24 февраля в Ельцин Центре российский журналист, преподаватель МГУ, кандидат физико-математических наук Андрей Коняев в рамках цикла «Интернет и свобода» прочел лекцию «Можно ли ставить „лайк“ своей бывшей? Или сажать за репост?»
С внутренним регламентом интернет-пространства Андрей Коняев знаком не понаслышке — он издатель научно-популярного интернет-издания N+1, колумнист и шеф-редактор отдела «Наука и техника» на Lenta.ru, основатель сообществ «Лентач» и «Образовач».
Благодаря современным технологиям окружающий нас мир меняется слишком стремительно. Мы не успеваем осознать, какими должны быть стратегии безопасного существования в нём. Новые события и явления в сети застают нас врасплох, и мы не понимаем, как к этому относиться. Одним из таких изменений, о которых говорит лектор, являются социальные коммуникации. Интернет-технологии подарили нам новое качество общения — лайки, комменты, репосты. Насколько они ценны и необходимы, чему равнозначны, мы не можем уверенно сказать. У одобрительного «лайка» нет аналога и цены. Однако банальный репост, сделанный без далеко идущих намерений, может привести к реальному уголовному делу — и это значит, что в опасности находится каждый из нас.
У каждого пользователя сети есть своё цифровое тело, объясняет лектор. Оно оставляет цифровой след, о чём прекрасно осведомлены Google, «Яндекс» и… ФБР.
В социальных сетях работают законы не только общения, но и математики. Когда мы ставим кому-то лайки, мы не представляем, что всё это данные гигантской статистики, которую мы не в силах просчитать.
Мы не можем прогнозировать, какой мем в сети станет популярным, но сможем после объяснить его популярность, хотя процесс этот подчинён не законам статистики, а законам хаоса, как и многое вокруг, что мы пытаемся объяснить.
На вопрос лектора о реальности социальных сетей мнения аудитории разделились. Многие считают соцсети игрой, личным дневником, дискуссионной площадкой — чем угодно, только не реальностью. Коняев с этим не согласен. Соцсети — это реальность, раз мы проводим там так много времени. Соцсети строго регламентированы, как регламентированы, например, «лайки».
Лектор предложил аудитории определить, что такое «лайк», — одобрение, комплимент, заигрывание или символ того, что ты ознакомился с сообщением и подтвердил своё присутствие? И то и другое одновременно. Более того, каждый наделяет его собственным смыслом. Лектор рассказал, что прочитал одно исследование, где на полном серьёзе говорится о том, что «лайк» бывшей девушке — это микроизмена твоей нынешней подруге. Так что же такое «лайк» и можно ли за него привлечь как за харасмент? Можно ли судить за умозрительное?
Что касается репостов: исследования показали, что 60% пользователей репостят сообщения, не дочитывая их до конца.
Вопрос: надо ли их сажать, чтобы впредь они дочитывали до конца и несли персональную ответственность за репост? И поняли наконец, что соцсети — это не игра, а реальность, за действия в которой вас могут посадить в тюрьму.
Лектор предложил аудитории ответить на вопрос: «Социальные сети — это добро или зло?»
Мнения разделились. Андрей предложил свою версию. Социальные сети — зло, как всякие корпорации, чья цель — извлечение выгоды. Социальные сети торгуют нашим вниманием. Их цель — чтобы вы как можно больше времени проводили в сети. При этом механизмы взаимодействия в сети сложны и малоизучены. Любые выводы о них с большой долей вероятности будут ложными. Должны ли законы распространяться на социальные сети? Человек так устроен, что приводит окружающую действительность в соответствие с некоторыми правилами.
Можно ли сделать социальную сеть, как детскую горку, безопасной? По мнению лектора — нет. Если только закрыть одни сети и создать другие — новые и более совершенные.
На вопрос из аудитории, как всё-таки не сесть за репост, Андрей ответил, что чёткого ответа на это нет. Кроме того, его лекция — не юридическая консультация, но достаточный повод, чтобы подумать о собственной безопасности в сети.
Незадолго до лекции Андрей Коняев посетил Музей Бориса Ельцина и поделился впечатлениями о нём.
— В целом музей мне очень понравился. Это действительно мощная история, и есть очень понятное ощущение, что те решения, которые были приняты, были приняты с понятной целью и надеждой на очень понятный результат — свобода фигурирует во всей экспозиции не единожды. Но когда мы доходим до конца и видим эти свободы на интерактивных колоннах, то понимаем, что некоторых из них уже нет. Нет свободы собраний и принята куча законов, которые противоречат конституции. Нет свободы совести и вероисповедания. Возникает ощущение упущенных возможностей. Были жертвы, на которые шли создатели реформ, эти жертвы были болезненные, но по результату мы видим, что мы их потеряли.
— Мы их не оценили или не были готовы?
— Анатомия неудачи — это всегда очень сложная вещь. Я не чувствую себя настолько сведущим, чтобы решать, почему мы оказались в той ситуации, в которой оказались. Может быть, нам надо было лучше объяснять, что мы получаем в обмен на эти жертвы. Мы не понимали, что нам даётся, но видели, что отнимается. Возможно, мы действительно не были готовы. И если музей призван вызывать эмоции, то у меня они оказались довольно грустными. Потому что ситуация с 2008 года, когда Медведев подписал указ о создании президентских центров, изменилась. Ситуация в 2015 году, когда открылся Ельцин Центр, была не такой, как в 2008. А в 2019 она не такая, как в 2015. Что-то ушло в прошлое и, несмотря на то, что это очень мощная история, впечатления в целом такие.
Лекция Андрея Коняева «Можно ли ставить „лайк“ своей бывшей? Или сажать за репост?»
Екатеринбург, Ельцин Центр
— Есть ли у вас собственное отношение к 90-м или вы были очень молодым человеком?
— У меня отношение к 90-м очень хорошее. В 1991 году — мне было семь лет. А в 1999, соответственно, мне было пятнадцать. Это было моё детство. Я поцеловался впервые в 90-е. И всё лучшее, что со мной происходило, было в это время. В конце 90-х папе не платили зарплату, и он зарабатывал тем, что крыл крыши. Как раз летом 1998-го мы закончили большую работу, перекрывали крышу православного храма. Получили приличную сумму и должны были потратить ее на машину и компьютер. По результатам дефолта мы остались с очень плохим компьютером. Деньги были в рублях, и они резко обесценились. Это было очень сильное переживание. Но когда я смотрю на это из 2019 года, то понимаю, что это всё равно лучшие годы моей жизни.
— 90-е как-то повлияли на ваш профессиональный выбор?
— Скорее повлияли на моё отношение к людям. Я не понимаю, почему людям нравится, когда государство за них всё решает. Не в плане международной политики — понятно, что мы делегируем государству определённые функции. Но когда оно решает за нас, что нам смотреть, что читать, что говорить. Нельзя, например, говорить, что геи тоже люди. Нельзя произносить вслух слово «наркотик», иначе дети побегут колоться. Для меня это всё загадка — я не очень понимаю, почему это так. Для меня свобода не несёт положительной коннотации. Все воспринимают свободу в розовом цвете. Для меня же свобода — это то, когда ты сам выбираешь свою жизнь. Можешь закончить ее в подворотне с иглой в руке или на бандитской разборке, или стать математиком, как я. Ты сам выбираешь, кем тебе быть. Для меня свобода — довольно агрессивная вещь, но всё равно с ней лучше, чем без неё.
