В киноклубе Ельцин Центра 21 января состоялся премьерный показ фильма «Совесть» и встреча с его сценаристом и режиссёром — Алексеем Козловым.
Фильм-драма снят объединением «Контакт» при поддержке правительства Санкт-Петербурга и уже получил три «Золотых кубка» из семи на Шанхайском международном кинофестивале (SIFF): за выдающееся художественное достижение, лучший сценарий и лучшую операторскую работу. В 2021 году фильм также был отмечен специальным призом имени Анатолия Приставкина на XXVII международном фестивале фильмов о правах человека «Сталкер».
Сюжет фильма повествует о Петрограде 20-х годов. Следователь и преподаватель права Борис Летуш бессилен и ничего не может поделать с окружающим его беззаконием. Убийство брата, известного в городе адвоката, переполняет чашу терпения, и он берётся за частное, независимое расследование. Неизбежно назревает конфликт с системой, игнорирующей право, который приводит его к необходимости самому нарушить закон и вступить в противоречие с собственной совестью. Он устраивает побег легендарному бандиту Лёньке Пантелееву из «Крестов», чтобы узнать, кто убил брата. (И это, пожалуй, единственный за всю историю «Крестов» побег из знаменитой тюрьмы, которая перестала существовать как топонимический объект в 2018 году. Участники киноклуба ранее смотрели и обсуждали документальный фильм «Кресты» с его продюсером Сергеем Мирошниченко о последних днях существования тюрьмы в этом историческом здании).
Следует отметить, что фильм чёрно-белый, что придаёт ему особую изысканность и делает его более достоверным в изображении эпохи. Фильм снят в традициях авторского кино. Над картиной команда работала более двух лет. Конечно, на сроки повлияла ситуация с пандемией, но она же позволила более тщательно подойти к съёмочному процессу.
Алексей Козлов, кинорежиссер, сценарист, продюсер, обладатель высшей телевизионной национальной премии ТЭФИ в номинации «Лучший художественный фильм», живёт и работает в Санкт-Петербурге. Одной из последних его работ стал фильм «Спасти Ленинград», вышедший в широкий прокат в феврале 2019 года.
— «Совесть» — не только про революцию и не только про Россию, — говорит Алексей. — Он — об одиночестве честного человека и его беспомощности перед государством и властью. Наш герой пытается прожить жизнь, не разрушая в себе достоинство и совесть. Он отвечает на главный вопрос: возможно ли это в принципе? На протяжении всей работы у нас было ощущение, что мы делаем фильм про себя.
— Конечно, темы совести и конфликта с самим собой в предложенных обстоятельствах по сути вечные, — отмечает продюсер фильма Аркадий Фатеев. — Перед любым думающим, анализирующим, имеющим жизненный опыт человеком вопрос внутреннего конфликта стоял во все времена: был ли это Древний Рим или раннее Возрождение, викторианская Англия, царская Россия, Советский Союз или эпоха Covid-19. Люди, не утратившие совесть и способность мыслить, чувствовать, сострадать, всегда задают себе неудобные вопросы. Совесть — понятие, далеко выходящее за рамки политического, это вопрос воспитания и внутренней культуры.
Вероятно, каждый после просмотра задаёт себе вопрос: «Как поступил бы я?». Участники клуба, например, спросили режиссёра: «Неужели не было ни одного шанса оставить главного героя в живых, ведь в его жизни после смерти брата как раз стало что-то налаживаться, появился маленький просвет?» Однако не только главный герой, но и создатели фильма не захотели идти на компромисс. Главный герой — это реальный человек. Вся история о нём — это подлинная история его жизни, довольно известная в Санкт-Петербурге. Поэтому с ним в фильме случилось всё, что было в реальной жизни.
Дотошные зрители просили перевести фразы, звучащие в фильме на французском, когда два героя, которые не хотят, чтобы их услышали, естественным образом переходят на знакомый им с детства язык, принятый до революции в их среде.
Каждый вопрос начинался с благодарности за просмотренное кино — тонкое, изящное, наполненное глубоким смыслом, достоверно передающее эпоху.
Перед показом фильма Алексей Козлов посетил Музей Бориса Ельцина, и поделился с корреспондентом сайта впечатлениями о нём.
— Я человек этой эпохи, и моя молодость пришлась на её начало. Я впервые понял, что часть моей жизни — это уже история. Этого ощущения у меня не возникало никогда прежде, даже при просмотрах художественного и документального кино. Оно возникло сейчас, при осмотре этой экспозиции. Когда ты проживаешь время, ты относишься ко многим фактам чисто эмоционально, потому что они касаются тебя в эту минуту. Повышение цен, или штурм Белого дома, или Чеченская война. Ты не видишь их в ряду мировых событий. А здесь я увидел в одном ряду столько событий, что мне захотелось к ним вернуться, подумать и, возможно, изменить к ним отношение. Музей помог мне взглянуть на них рационально, со стороны, как бы не от меня. Я будто поговорил про эту эпоху, про свою жизнь с другим человеком — более организованным, чем я. Есть такое ощущение, и оно хорошее.
— К концепции музея был причастен Павел Лунгин. Он хотел, чтобы при просмотре экспозиции возникал эффект погружения. Это совпадает с вашими ощущениями?
— Если он этого хотел, то у него получилось. Процесс погружения происходит абсолютно точно. Значительная часть того, что помню я с начала 80-х годов, передана очень точно, с декорационной, предметной точки зрения. Атмосферно я туда ушёл.
— Вы были свидетелем того времени, снимали фильмы и сюжеты для НТВ о криминальной России. Какой сегодня, по прошествии многих лет, у вас сложился образ 90-х?
— Ещё час назад я относился к ним по-человечески эмоционально, с точки зрения того, что пережил я. Не сопоставлял события, как это сделано у вас. И сейчас в моей голове и душе происходит процесс осознания. Действительно, впечатление грандиозное. Я ничего подобного не видел и в музее никогда не испытывал. И то, над чем трудились мои старшие коллеги, получило результат: мы получаем панорамное представление, с одной стороны, и сопоставление с личным опытом — с другой. Ещё важно то, что это сделано достаточно честно с точки зрения фигуры Бориса Ельцина. Тут нет излишнего пафоса или попытки сделать его святым. То, что тут есть объективность, для меня очень важно. Нет ощущения, что тебя привели сюда агитировать за Бориса Николаевича, чтобы изменить в корне твоё отношение к нему. Важно то, что создателям удалось выйти за стандарт. Каждое время фиксируется какими-то шаблонами. И 90-е мы воспринимаем достаточно шаблонно. Здесь я вижу выход за эти шаблоны. Здесь информация подаётся иначе, и ты воспринимаешь это тоже иначе. Поэтому такой эффект.
— Вы сегодня будете представлять в киноклубе Ельцин Центра свой фильм. Скажите, чем вас заинтересовала история, легшая в основу сценария?
— Это известная питерская история: побег Лёньки Пантелеева из следственного изолятора «Кресты», который всегда входил в самые надёжные заведения Европы. Оттуда не было ни одного побега. Никогда. Нам показалось это интересной детективной историей, и мы начали разрабатывать сюжет. Но потом оказалось, что сам Лёнька Пантелеев, на тот момент молодой человек двадцати двух лет, нам мало интересен. И наоборот, интересным показался человек, который помог ему бежать. И тут мы из детектива перешли в драму. Этот интеллигент, Борис Летуш, который организовал побег, имел цели весьма благородные. Когда его совесть вошла в конфликт с обстоятельствами и поступками, началась совершенно другая история. Мне показалось, что она абсолютно сегодняшняя, хотя кино чёрно-белое. И это абсолютно классический, русский герой. А вот то, что фильм тепло приняли в Шанхае, это стало для нас неожиданностью. Он не был рассчитан на азиатскую аудиторию, хотя в жюри кинофестиваля входят и европейцы. Китайская пресса писала, что фильм снят в классической русской манере критического реализма. Эти слова мне были приятны. Мы решили не заигрывать с публикой, не оглядываться на рейтинг. Правда, пандемия растянула нам съёмки с одного года на два, что дало нам очень хороший результат. Когда мы сняли первые кадры и нашли на главную роль никому не известного актёра Владислава Комарова, и вдруг остановились, потому что поняли, что не будем снимать детектив. Мы сделали серьёзные поправки в сценарии, повернули его в драму, и получили тот результат, который получили. Кино — это всегда живой организм, ты предполагаешь одно, а оно начинает жить по своим законам, и его надо услышать. Оно состоит не из одного тебя: из актёров, группы, декораций, погоды, времени и пандемии. Это тот самый случай.
— Не было соблазна взять на главную роль известного актёра?
— Принципиально нет! Когда ты берёшь на роль известного актёра, то начинаешь работать в соавторстве с его предыдущими ролями. Наши актёры снимаются без разбору, во всём и везде, где платят деньги. Шлейф сыгранного всегда будет тянуться. И у вас всегда будет вопрос веры не к персонажу, а к реальному человеку. Для нас это было осознанное и принципиальное желание: найти незатёртое, неузнаваемое лицо. Мы нашли Владислава Комарова — преподавателя сценической речи в театральном вузе, актёра. Хотя за четыре месяца до нашего проекта он сыграл в картине Кончаловского «Дорогие товарищи!». Я даже не видел этой работы и его не знал. И это давало мне дополнительно ощущение правды.
— Есть такое выражение «лицо эпохи» — вы выбирали именно такие лица?
— Разумеется, мы выбирали именно таких — малоизвестных и не раскрученных. Из известных актрис у нас была только Анастасия Мельникова. У нас кино Петроградской стороны, в нём нет ни одного московского актёра. Это абсолютно питерское кино, в нём нет московского влияния даже в плане финансирования. Мы более сосредоточенны, и в нас меньше такого площадного искусства. Это не сейчас появилось, но это факт. Как мы только начали работать, все стены у нас были завешаны фотографиями той эпохи.
— Критика отметила некоторое сходство Комарова с Михаилом Чеховым.
— И с Александром Кайдановским. В нашем фильме много долгих планов. Например, эпизод, когда он входит в свою квартиру, где происходит основное событие нашей истории, длится 5-6 минут, и снят он одним кадром. Без монтажа. И вы никогда не обратите на это внимание, потому что он живёт в кадре. Пока он мне интересен в кадре, я буду его снимать. А он мне очень интересен. Я со многими актёрами работал, это лучший из них. Он преподаватель, очень организованный человек. Я его спрашиваю: как удалось так себя сохранить? А он мне отвечает, что не читает ничего кроме Толстого, Бунина, Чехова. Он преподаёт в моей мастерской. Вот эта его сохранённость — сегодня в русских актёрах этого практически нет. Он будто оттуда пришёл. Поэтому ты веришь ему, не возникает никаких сомнений в достоверности. Это было принципиально, не хотелось актёрской игры.
— Если обращаться к более молодому зрителю, вы можете сформулировать, почему надо обязательно посмотреть ваше кино?
— Моему сыну пятнадцать лет. Он посмотрел и всё понял. Очень хотел со мной сюда приехать. Мы об этом редко думаем, но в жизни каждого человека случаются события, когда совесть становится либо соперником, либо сторонником, и он внутри себя проделывает большую работу. Что совесть есть, понимает даже очень бессовестный человек. Нам приходится с ней встречаться, жить, соглашаться, договариваться. И она довлеет над нами. Есть замечательный фрагмент у Шекспира, когда Розенкранц и Гильденстерн встречаются с Гамлетом, он спрашивает их, что нового появилось в мире. Они ему отвечают: «Ничего, кроме того, что в мире появилась совесть!» На что Гамлет говорит: «Тогда жди конца света!» Это, возможно, не точная цитата, но смысл абсолютно точен.
Совесть загоняет нашего героя в угол, но жить без неё нельзя, не получается. Этот конфликт и показался нам очень интересным. Я не считаю, что у нас какое-то грустное кино. Если в человеке есть совесть и она способна на него влиять, то этот человек остаётся человеком. Совесть очень часто находится в конфликте с обстоятельствами и осложняет нам жизнь, но совесть — это ренессанс, внимание к человеку, которое и делает нас людьми. Мы пережили ренессанс в 60–70-х годах и до сих пор этого не осознали, не сформулировали, не поняли, что это было. Ренессанс неизбежен. Этот разворот культуры к человеку очень близок, он уже происходит. Своим студентам я говорю: «Вы счастливые люди, вы его застанете и с ним проживёте!» И их к этому готовлю.
