«Культура на переломе: до и после распада СССР» – это новый цикл лекций Александра Архангельского в Ельцин Центре. Известный публицист и писатель, профессор Высшей школы экономики предлагает вспомнить и оценить роль литературы, кино, театра и музыки в тех необратимых процессах в стране и обществе, которые начались в годы перестройки.
Хронологические рамки цикла – с 1986 года, когда к 100-летию Николая Гумилёва в журнале «Огонёк» появилась первая советская публикация поэта, до «Лебединого озера» в августе 1991-го. В первой лекции нового курса 30 октября Александр Архангельский рассказал, в каком состоянии культура вступила в перестройку и почему именно она первой отозвалась на реформы.
– Названием для первой лекции послужила книга американского антрополога и социолога Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось» о последнем советском поколении, которое жило с ощущением, что всё происходящее с ними и страной – вечно, что ничего меняться не будет. Гениальное название книги Юрчака соответствует чувству, которое было присуще всем: диссидентам, представителям номенклатуры и «золотой молодёжи», обывателям, фарцовщикам, и оно было, пожалуй, единственным, что объединяло этих людей.
К концу 70-х годов прошлого века в Советском Союзе почти полностью было уничтожено как движение диссидентское сообщество. Ставка на выдавливание из страны всех, кто был способен сопротивляться системе публично, дала свои плоды – у движения остались герои, но само оно исчезло. Открыто оппозиционная часть деятелей культуры также была вынуждена уехать за границу. В эмиграции оказались писатели Александр Солженицын и Василий Аксёнов, скульптор Эрнст Неизвестный, режиссёр Юрий Любимов и многие другие яркие и знаковые фигуры.
Тем временем в официальной культуре выстроилась сложная иерархия авторитетов, где мерилом успеха и некоторой гарантией лояльности со стороны властей служили государственные премии. В ответ интеллигенция создавала свою неофициальную иерархию. Официально первым среди писателей был Михаил Шолохов, неофициально – Солженицын.
– Складывалась устойчивая система, при которой власть предлагает одно, а в ответ ей создаётся зеркально перевёрнутая модель. В этой системе у власти и у оппозиции есть своя шкала ценностей, подполье противопоставляет себя как официальному, так и неофициальному, но легальному искусству. Понятно, что никакой открытой политической борьбы в системе позднего тоталитаризма, вырождающегося в авторитаризм, быть не может, но в легальной культуре политическая, идеологическая борьба всё равно присутствует. Запоздалое противостояние западников и славянофилов в разных формах – это квазиполитическая борьба. Это вопрос не о прошлом в русской истории, которое тогда обсуждалось, а о будущем страны.
Появляется новая плеяда писателей, которые отказываются выходить в публичное поле и подстраиваться под систему цензурных ограничений, – это Владимир Сорокин, Лев Рубинштейн, Евгений Попов. Одновременно возникают и утверждаются одинаково важные и для власти, и для врагов власти фигуры – Василь Быков, Чингиз Айтматов, Василь Стус. Андеграунд загнан в подполье, но он существует, музыкальная культура представлена как Людмилой Зыкиной, так и Аллой Пугачёвой, уже вышел на сцену Борис Гребенщиков, а группа «Кино» записала свой первый альбом.
– Вроде бы всё хорошо. В каждой области, в каждой сфере сложилась система, которая удерживает людей в нишах и не позволяет эти ниши покидать. Культура умеет работать и для массовой аудитории, и для элитарной. Созданная модель колеблется, но она устойчивее, чем любая другая. Но наступает, как мне кажется, очень важный для истории страны 1979 год.
К этому времени в СССР сложились предпосылки к экономическому росту за счёт нефтяных доходов, советская власть признала права человека и даже смягчаются нравы у тех, кто стоит на страже идеологии, – в свет выходит первый неподцензурный альманах «Метрополь». Казалось бы, страна может медленно двигаться в сторону гуманизации, однако в декабре 1979 года было решено ввести войска в Афганистан. По мнению Архангельского, это послужило началом длинной цепи непредсказуемых и непоправимых последствий.
– Мы имели контролируемую систему и культуру, которая не верила в её распад, но, совершив один неверный шаг, эта система совершает самоподрыв. При этом происходит опустошение самой идеологии: люди продолжают верить в то, что они советские, но на том месте, где когда-то была идеологическая мысль, образовалась пустота, и её последствия обнаружились довольно быстро. Система пошла вразнос и стало понятно, что никакой тотальный контроль её не удержит. Это важнейший фактор, за которым следует экономический, а затем политический.
11 марта 1985 года к власти приходит Михаил Горбачёв, у которого есть понимание необходимости перемен. Первый лозунг, который появляется в его речи – «ускорение», потом все услышали слово «гласность», а следом – «перестройка». И именно культура сыграла ключевую роль во всех этих экономических, политических и иных процессах.
Необходимо понять, считает Архангельский, что перестройка в узком смысле слова началась с показа фильма «Покаяние» режиссёра Тенгиза Абуладзе, поднявшего проблемы сталинизма, и публикации стихов Николая Гумилёва в журнале «Огонёк» в 1986 году к 100-летнему юбилею поэта.
– Казалось бы, какое отношение эта публикация имеет к распаду великой, грандиозной, страшной и по-своему прекрасной страны? Но с этой подборки стихов построенная на ограничениях идеологическая советская модель стала нежизнеспособна, она начала сыпаться и крошиться.
В 80-е и 90-е годы многие деятели культуры становятся людьми, сыгравшими ключевую роль в новой политической истории: Левон Тер-Петросян, Иван Драч, Звиад Гамсахурдия, Владислав Ардзинба, Дмитрий Лихачёв, Вацлав Гавел, Зелимхан Яндарбиев.
– Если из людей культуры начинают вербовать политических лидеров, то это значит, что именно с культурой общество связывает представления о легитимности, статусности и возможности начать историю с чистого листа. Почему многие из этих людей связаны с литературой, историей, публицисткой? Потому что сама советская система поставила писателей на «небывалую высоту» и приписала качества двигателя истории, лидера национального духа. Власть в СССР серьёзно относилась к писателям и сакрализировала их роль в массовом сознании.
Архангельский подчеркнул ещё одну важную вещь – литература умела интуитивно угадывать вопросы, которые ни власть, ни общество не ставили, а считали их решёнными окончательно. Считалось, что межнациональные разногласия в Советском Союзе невозможны, однако в позднем СССР главной темой наступавшей эпохи стал национальный вопрос. Поводом для первого конфликта, который случился в околополитической сфере именно на национальной почве, стал рассказ Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии».
– В другое время публикация этого некрасивого рассказа вызвала бы просто скандал, но тогда уже началось вызревание национального вопроса как вопроса политического. То, что в Советском Союзе отрицалось как факт, как проблема, оказалось центром и нервом эпохи. В декабре 1986 года в идеально устроенном и уравновешенном мире студенты в Алма-Ате вышли против назначения русского первым секретарем компартии Казахстана, вышли потому, что казахское национальное самосознание хоть и умеренно, но придавливалось. А дальше были Карабах, Тбилиси, Вильнюс. Советский Союз подорвался на той мине, о существовании которой забыл. А литература, среди прочего, указывала на то, что эта мина замедленного действия есть, упускать её из виду нельзя.
