В очередном выпуске онлайн-цикла «Мир после пандемии» театральный критик и главный редактор журнала «Театр» Марина Давыдова рассказала о том, как театры переживают время вынужденного закрытия. Несмотря на то, что актерам разрешено репетировать, до сих пор непонятно, когда люди смогут вернуться в залы. Ведь именно их присутствие, по мнению критика, является «оселком всей театральной круговерти». Мы узнаем, станут ли онлайн-форматы полноценными театральными жанрами, отменятся ли престижные международные фестивали и были ли в истории случаи, когда театры закрывались.
Интервью записано 10 июня 2020 года.
– Мы все решаем уравнение со множеством неизвестных, но его решить невозможно и, мне кажется, сейчас нет в мире человека, который может что-то предсказать. В Израиле сняли карантин, а потом вдруг опомнились и стали говорить, что надо его вернуть. Статистика поползла по экспоненте – всё стало опять расти. Они здорово справились на ранних этапах с эпидемией, практически на ноль вышли, но как только сняли ограничения, всё сразу начало расти. Посмотрим, что будет к сентябрю, мы же этого не знаем, будем надеяться на лучшее. Народ, конечно, истосковался, и я сама уже не могу смотреть все эти имитации и эрзацы театральных спектаклей. В общем, когда меня спрашивают, можно ли делать театр по интернету, для меня это вопрос, можно ли плавать в бассейне, в котором нет воды. Имитировать можно, но полноценно плавать – всё-таки нет. Придумывать некие новые жанры и художественные активности можно, но для меня по-прежнему главным в театре остаётся живое физическое взаимодействие воспринимающих субъектов, то есть зрителей.
Театр существовал и обходился без самых разных составляющих, включая артистов и даже живых людей на сцене. Я видела спектакли, в которых главными действующими лицами оказывались игра на компьютере, со страницами «Фейсбука». У Раби Мруэ есть такой спектакль. Или знаменитый пример с «Вещью Штифтера» Хайнера Гёббельса, где тоже нет людей на сцене. Пять роялей оказываются главными героями действа и, тем не менее, это театральное высказывание воспринимается как театр, потому что есть живые воспринимающие субъекты. Когда их нет, под большим вопросом находится сама идея театрального высказывания. Были ещё пара-театральные опыты Ежи Гротовского в виде закрытого сообщества, в котором воспринимающие субъекты не важны. Важны сами артисты, которые приобретают некий духовный опыт вместе со своим гуру, каким и был Ежи Гротовский. На самом деле, воспринимающими субъектами становятся артисты – они и есть зрители того, что делают. Всё равно здесь есть живое присутствие людей и обмен энергиями.
Насколько онлайн-продукция, не трансляция, как фиксация театрального высказывания, которое может быть более или менее удачным, а именно эти новые жанры, которые созданы специально для интернета, предусматривают живое физическое присутствие? Для меня это всё-таки бассейн, из которого выкачали воду. Есть ли сейчас возможность эту воду вернуть? Не скажу, и никто не скажет. Могу из пальца высосать какие-то прогнозы, но сама в них не верю. Надеюсь на хороший исход и на то, что в начале осени всё возобновится и не прервется из-за второй волны эпидемии, которую предсказывают.
Карантин одарил нас новыми форматами
Ещё до эпохи «новой нормальности», как её сейчас называют, один из главных трендов в театральной жизни состоял в большей активизации роли зрителя. Он вовлекался в театральный процесс самыми разными способами. Иногда это прямая интерактивность, когда зритель принимает непосредственное участие в действии, иногда он в каких-то променадах просто путешествует. Он не задействован в спектакле, но сам выбирает маршрут, по которому ходит и в каком-то смысле становится автором спектакля, который видит. И понятно, что зритель Петров посмотрит не совсем такой спектакль, который посмотрит в этот же самый момент зритель Сидоров. Конвенциональные спектакли, которые разворачиваются на сцене, а зрители сидят в зале, тоже стали учитывать зрительскую оптику, своеобразие зрительской реакции и в каком-то смысле стали гораздо более провокативными по отношению к нему. Удобное положение зрителя как оценщика художественного продукта, который, развалившись в кресле, говорит, что актриса сегодня не в духе, – это уже позавчерашний день.
Хороший театр предполагает зрительскую вовлеченность. В этом смысле то, что делает Федор Елютин и не только он, как-бы продолжает этот тренд в театральной жизни, берёт офлайн-жизнь и просто переносит её в онлайн. Более того, сама театральная жизнь до эпохи «новой нормальности» всё больше стала задействовать всякие технические вещи, новые способы коммуникации, и это стало естественной частью театрального процесса. Движение навстречу друг другу происходило довольно давно, и, думаю, оно никуда не денется. В этом направлении театр тоже будет развиваться, но это не значит, что он не будет развиваться в других направлениях. Если мне что-то и нравится в современном театре, так это исключительное разнообразие и невозможность сказать: «Вот это главный магистральный путь! Идите по нему, а эти все тропинки надо отсечь!»
Выясняется, что это сад с расходящимися тропами, я такой образ неоднократно приводила в своих лекциях. Ты никогда не знаешь, по какой тропинке пойдёшь и что найдёшь там. Это одна история, а вторая заключается в том, что Фёдор Елютин, в этом отношении продвинутый, ставит в условиях локдауна (Lockdown, англ. – требование для людей оставаться там, где они есть из-за определенных рисков для себя – ред.), придумывает какие-то новые формы существования театра online. Сейчас в Петербурге идёт фестиваль, который называется «Точка доступа», вы наверняка о нём слышали. Он весь состоит из онлайн-спектаклей, которые специально создавались для виртуальной аудитории. Буквально вчера я посмотрела на этом фестивале спектакль «Брак» известного питерского режиссера Семена Александровского по пьесе Аси Волошиной. И должна сказать, что это интересное, содержательное и убедительное высказывание и Семёна, и Аси, и всех, кто работал над этим спектаклем – над этим нечто.
Если нас чем-то и одарила карантинная жизнь, то некоторыми нормами и формами художественной активности. Для меня вопрос, насколько эти новые формы будут востребованы, когда закончится локдаун. Люди вылезут из своего бесконечного онлайна и побегут общаться. Вижу, что у людей тактильная депривация, им нужно физически друг с другом разговаривать, иметь возможность протянуть руку и пощупать человека, который стоит рядом. Я это сама ощущаю на каком-то биохимическом уровне. Поэтому думаю, что все эти тренды, которые в театре были до начала локдауна, никуда не денутся и будут развиваться. Сохранятся ли они, это очень интересный вопрос. Думаю, что произойдёт приращение к объёму театральных форм, трендов, жанров, которые уже существовали. Они не могут полноценно заменить театральную жизнь, но сами по себе, как особый жанр, тоже интересны.
Мир стал гораздо доступнее
Думаю, что случившееся заставит пересмотреть отношение театров и тех, кто театром занимается для архивирования, фиксации того, что они делают, потому что выяснилось, что самыми красавчиками оказались те, у кого были хорошие архивы, кто давал себе труд снять и причём качественно снять то, что было поставлено. В этом смысле выяснилось, что Берлинский театр Schaubühne всех обыграл только потому, что у него есть потрясающие архивы. Хочется спросить, чего ему стоило, до того, как случился локдаун, не только давать спектакли на сцене, но и время от времени выкладывать эти архивные богатства в общий доступ? Значит, это можно было совмещать? Кто мешал? Никто не мешал, просто не приходило в голову. Это существовало для историков театра, для театроведов, для тех, кто пишет диссертации, например, про спектакли Штайна. Вдруг выяснилось, что смотреть спектакли Петера Штайна или Андреаса Грубера зрители готовы, и таких зрителей довольно много.
Мы наблюдаем удивительную ситуацию, когда мир закрылся и одновременно удивительным образом открылся. Он стал гораздо доступнее. Подумайте, сколько шедевров, оперных, балетных и драматических стало доступно людям, а ведь это была одна из главных проблем театрального мира. Человеку, живущему где-нибудь в Хабаровске, как посмотреть репертуар столичной сцены? Ему до Москвы доехать сложно, где происходит это фестивальное пиршество. А как ему доехать до Парижской оперы? Вдруг Парижская опера сказала: «Пожалуйста, смотрите бесплатно, всё, что было когда-то поставлено!». Меня это очень радует и вдохновляет. Надеюсь, что эта, невольно случившаяся демократизация театральной жизни, никуда не денется, когда закончится локдаун. Всё хорошее, что случилось в нашей жизни во время карантина, надо зафиксировать, сохранить и не забыть, когда это закончится.
Фестивали отменяются из-за пиратства
Не только Авиньонский фестиваль, но и фестиваль в Провансе отменились. Они не декларировали, но я знаю, поскольку общаюсь с людьми, которые с ним связанны. Надо понимать, что в отличие от Авиньонского фестиваля, где большая часть спектаклей это уже готовые постановки, которые просто надо привезти и сыграть на площадках Авиньона, «Экс-ан-Прованс» – это один из лучших оперных фестивалей мира, и спектакли создаются специально для него, ставятся непосредственно для этого фестиваля и играются на нём. Потом просто перестают существовать и соответственно репетиции в самом Эксе проходят накануне фестиваля. У «Экс-ан-Прованса» была надежда, что они не смогут играть спектакли, потому что это большие залы, и это никто не разрешит, но они думали, что смогут провести репетиционный процесс и сыграть спектакли для камер. На самом деле почти все премьеры снимают ARTE TV или Mezzo и потом транслируют их. Так принято в нормальных условиях, они делают такие трансляции без публики в зале для широкой музыкальной аудитории. В результате выяснилось, что сами репетиции проводить им тоже не удастся, потому что звёзды должны слетаться из разных стран, и понятно, что это сейчас организовать просто невозможно. Потом всё выкладывание в онлайн связано с огромным количеством авторских прав.
Одно дело, когда речь идет о старых спектаклях, которые никто не будет играть вживую и продавать на них билеты. А если этот спектакль недавно поставлен, а большая часть спектаклей Авиньонского фестиваля или Holland Festival, или Wiener Festwochen – это спектакли, которые активно существуют для зрителей. А тут только в России живёт такое количество пиратов и умельцев, которые моментально всё скачивают, я думаю, что многие просто не согласились бы на это. Думаю, что это одна из главных причин, почему их не стали проводить онлайн.
Однажды театры были закрыты на 20 лет
Удивительным образом театры работали даже во время войн. Мы находимся в уникальной ситуации. Так, чтобы театры закрылись, да еще и по всему миру, такого не было в истории человечества. Правда, театры были не у всех, это же очень специальный вид искусства. Мало кто помнит в истории театра случай, когда театры действительно были закрыты на двадцать лет. Это случилось в Англии в XVII веке, и было связано с пуританской революцией. Когда театры открылись заново, театральная реальность сама стилистика стала совершенно другой. Надо понимать, что театр до закрытия был шекспировским театром. Сам Шекспир к этому моменту умер, но были пьесы других талантливых современников вроде Томаса Мидлтона, Джона Уэбстера, Сирила Тёрнера. Это был придворный театр, но в ту же эпоху существовал и общедоступный театр, где шли пьесы Кристофера Марло и того же Шекспира.
Когда через двадцать лет театр возобновил свое существование, он был уже совершенно другим. Названия, которые мы сейчас знаем, такие как «Дрюли-Лейн», появились в эпоху реставрации. Это эпизод в истории театра, но мы видим, что театр никуда не делся. Как только появилась возможность, публика ринулась в театры и с большим удовольствием. Правда, и у нас наступает время пуританства, так что не только коронавирус может скорректировать жизнь театра, но это уже отдельная большая тема для разговора.
Независимые театры останутся с нами
Возможность выживания для небольших независимых негосударственных театров в России – это вопрос другого рода. Думаю, это будет и уже есть сильный удар по людям, которые этим занимаются. Моя надежда в том, что поскольку это вообще очень часто делалось на чистом энтузиазме, я сама делаю очень много вещей на чистом энтузиазме, не имею никакого государственного или не государственного финансирования, то как раз замечаю, что те вещи, которые делаются на энтузиазме, они самые нежные, их довольно долго можно делать на этом топливе. Надеюсь, что вряд ли все, но многие из этих инициатив в несколько изменённом, преображённом виде в скором времени всё равно возродятся. Был очень мощный рывок с низовым театральным движением в России, он был подготовлен многими обстоятельствами, и не думаю, что это будет просто смыто волной. Потрёпанное, побитое, оно выйдет и будет с нами. Вот такой у меня прогноз. Тут я готова их строить, в отличие от прогнозов по коронавирусу.
Все видео проекта «Мир после пандемии» на Youtube
Сегодня сложно давать прогнозы, но еще сложнее – их не давать. Как заставить себя не думать о том, каким будет мир после пандемии? Как изменится власть, отношения между странами, экономика, медицина, образование, культура, весь уклад жизни? Сумеет ли мир извлечь уроки из этого кризиса? И если да, какими они будут? В новом (пока онлайн) цикле Ельцин Центра «Мир после пандемии» лучшие российские и зарубежные эксперты размышляют над этими вопросами. Наивно ждать простых ответов, их не будет – зато будет честная попытка заглянуть в будущее.
