В Ельцин Центре в Екатеринбурге 4 ноября прошли встречи с известными актёрами Аллой Демидовой и Леонидом Мозговым, а также были показаны фильмы «1917 – Истинный Октябрь», «Роль» и «Шестое июля». Программа Киноклуба Ельцин Центра в этот раз была посвящена 100-летию революционных событий в России.
Встречи Леонида Мозгового и Аллы Демидовой со зрителями прошли под руководством критика, киноведа, члена российской Академии кинематографических искусств «Ника» Вячеслава Шмырова. В начале встречи с Аллой Демидовой Шмыров поинтересовался у актрисы ее впечатлениями от прочтения сценария фильма «Шестое июля» и роли Спиридоновой.
– Отчасти за меня Спиридонову сыграл… костюм, – парадоксально ответила Алла Демидова. – Вообще в исторических фильмах трудно сниматься, и костюм очень многое значит. Спиридонова относилась к левым эсерам. Когда большевики взяли власть в 1917 году, они составили тандем с левыми эсерами, которые входили даже в состав правительства. Спиридонова была дочерью генерала, судя по фотографиям, она носила огромную шляпу и корсет. Мы начали снимать – и получился образ дамы, которая не имеет отношения к политике. Тогда я попросила сшить мне костюм в современном ателье, без корсета и на два номера больше, чем я ношу, – чтобы он производил впечатление уныния. Фильм снимал режиссер Юлий Карасик, оператором был Михаил Суслов, который потом снимал фильмы в Голливуде. «Шестое июля» выдвигали на Ленинскую премию, однако фильм ее не получил. Все же кинематографисты запомнили эту роль – и дали мне Государственную премию СССР за эпизод в фильме Михаила Швейцера «Бегство мистера Мак-Кинли». У меня там не было даже имени и была роль потаскушки. Надо сказать, актерски я эту роль хорошо сыграла. И получила госпремию – за роль потаскушки в эпизоде.
Аудитория не отпустила любимую актрису без вопросов. В частности, присутствующих интересовало, образы каких героинь было интереснее создавать Демидовой – реальных или вымышленных.
– Когда я спросила Михаила Жванецкого, что такое возраст, он ответил, что это когда ходишь плохо, а когда я спросила об этом же своего супруга, то он сказал, что это когда вся молодежь на одно лицо, и это ужасно раздражает, – пояснила Алла Демидова. – Для меня все молодые действительно на одно лицо, особенно девочки, но при этом они меня все же не раздражают. Мне кажется, что разницы между реальными и вымышленными персонажами нет никакой. Образ персонажа отслаивается от текста, и образуется фантом. Вообще я всегда старалась играть роли на основе хороших текстов. Чем лучше пьеса, тем ярче фантом.
– Ваша фамилия – очень известная на Урале. На чьей стороне были ваши предки во время Октябрьской революции, и имеете ли вы отношение к уральским золотопромышленникам Демидовым?
– Отца я знаю в большей степени по фотографиям – это порода. В 1932 году он влюбился в мою мать, девушку, которая только что приехала из Владимира. Мама сказала, что выйдет за отца замуж, если он купит ей комнату в Москве. Надо сказать, что в 1932 году в Москве можно было купить комнату. Отец купил маме комнату, и она вышла за него. И повезла отца во Владимир, показывать своим родителям-старообрядцам. Отец вернулся на два дня раньше чем она, на вокзале его арестовали и сослали на север. И его братьев тоже арестовали, а сестру нет. Мама к нему как-то приезжала… А потом у нее начался роман с инженером из благополучной семьи. И вот она пришла с этим человеком домой, а отец сидел на диване – его отпустили раньше… Отцу не разрешили жить в Москве, он жил на 101-м километре от Москвы, на даче у сестры. Через некоторое время родилась я. Отца я помню плохо. Помню, когда мне был один год, я побежала (до этого я даже не ходила) навстречу отцу через комнату, и он подхватил меня на руки. Его улыбка счастья запала мне в душу навсегда, видимо, он меня очень любил. С 1938 года мама начала работать в университете и работала там до 90 лет. А я ходила в университетский детский сад. Когда меня спрашивали, кем я хотела бы стать, я говорила «великойактрисой», причем в одно слово. Что касается фамилии: мне сказали, что в Нижнем Тагиле есть музей Демидовых, и там есть портрет женщины, которая очень похожа на меня. Возможно, это моя двоюродная бабушка.
Алла Демидова и Леонид Мозговой приняли участие в пресс-конференции в книжном магазине «Пиотровский».
– Леонид Павлович, вы много снимались в фильмах известного режиссера Александра Сокурова, среди персонажей этих фильмов – Владимир Ильич Ленин. Как вы относитесь к событиям 1917 года? И каковы ваши впечатления от работы с Сокуровым?
– Сниматься у Сокурова – счастье, – признался Леонид Мозговой. – С Сокуровым ничего не страшно. Первая моя роль – Чехова, потом Сокуров неожиданно предложил мне сыграть роль Гитлера, в фильме «Молох», где он через одну личность препарирует фашизм. А затем была роль больного Владимира Ильича. Сокуров ничего не навязывает, но имеет свое видение жизни, свой язык кино, свежее отношение к личностям, к которым мы уже привыкли. Он разрушает штампы. Так что я счастливый человек. А Ленин изменил страну, повернул историю. Как к Ленину ни относись, он был личностью.
– Алла Сергеевна, каковы ваши впечатления от работы над спектаклем «Старик и море», премьеру которого с нетерпением ждут зрители?
– Мы привезем этот спектакль в Екатеринбург и будем играть его 18 и 19 января в Свердловском академическом театре драмы, – анонсировала Алла Демидова. – Спектакль поставил режиссер Анатолий Васильев, он давно не работает в России, в основном ставит спектакли на Западе. Последний его спектакль был поставлен в «Комеди Франсез». Я работала с ним раньше, когда у него был небольшой театр-студия. Васильев – очень интересный, ищущий режиссер. Меня удивил сам выбор произведения – «Старик и море» Хемингуэя. И это будет моноспектакль. Стоит отметить, что наш зритель не привык к чтению. Западный же театр развивается быстрее, чем российский, режиссеры ищут новые формы отношения со зрительным залом. Например, актриса Клэр Блум, которая играла в фильме «Огни рампы» у Чарли Чаплина, читает «Анну Каренину» в течение трех вечеров подряд на Бродвее. Те, кто хотят, приходят. И это не аудиокнига – это психическая энергия. Я буду читать «Старик и море», но при этом в постановке спектакля будет перфоманс. Этот спектакль был специально подготовлен для московского международного фестиваля.
– В Ельцин Центре сейчас проходила выставка Генриетты Перьян «Записки. Из фотокнижки». Раздел выставки был посвящен Театру на Таганке и Владимиру Высоцкому. Вы работали с Владимиром Высоцким в Театре на Таганке. Есть ли сегодня актеры подобного уровня, и как вы оцениваете работу с Высоцким?
– О работе с Высоцким я написала книгу «Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю». Ему нельзя подражать, подражать вообще нельзя, и в этом состоит индивидуальность. Другое дело, что время сегодня не требует больших мастеров, а спрос определяет предложение. Возникнет спрос – и появится новый Высоцкий. В памяти людей он останется прежде всего как очень хороший поэт: после его смерти мы нашли 800 стихотворений, которые не были положены на музыку.
– Вы говорили, что он был очень эмпатичным партнером по сцене.
– Все воспринимают Высоцкого таким, каким он уже стал когда состоялся, например, иногда по телевизору показывают отрывки из «Гамлета» середины 70-х. Мы же знали Высоцкого с 1964 года до 1980-го. Высоцкий очень рос, он начинал узнаваемым мальчиком в джинсах и свитере, а закончил мудрым философом, у которого есть только вопросы и нет ответов. Это был рост по вертикали. Я на своем веку видела многих актеров, которые хорошо начинали, а потом пошли вниз, и их никто не помнит. Есть актеры, которые жили по горизонтали. А есть актеры, их очень мало, которые росли именно по вертикали. И это нужно учитывать. Потому что карабканье по гладкой стене, в чем состоит свойство искусства, как раз и называется служением. Одно дело – иметь талант, другое – ему служить. Как писала Марина Цветаева, «раз голос тебе, поэт, дан, остальное взято».
– 60-е были для вас очень плодотворным временем. В одном только 1968 году вы снялись в шести фильмах. Можно ли считать, что Оттепель была эпохой экспериментов и откровения в творческой среде?
– В искусстве все происходит волнами, недаром Станиславский говорил о том, что театр развивается двадцатилетними циклами. Я думаю, что искусство развивается тридцатилетними-сорокалетними циклами. Например, конец XIX века – начало символизма, начало XX века – Серебряный век, пассионарность, взрыв в поэзии, музыке, живописи, промышленности, воздухоплавании. И вот после застоя 40–50-х в 60-е годы XX века в искусстве произошел взрыв в поэзии и театре, появилось много хороших художников и тот кинематограф, который мы все смотрим. К концу 70-х уже наступил конец этого всего, мы этот конец заметили, а зритель нет. К 1990-му появился интерес к социальным вещам. Сейчас же, как мне кажется, начинается интересное время, время поисков.
– Каковы тенденции этого нового времени? Помнится, в 2008 году вы говорили о том, что потеряли интерес к театру.
– Я и сейчас могу сказать, что потеряла некоторый интерес к театру, но, тем не менее, смотрю спектакли. Театр как птица Феникс – умирает и воскресает из пепла.
– 90-е были временем вдохновения и подъема – или наоборот?
– Что касается меня, я все 90-е годы работала на Западе с греческим режиссером Теодоросом Терзопулосом, у которого в Афинах есть свой театр «АТТИС». У меня к этому времени появился мой «Театр А», и мы, объединив усилия, делали спектакли и возили их по всему миру. Я даже Гамлета сыграла.
– Насколько органично вы чувствовали себя в этой мужской роли?
– Еще в училище я хотела и пробовала сыграть Гамлета. Режиссер Николай Охлопков брал меня на эту роль, я даже ее репетировала. Но поняла, что Гамлета мне играть рано. Думаю, что и Высоцкий выбрал эту роль, потому что я в 1968 году много снималась, и у меня вышло интервью о том, что я хочу сыграть Гамлета. А потом Высоцкий начал приставать к режиссеру Юрию Любимову, чтобы тот разрешил ему исполнить эту роль. И приставал два года. Но когда Любимов и Высоцкий начали репетировать, я поняла, что они оба не очень готовы, ни тот, ни другой. Они репетировали около двух лет, прежде чем все сложилось.
– Столетие Октябрьской революции – искусственная дата – или что-то все-таки в это время происходит в обществе?
– Я как жила, так и живу, – лаконично ответила Алла Демидова.
– Это случилось, и никуда от этого не денешься, – сформулировал Леонид Мозговой. – Все столетие стоит дорожная пыль, потому что каток прошел по России.
– Сложилась интересная ситуация: фильм «Матильда» режиссера Алексея Учителя должен был выйти в прокат еще год назад, – добавил Вячеслав Шмыров. – Если бы фильм вышел год назад, возможно, мы бы не испытывали тот дискомфорт, который в итоге ощутила вся страна из-за ни на чем не основанных споров. А сейчас оказалось, что «Матильда» стала чуть ли не главной картиной, снятой к 100-летию Октябрьской революции, что вдвойне абсурдно. Даже премьера состоялась 24 октября, почти в дату столетия Октябрьской революции. В свое время штаб большевиков находился в особняке Матильды Кшесинской, там выступал Владимир Ильич Ленин, издавалась газета «Правда». И теперь этот фильм – как будто возмездие той самой Матильды, которая будто булгаковская Маргарита летает над нами.
– Мир очень изменился, его захватывает электронная жизнь, все погружены в телефоны, тот же «Старик и море» играется по-другому. Погружение в электронный мир – это к лучшему?
– Это философский вопрос, – ответила Алла Демидова. – Время ускорилось, время летит. Мы тоже спешим. И куда мы придем в итоге – большой вопрос. На сегодняшний день это никак не отражается на наших реакциях, вкусах, впечатлениях. Мы можем предположить, что будем дольше жить, что вырастут новые печень или нога.
– Если отталкиваться от непростой судьбы «Матильды» – какую роль в Советском Союзе играла цензура?
– В Театре на Таганке я проработала 30 лет. Любой спектакль мы сдавали Управлению театрами несколько раз. Иногда спектакли очень сильно резали. И, надо сказать, качество сильно не менялось. Например, был очень хороший спектакль «Павшие и живые». У нас с Высоцким была отдельная новелла о погибшем во время Великой Отечественной войны поэте Михаиле Гершензоне – ее вырезали. Но спектакль от этого не стал хуже, и мы с Высоцким не очень из-за этого горевали. Но если в спектакль вносились сильные изменения, как в случае с постановкой по мотивам повести Бориса Можаева «Живой» («Из жизни Федора Кузькина»), то спектакль не выходил или выходил через какое-то время. Вообще же мы умели приноравливаться. Мы знали тропинки в дремучем лесу – и знали, как по ним из него выйти.
– Насколько плодотворно складывалось ваше сотрудничество с режиссером Юрием Любимовым?
– С Юрием Любимовым я проработала 30 лет. Он был актером Театра имени Вахтангова. Время от времени преподавал в Щукинском училище и решил поставить дипломный спектакль на нашем курсе. А рядом располагалось цирковое училище, к нам приходили цирковые актеры и показывали пластику, которую использовал Любимов. Потом к нам привели художника Борю Бланка. И он сделал из черных столов училища, нашего грима и костюмов то, что потом вошло в эстетику Таганки. Или два студента, Хмельницкий и Васильев, играли на гитаре и аккордеоне. Их пригласили подыграть на репетиции, выяснилось, что это получается хорошо, и они стали композиторами спектакля. Коллективное творчество продолжалось на Таганке лет десять. Потом этого коллективного творчества становилось все меньше. Конечно, Любимов не перестал быть Любимовым, он стал понимать больше в мизансценах и в световых партитурах. Но коллективное творчество ушло – и время ушло…
– В какой степени от субъективного видения режиссера зависит творческая судьба актера, и ощущали ли вы на себе субъективность постановщика?
– От режиссера, конечно, много зависит: он может «поднять» среднего хорошего актера. Но если режиссер потом не будет продолжать им интересоваться, то актер исчезнет. Но сильные актеры, вне зависимости от любви или нелюбви режиссера, всегда пробиваются. Благодаря таланту, судьбе, случаю, силе воли. Удача для молодого актера – попасть к начинающему талантливому режиссеру. Хорошие бульварные театры ничего нового в театральную судьбу не прибавляют. Что касается меня, то Любимов вначале терпеть меня не мог. Но появлялись роли, и мое исполнение нравилось. И когда он спрашивал, нравится ли оно, то ему отвечали, что да, нравится. Критики также поддерживали меня – я благодарна талантливым критикам. Постепенно Любимов начал давать мне главные роли, а я стала его любимой актрисой.
– Вы сотрудничали с Романом Виктюком, который воплотил в своем творчестве театральную эстетику и экспрессию 90-х. По вашим ощущениям, какой будет эстетика 2010-х?
– Я не люблю гадать. Идет процесс разрушения формы с тем, чтобы создать свою. Разрушать форму легко. Режиссеры Кирилл Серебренников и Константин Богомолов соединяют театр и кино. Некоторые режиссеры соединяют театр, цирк и живопись – как Ян Фабр, который поставил «Гору Олимп», эта постановка идет 24 часа. Идут поиски соединения жанров.
Алла Демидова и Леонид Мозговой в Музее Б.Н. Ельцина
Видео: Александр Поляков
Гости посетили Музей Б.Н. Ельцина и поделились своими впечатлениями.
– Очень хороший музей. Я долго жил в Свердловске, и подобный музей – неожиданность для меня, – сказал Леонид Мозговой. – Я учился здесь в 5-6 классах, жил в Тавде и Верх-Нейвинском. Мне понравилась концепция музея, молодцы, что это сделали.
