В Ельцин Центре в Екатеринбурге 18 февраля прошел киноклуб с участием известного армянского и российского кинорежиссера Карена Геворкяна, который представил новинку – свой фильм «Вся наша надежда» (2016), получивший гран-при международного кинофестиваля «Сталкер» и приз выборгского кинофестиваля «Окно в Европу».
Фильм рассказывает о донбасских шахтерах, цельных и принципиальных людях труда, которые столкнулись с экономическими и социальными реалиями нового времени. О том, как люди, посвятившие себя профессии, являвшейся одним из флагманов советской экономики, болезненно переживают то, что они оказались за бортом эпохи перемен. О том, как люди пытаются выживать и сохранить свое «я» вопреки тем условиям, в которые загоняет их жизнь.
Выпускник ВГИКа Карен Геворкян родился в Ереване, работал на «Арменфильме», «Мосфильме», «Центрнаучфильме». Автор фильмов «Здесь, на этом перекрестке», «Прощание за чертой», «Иван Павлов. Поиски истины», «Пегий пес, бегущий краем моря» и многие другие.
– Время изменилось. Что касается шахтеров, которые работали в Донбассе, то с ними поступили ужасно – их ликвидировали, – рассказал Карен Геворкян о создании фильма «Вся наша надежда». – Произошло обесценивание труда. В русском Донбассе в советское время было 87 шахт. Сегодня их 3-4. Была моноотрасль – и ее вырубили под корень. Это своего рода «Вишневый сад», но находящийся под землей. Люди, которые обладали профессиональным и человеческим достоинством, были люмпенизированы, что можно считать почти расстрелом. И об этом надо говорить, не важно, шахтеры они, токари или пекари. Потому что это люди. У них было чувство собственного достоинства, но с ними не церемонились. Я рассказывал не столько о рабочих, сколько просто о людях, которые хотели сохранить себя. Да, кто-то из них стал пьяницей, кто-то наркоманом, а кто-то не захотел превращаться в ничто. Я и сам такой человек. Так что это картина обо мне тоже. Время ломает, но кто-то ломается, а кто-то нет. Однако на этом водоразделе и возникает жизнь, это проверка сущности и подлинного качества человека. И мне жаль некоторых наших олигархов – потому что людей, в большей степени потерявших себя, я не знаю.
– Можно ли говорить, что сегодня о людях, которые умеют что-то делать, работать, почти не снимаются фильмы?
– Мы особая страна. Да, мы замечательная страна, и я патриот России. Но мы начинаем задумываться, когда жизнь дает нам пинок. Мы живем именно после этого, после пинка.
– Каким киноязыком сегодня можно рассказывать той же молодежи о людях труда, чтобы у зрителей не возникало ощущение штампа и искусственности, возврата к шаблонам прошлого?
– Нельзя плевать на свою историю. Что такое советское время? Это значительный промежуток времени, когда мы получили качественное образование, которое сегодня не получишь бесплатно, приобщились к культуре. Советская власть уважала человека труда, он был ей нужен. И надо не о людях труда говорить, а просто о людях. О том, что они переживают, как им трудно. Как противостоять, когда тебя пытаются сломать. И как остаться самим собой. И нет разницы, физик ты, или дворник. Нужно разговаривать с людьми и о людях.
– А российское кино сегодня разговаривает со зрителем о людях?
– Нет. И это его беда. И зритель его наказывает, просто не ходя в кино на российские фильмы. Наступает момент истины: мы должны понять, кто мы, каким должно быть наше кино. Какая у нас культура, и советская, и классическая. Всем этим надо заниматься.
– Почему образ тех, кто умеет что-то делать своими руками, оказался фактически дискредитирован?
– Долгое время считалось, что оборот денег и есть экономика. Оказалось, нет. Тут-то и выиграли китайцы, которые сказали, что у них самые дешевые руки, и нужно все делать у них. Выяснилось, что банковские операции создают только видимость экономики, а экономика – это реальный труд и идеи. И что если, к примеру, у тебя станок находится в Китае, то и экономика у тебя уже китайская.
– В каком направлении движется современное российское кино?
– Я долго жил в Армении, но потом вернулся в Россию. В России должно быть много человечности, сочувствия и сопереживания. Потому что людям живется трудно. Нужно возвращаться к своей культуре, к основам. И нужно делать свое национальное кино. И оно должно быть великим, потому что в великой стране должно быть именно великое кино. Как это делать? Надо вспоминать, как. Но нельзя осуждать тех, кто хочет, но не умеет делать хорошее кино, или культуры этим людям не хватает.
– Но советское кино или ценности прошлого порой воспринимается частью аудитории как нечто устаревшее. Как с этим быть?
– Сегодняшняя молодежь прошла 90-е годы, безверие, обесценивание всего и вся. Я преподаю. И долго не могу понять, кто сидит передо мной, кто эти молодые люди. А потом я заметил: ребята восемнадцати-девятнадцати лет точно знают, что и как сказать, а о чем говорить не стоит. Но при этом они не понимают, что такое дружба и любовь. И они не виноваты – это время такое, по ним, можно сказать, каток прошел. Так что это не их вина – это наша вина. Важно вернуть доверие молодежи, интерес к времени и к слову, к простым и важным вещам. И потом начинают происходить интересные вещи. Я вдруг вижу в своих учениках талантливых людей, которые начинают социально мыслить. В общем, с людьми надо работать, а не относиться к ним, как к сорной траве. Так что наступило наше время. Мы-то получили культуру, образование, а они нет, и мы можем им это все передать.
– Какой фильм в вашей фильмографии для вас наиболее ценен?
– «Пегий пес, бегущий краем моря» (1990). Это экологическая картина, о том сознании, которое должно быть. А «Вся наша надежда» – первый блок трехчастного фильма, которого пока нет.
– Вы родились в Ереване. Почему сегодня у части жителей постсоветского пространства возникает ностальгия по СССР, несмотря на все претензии к советской эпохе?
– Да, ностальгия есть. У меня тоже теплое чувство к СССР, при всех недостатках Советского Союза. Объясню, почему. Самое ценное в жизни – это безопасность. После распада СССР все как будто оказались в сфере опасности. Моя первая Родина – Армения, вторая – Россия. В 20-е годы Армения была глухой провинцией – к концу 80-х она стала высокоразвитой страной, не уступающей Корее, с наукой и индустрией. Сегодня многое разрушено: заводы, наука, все ушло в песок. Все, что было создано сверхусилиями, превратилось, можно сказать, в абрикосовую провинцию. И мне больно за Армению.
– Каковы ваши впечатления от Ельцин Центра?
– Впечатления замечательные. Я увидел много интересного для себя. Я посетил музей – это интересное собрание документов и исторических реликвий. Да, история 90-х сложнее, чем экспозиция музея. Но если у музея есть интерес к истории этого времени, то нужно продолжать работу. Я сам из 90-х. Я был в 1991 году у Белого Дома, в октябре 1993-го тоже был в Москве. Я находился в Карабахе во время военных действий… История и время имеют много проекций – у вас представлена одна из исторических версий.
