело на вас впечатление?

– Читаю обычно в дороге – в самолете, в поезде. Последних две книжки, что я за собой возил – это Лев Рубинштейн «Знаки внимания» и Петр Вайль. Мы с Вайлем были очень дружны, до его неожиданной и нелепой кончины, как у Аксенова. Каждый из них повторил судьбу другого. Василий Павлович Аксенов до последнего дня бегал, был спортивный, любил играть в баскетбол. Его как-то спросил Евгений Попов: «Что ты все бегаешь?» Василий Павлович ответил: я их хочу пережить!» И надо сказать, ИХ он пережил. Лева, слава богу, жив, я от чтения книг и от общения с ним получаю большое удовольствие.

– Любите ли вы песни Высоцкого? Какая вам нравится? Исполняете ли вы их? И еще, скажите как Стрелец Стрельцу, какое наше главное качество?

– Никогда не старался запоминать его песни. Я категорический противник этих ежегодных вакханалий, когда артисты кино и балета чудовищно исполняют их. Уверен, Владимиру Семеновичу ничего из этого было бы не надо. Его надо не петь, а внимательно слушать. Но оказалось, что все его песни я знаю наизусть. Когда стихи безукоризненны, их запоминаешь мгновенно. Потому что все слова находятся на своем месте и никакими другими их не заменить. Трудно запоминать плохие стихи. Про стрельцов скажу, что у нас совершенно «офигенский» знак, и мы, в общем, замечательные люди, но есть у нас недостаток. По нашей эмоциональности и увлеченности мы часто бываем невнимательны и даже немножко бестактны. Потом мы это замечаем и пытаемся исправить, но получается еще хуже. Вот такие мы – стрельцы.

– Вы много лет вели передачу «Смак». А сами-то любите готовить?

– Не только вел, я ее еще и придумал. И готовить, между прочим, люблю. Потому что голова отключается, и отдыхаешь. Готовить для самого себя глупо. Поэтому если готовишь, то сразу много и зовешь гостей. И уже от предвкушения теплого застольного общения возникает большая радость. И, конечно, это продлевает жизнь.

– Какую музыку вы любите?

– Я поклонник волновой теории. Не потому что я такой старый, а потому что мне действительно повезло. В конце 60-х был бум музыкального изобретательства. В 30-х был настоящий музыкальный взрыв в джазе. Все лучшее, великое в джазе было написано тогда. Я люблю музыку этих эпох и слушать, и играть. Сбылась моя мечта, я открыл маленький джазовый «Джемклуб» на улице Сретенка 11, там столиков всего на сорок человек, но зато всегда хорошая атмосфера и каждый день людно и тепло.

– Почему год назад отменили ваш концерт?

– Не знаю, пока никто не сознался. Кто-то нагадил и убежал. Но все-таки я здесь! И надеюсь, что осенью мы приедем с «Машиной времени» и будем вместе безмерно счастливы.

– Вы знаете, что у нас прошли дни Макаревича?

– Что, я уже умер? Друзья, я, конечно, читал в интернете и мысленно был с вами.

– Подскажите, как воспитать маленького человека в современном мире?

– Неблагодарное дело давать советы. Могу сказать одно, надо всегда говорить с ребенком как со взрослым, как только он открыл глаза. Не сюсюкать, а разговаривать как со взрослым человеком. Когда мне было лет пять, это уже не маленький человек, к пяти уже дверки закрываются. С двух до пяти человек получает основную информацию, которую потом несет по всей жизни: что такое хорошо и что такое плохо. Так вот, в пять лет отец читал мне «Облако в штанах» и заводил второй концерт Рахманинова. Бабушка ему говорила: «Что ты ему читаешь, он же ничего не понимает!», а папа говорил: «Все он уже понимает!» Я с тех пор раннего Маяковского знаю наизусть. Может, я и стихов бы не писал, если бы папа не читал мне Маяковского. Не надо думать, что они маленькие. Они не маленькие. Захлопывается дверка очень быстро, и надо поторопиться наполнить ребенка хорошим содержанием.

– Когда выйдет очередная ваша книжка?

– Ничего такого программного пока не планируется – копится потихоньку материал. Я пишу в «Русский пионер». У них каждый номер посвящен какой-то глобальной теме. И это всегда очень интересно – вспоминать, что с тобой происходило на эту тему. У нас там хорошая компания. Даже Владимир Владимирович как-то заметки писал.

– Как вы справляетесь с нападками?

– Я с ними не воюю. Зачем вставать на одну ступеньку с тем, кто что-то про тебя врет? Никогда не надо на это обращать внимание. Я верю, что со временем все у нас будет хорошо, поэтому давайте сохранять достоинство.

– Что послужило толчком к написанию «Марионеток» и «Битвы с дураками»?

– Это 73-74-й год. И это очень забавно, потому что только ленивый нам не подмигивал по-заговорщицки и не спрашивал: «Это про пленум?», «про Политбюро?», «а мы думали, это про съезд ВЛКСМ!» Люди хотят увидеть виноватого и показать в него пальцем, совершенно при этом забывая про себя. Я всегда говорил: «Ребята, это про вас!» К моему большому сожалению, песни не стареют. Они равно актуальны, что тогда, что сейчас. Поэтому «Машине времени» – 47 лет, и ее песни слушают тогда и теперь. Я оптимист по природе, меня интуиция не подводит. Думайте о хорошем. И оно начнет сбываться. Думаете все время о плохом, смотрите про войну и взрывающиеся небоскребы – очень скоро это станет вашей реальностью. Давайте вместе думать о хорошем, помогать близким, радовать их. В чем магическая сила тоста – в этом мощном единении. Если бы все человечество налило себе по чуть-чуть и выпило бы за что-то хорошее, чтобы дети были здоровы, чтобы не было войны, земля бы вздрогнула, а это хорошее непременно случилось бы.

Другие новости

Фестивали

Открывая Китай древний и современный

Открывая Китай древний и современный
В 2024 году исполнилось 75 лет со дня образования Китайской Народной Республики и установления дипломатических отношений между Россией и Китаем. 5 октября Музей Бориса Ельцина совместно с Институтом К…
31 октября 2024 г.
Выставка

Фотовыставка Андрея Князева – в Москве на Никитской

Фотовыставка Андрея Князева – в Москве на Никитской
В московском филиале Ельцин Центра на Малой Никитской 22 октября появилось выставочное пространство. На новой площадке открылась выставка фотографа Андрея Князева – результат сотрудничества Галереи Лю…
30 октября 2024 г.
Лекция

Анна Новикова – об «образах счастья» в соцсетях

Анна Новикова  – об «образах счастья» в соцсетях
Как цифровая культура формирует представления о счастье и какие вызовы это влечёт для общества и личности? Об этом и многом другом смогут узнать посетители авторского курса «Цифровая культура: как не …
25 октября 2024 г.

Льготные категории посетителей

Льготные билеты можно приобрести только в кассах Ельцин Центра. Льготы распространяются только на посещение экспозиции Музея и Арт-галереи. Все остальные услуги платные, в соответствии с прайс-листом.
Для использования права на льготное посещение музея представитель льготной категории обязан предъявить документ, подтверждающий право на использование льготы.

Оставить заявку

Это мероприятие мы можем провести в удобное для вас время. Пожалуйста, оставьте свои контакты, и мы свяжемся с вами.
Спасибо, заявка на экскурсию «Другая жизнь президента» принята. Мы скоро свяжемся с вами.