В Ельцин Центре 27 июля гостем авторского цикла Бориса Минаева «Два города» стала Алиса Ганиева – писатель, критик, финалист премий «Русский Букер» и «Ясная поляна».
Более года в Зале Свободы современные писатели, приглашённые Борисом Минаевым, рассуждают о городской ментальности, урбанистической мифологии, культуре и творчестве. Гостями предыдущих встреч были Алексей Иванов, Александр Снегирев, Евгений Ройзман, Ярослава Пулинович и Роман Сенчин – люди, представляющие современную русскую литературу. Алиса Ганиева вступила в ряды писателей в 2009-м со сборником «Салам тебе, Далгат!», где раскрыла быт и особенности Республики Дагестан.
– Я прожила первую половину своей жизни в Махачкале, – рассказала Алиса, – это очень молодой город. В этом статусе существует буквально 150 лет, расположен он на прикаспийской неизменности, ниже уровня мирового океана – это степь, где ничего толком не растет. Дагестан – это многонациональный регион, где по разным подсчетам проживает несколько десятков этносов.
Романы «Праздничная гора» и «Жених и невеста» посвящены межнациональным проблемам на Кавказе. В третьем романе, «Оскорблённые чувства» – действие происходит уже в средней полосе России. Борис Минаев поинтересовался у гостьи, как на неё повлияла и чем стала для неё Москва.
– Москва, с одной стороны, стала для меня точкой освобождения, а с другой – небольшого террора, – ответила Алиса. – Я переехала туда в 2002 году, когда еще был силен стереотип «лицо кавказской национальности», и всех, кто не подходил под типаж славянской внешности, останавливали, проверяли документы, нередко задерживали и вели в отделение. То есть, с одной стороны, Москва – это чуждое пространство, которое относится к тебе с подозрением, а с другой – гостеприимная среда, в которой много как бы странных людей, ни на кого не похожих. В Махачкале, несмотря на хаос, многонациональность, пестроту ментальности, все равно есть ощущение тотального контроля. Люди смотрят на то, как ты выглядишь, как смотришь, куда идешь, с кем здороваешься или не здороваешься. Ты никогда себя не ощущаешь в одиночестве, личное пространство сужено до предела. А в мегаполисе уже можно дышать свобднее.
«Два города» с Алисой Ганиевой
Президентский центр Б.Н. Ельцина
От темы городской среды писатели перешли к разговору о творчестве и литературе. Среди произведений современных писателей Ганиева выделила сборник из семи повестей Александра Снегирева «Чувство вины» (он был одним из первых участников писательских диалогов «Два города» – ред.) и роман Марины Степновой «Женщины Лазаря», получивший премию «Большая книга».
– Мне казалось некоторое время назад ваше поколение, группа молодых писателей, – предположил ведущий, – это не только литературный интерес, но и компания – это Саша Снегирев, Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, можно назвать десяток фамилий. Вас объединяет некий новый реализм, внимание к современным проблемам. Вы, как литературный критик в прошлом, анализировали это?
– Я как раз начинала свой литературный путь как фиксатор молодого поколения литературы, – продолжила Алиса. – Может быть, не все из моих ровесников стали известны, ведь имен очень много, да и тексты часто проходные. Но психология поколения перестройки в контексте нулевых меня в юности волновала. Формированию поколения способствовали форумы молодых писателей, которые проводил и продолжает проводить бывший глава администрации Б. Н. Ельцина Сергей Филатов. Кстати, в своей книге «Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века» я периодически провожу параллели того времени с современной жизнью, какие были процессы тогда, в 20-е годы прошлого века, и как сейчас писатели знакомятся друг с другом, их быт. Принято ли так же, как тогда, пускаться в скандал, заводить многочисленные романы или всё происходит гораздо скучнее?
Ганиева пишет о Лиле Юрьевне Брик как о выдающейся фигуре двадцатого века, раскрывая её личность через, пожалуй, самую яркую и знаменитую роль – музы Маяковского, но не только. При создании книги, уточняет автор, было важно удержаться на тонком мостике между холодной наукообразностью, желтизной и копанием в грязном белье. Брик была яркой и талантливой женщиной, но талантом ее была именно личная жизнь. Она не оставила после себя никакого наследия, хотя пробовала и скульптуру, и рисование, писала пьесы и сценарии, снималась в кино.
Главная особенность поколения современных писателей, рожденных в 70-80-е годы ХХ века, – это инфантильный, подростковый бунт и разнополярное отношение к утрате советского прошлого. А голоса писателей 90-х годов рождения Алиса, к сожалению, в литературе пока не слышит:
– Сейчас много молодых талантов. Продолжают проводиться писательские форумы, но какой-то манифестации поколения 90-х я не вижу. Не слышу голоса писателей, рожденных уже в России, а не в СССР. Видимо, литература – это уже настолько маргинальная сфера, совсем ни на что не влияющая. Писатели – не авторитеты. Есть узнаваемые литераторы, но и они скорее медийные фигуры, которых не столько читают, сколько знают как говорящие головы. Элитарные писатели – узкая аудитория, у них камерное влияние, средний тираж издаваемых в России книг при наших 140 млн. жителей – 2500-3000 экземпляров, это как в Швеции, например. Позорно для нас, мне кажется.
Днем Алиса Ганиева посетила Музей Бориса Ельцина, поделилась впечатлениями о нем, рассказала о собственном проявлении гражданской позиции и отношении к эпохе 90-х.
– Это мой второй визит в Ельцин Центр. Первый раз я здесь была в 2016 году в рамках перекрестного года культуры Британии и России, мы проезжали по Транссибу через Екатеринбург, и конечно, Ельцин Центр был для нас своеобразным гвоздем программы. На меня он еще тогда произвел грандиозное впечатление именно сочетанием передовых способов подачи информации, красоты и мощности самой экспозиции. Он уникален, потому что после 90-х прошло уже 20 лет, а осмысления такого очень важного исторического отрезка у нас так и не наступило: ни в академической науке, ни в информационном пространстве, ни в литературе. Появляются романы об этой эпохе, но эти одиночные попытки не работают, нет понимания, что же тогда с нами было, что мы упустили, какие возможности, а какие завоевания нам удалось сохранить. Поэтому Ельцин Центр – это единственная существующая на сегодня попытка живого памятника и недолгому глотку свободы слова, и упущенным демократическим преобразованиям и нашей конституции.
– Что вам больше всего запомнилась? Совпало ли это с вашими воспоминаниями?
– Экспозиция, посвященная путчу. Да и вообще несколько залов первого отрезка 90-х – это трагические кадры, самые пульсирующие, переломные моменты, к которым я сама лично противоречиво отношусь, в частности, к обстрелу Белого дома. Периодически прокручиваю, можно ли было поступить иначе. Впечатлил зал, посвящённый Чеченской войне, я сама из Дагестана, и для меня эта тема очень больная. В качестве критической нотки скажу, что он мог бы быть больше.
– Какими были 90-е у вас?
– Это было мое детство и главная ассоциация – конечно, первые годы капитализма – сникерсы, реклама, которая тогда производила на нас оглушительное впечатление. Новые слова, например, «ваучеры», «акции». Жизнь, которая происходила по телевизору: реальная политика, борьба, пусть она была в чем-то смешная и нелепая, переходящая в клоунаду, были трагические ошибки, войны, теракты, но вместе с тем полет свободы, по которому сейчас тоскуют люди старшего поколения. С одной стороны, пустые обещания, безработица, наркоманы в подъездах. С другой, бешеный адреналин в воздухе.
– Что происходило в вашей семье?
– Бабушка с дедушкой потеряли все деньги, которые копили в советские годы. Какая-то часть родственников продолжала ностальгировать по Советскому Союзу, проклинать всех, кто «навлек этот ужас» и стенать «какую страну мы упустили». Другая часть, в частности, мои родители, либералы по взглядам, были скорее счастливы. Для покойного отца это были самые счастливые годы, пусть и похожие на американские горки, со взлетами и падениями.
– Просматривая социальные сети, сложно не заметить вашу правозащитную деятельность. Тяжело ли этим заниматься сегодня?
– Я не правозащитник, просто человек, который старается не молчать. Для меня важно показать, что можно отодвинуть зону страха, я ведь тоже не закоренелый гражданский активист, по натуре я все-таки интроверт, мне нравится сидеть дома, читать книжки, обдумывать сюжеты. И выход на улицу с плакатом, беготня по ОВД, по судам для меня психологически – испытание. Потому что в этом темпе сложно сосредоточиться, нащупать «длинную мысль», расслабиться и предаваться искусству. Но иначе в современной России нельзя, иначе я перестану себя уважать.
– Вы выходите для себя, но влияет ли это на ситуацию в целом?
– Влияет, я это чувствую по реакции прохожих. Обсуждаю, в том числе с людьми, которые участвуют в ежедневном многомесячном пикете за обмен заключенными между Россией и Украиной «Всех на всех». Они совершенно разных профессий – переводчики, программисты, психологи. И мы говорим о том, что да, казалось бы, это бесполезно, неэффективно, мы делаем это ради успокоения собственной совести. Но в то же время, реакция прохожих меняется. Если раньше люди агрессивно кричали, обзывались, пытались выдернуть плакаты, вызывали полицию, то сейчас кто-то показывает большой палец, другие выражают поддержку или с интересом гуглят фамилии Сенцова и других. То есть, капля камень точит.
– Ваше оружие – это перо и бумага. Может быть, физически выходить и что-то говорить не столь эффективно, как писать?
– Мне кажется, очень важно сочетать и то, и другое, потому что литература – это долгоиграющая штука, там много пластов, это не колонка в газете, я в этом смысле совсем не журналист, не пишу политические статьи. Для меня важно множество позиций, рассказ, где много разных персонажей. Они мыслят по-разному, спорят, и возникает полифония, а читатель уже сам выбирает сторону. Но пока в голове созревает большое и многослойное, остаются силы выйти на протест.
