13

в каждую свою картину или инсталляцию вставлял двуглавого орла. И его дружеское под-

ношение в виде триколора было частью долгих споров и дискуссий, которые художники 

вели на кухнях и в мастерских. Но в 1991-м эта потаенная мифология была интегриро-

вана в бурную социальную реальность эпохи перемен. Фрагмент чисто художественного 

проекта материализовался в новой официальной государственной символике. 

На свежем воздухе

Так началась новая эпоха. С изрядной долей ностальгии художник Георгий Литичев-

ский недавно вспоминал: «Для страны это были “лихие девяностые”, а для искусства — 

совершенно нелихие. В любом случае, если девяностые для многих людей были трудным, 

неоднозначным временем, то для художников — временем счастливым». Конечно, речь 

идет не только об экономическом аспекте: мастерам искусств дышалось легко, было ин-

тересно и весело. 

Что же касается денег, то они у художников водились только в самом начале десяти-

летия. Все началось во второй половине восьмидесятых, когда случился так называемый 

русский бум. Тогда наступил полный хаос: художники сами выступали в роли дилеров  

и агентов, сами искали и находили покупателей, сами проводили все сделки. Своего пика 

«русский бум» достиг после знаменитого московского аукциона Sotheby’s 1988 года — 

тогда художественные трофеи перестройки, по легенде, вывозили прямо из мастерских 

целыми туристическими автобусами. Уже в начале девяностых интерес иностранных по-

купателей понемногу иссяк, в выигрыше остались только художники старшего поколе-

ния, да и то лишь те из них, кто сумел закрепить свое положение на западном рынке.

Увы, у нас в стране в девяностые оказалось мало рисковых людей, которые бы сделали 

правильные ставки и покупали бы это слишком сложное и часто даже отталкивающее 

искусство. А те, кто хотел что-то покупать, но по разным причинам воздержался, — 

те потом, наверное, сильно пожалели. Уже в середине двухтысячных почти все осознали, 

что имели дело с новыми классиками. Но было уже поздно, атмосферу Belle Époque (та-

кой эпохой с исторической дистанции теперь видятся художественные девяностые) уже 

не вернешь. Художники, конечно, все живы и здоровы, выписывают свои собственные 

сложные траектории, однако почему-то особенно ценятся их вещи, сделанные именно  

в то прекрасное и бурное десятилетие. 

Движение многостаночников и волатильность в искусстве

Времена были поистине баснословные — некоторые стартапы, говоря современ-

ным языком, обходились или совсем небольшими деньгами или вообще существовали 

при полном коммунизме. Подвешенное состояние рынка приводило к удивительно-

му феномену: немногочисленные еще галеристы были твердо убеждены, что делают 

одно общее дело, поэтому без всяких колебаний отправляли редких клиентов в друже-

ственные галереи, которые они самым странным образом еще не ощущали как конку-

рентов. Тех, кто интересовался политическим радикализмом, отсылали к Марату Гель-

ману,  любителей изощренного эстетства — к Айдан

2

. А продвинутый эксперимент —