Учителя московских гимназий – историки Тамара Эйдельман и Леонид Кацва в онлайн-цикле бесед Ельцин Центра «Мир после пандемии» обсуждают те проблемы, с которыми столкнулась современная школа при вынужденном резком переходе к онлайн-обучению и выражают надежду на то, что жизнь в режиме катастрофы к 1 сентября закончится и школа вернется к здоровому консерватизму. С известными учителями беседовал руководитель образовательных программ Ельцин Центра Олег Лутохин.
Беседа записана 23 апреля 2020 года.
Олег Лутохин: Некоторые эксперты сходятся во мнении, что пандемия обнулила многие социальные привычки института. Можно ли то же сказать об образовании?
Леонид Кацва: Думаю, что нет.
Тамара Эйдельман: Я тоже думаю, что нет, это уж какой-то слишком катастрофический прогноз. Это значит, что всё вообще с чистого листа начнётся после? Мне кажется, наше образование достаточно консервативно и в плохом, и хорошем смысле, и оно будет восстанавливаться в прежнем формате.
ЛК: Если к началу учебного года пандемия закончится, то полагаю, школа начнет работу в нормальном режиме, в таком, в каком она и должна работать, потому что то, что сейчас происходит – это формат «медицины катастроф», а мы не можем жить всё время в режиме катастрофы.
ТЭ: Конечно предполагается, что мы как-то приспособимся и к режиму катастрофы, но всё-таки хочется вернуться к нормальной жизни.
Цифровые костыли и работа с информацией
ОЛ: Все с разной долей оптимизма смотрят на применение цифровых технологий в образовании. С одной стороны, цифровизация помогает усилить контроль за успеваемостью и вовлеченностью учеников в процесс, а с другой – постоянная доступность цифровых инструментов создает проблему так называемых «цифровых костылей», при которых написание эссе без доступа к интернету становится практически невыполнимой задачей для учеников. Ощущаете ли вы эти противоречия в своей практике и как с ними справляетесь?
ТЭ: Написание эссе без доступа к книжкам в принципе не может быть нормальным, если это не рассказ о том, как я провёл лето. Доступ к информации необходим, и цифровое пространство даёт этот доступ, но как раз это и становится проблемой: информации слишком много, ученики и родители не умеют её отсеивать, её оценивать, а как раз это и надо учиться делать. Что такое «цифровые костыли»? Это замечательная вещь, раз-раз, нашёл книжку, посмотрел, по-моему, это не костыли, а очень большая помощь. Мы всем этим пользуемся.
ЛК: Эта проблема существует давно, и эпидемия коронавируса ничего нового здесь не дала. Дети давным-давно предпочитают пользоваться не книгами и не статьями, а первой попавшейся информацией из интернета. Хорошо еще, если это «Википедия», вернее, не всегда это хорошо, но все-таки лучше «Википедия», чем многие ресурсы, на которые они вдруг натыкаются.
У меня сейчас была ситуация, когда девочка прислала мне работу (объясню потом, как я даю задания), в которой такие пафосные, наукообразные слова, каких нет ни в учебнике, ни в моей презентации, которая была им разослана, и уж тем более этих слов нет в голове семиклассницы. Я прошу её, напиши мне, пожалуйста, чем ты пользовалась? Если это книга или статья – ссылку, если это сайт – ссылку. Присылает. Конечно же это сайт первый попавшийся, в данном случае это был сайт Nauka club. Я туда зашёл, у меня волосы встали дыбом, потому что там нет ни одного утверждения без ошибки. Там меняются совершенно свободно века, даты, бог знает что еще понаписано, никакой ребёнок не сможет в этом разобраться.
Так что эти проблемы существовали и раньше, когда дети начинали пользоваться какой-то дополнительной литературой. Они, к сожалению, обращаются не к книгам, не к статьям из научных или научно-популярных журналов, а именно к самым разным источникам в интернете, при этом очень часто, если ребёнка не учить этому, то в качестве ссылки будет указано «в интернете». Говорю: ребята, в интернете – значит в библиотеке, так же, как «я посмотрел в библиотеке», так ссылки не делаются. Давайте разбираться, чем вы пользовались. Но, ещё раз говорю, что здесь эпидемия ничего не прибавила, и дистанционка ничего не изменила, так было и при очном образовании.
ТЭ: И так же было вообще до всякого интернета. Тоже могли взять какую-нибудь идиотскую брошюру.
ЛК: До интернета такого было, всё-таки, гораздо меньше, потому что, во-первых, на полках книжных магазинов сейчас много всякого барахла, но всё-таки соотношение доступного барахла и доступной, более или менее, доброкачественной научно-популярной литературы, иное, чем в интернете. В интернете легко найти совсем уж фантастические вещи. Кроме того, когда это было до интернета, то ребёнок хотя бы брал книгу и с неё, извините, переписывал, а сейчас я вынужден давать домашнее задание с условием: выполняем его от руки, потому что иначе просто люди заходят в интернет, оттуда в два клика копируют и присылают. Мне это не надо, поэтому у меня железное условие: сейчас, во время эпидемии, всё пишется от руки.
ТЭ: Не знаю, во-первых, мне кажется, вообще это не проблема дистанционного образования, это проблема работы с информацией. Да?
ЛК: Совершенно верно!
ТЭ: И во-вторых, что касается требования писать от руки – это же увеличивает их время работы невероятно.
ЛК: По сравнению с чем, по сравнению с печатью?
ТЭ: Да!
ЛК: Ненамного, а вот по сравнению с копипастом увеличивает. Но мне копипаст не нужен.
ТЭ: Естественно, я тоже получаю кучу каких-то списанных работ, но проверяю их на антиплагиате и безжалостно ставлю отметки. Для меня это очень важный челлендж, потому что я об этом думала и раньше, но теперь, в данных обстоятельствах, понимаю еще яснее, что невозможно давать задание на сумму знаний. Вот этого мы точно проверить не можем.
ЛК: Совершенно верно.
ТЭ: Да, с этим можно смириться и даже обрадоваться этому, потому что, наверное, тогда надо другие навыки тренировать. Я сейчас начинаю давать задания сначала найти что-то в Google, а потом спрашиваю, что нашли, давайте выясним. Может, это тоже способ обучения работе с информацией.
ЛК: Это какие классы?
ТЭ: Конечно, старшие.
ЛК: А у меня пятый-седьмой в этом году.
ТЭ: Маленькие с Google получше нас с тобой умеют обращаться, да и вообще с интернетом. Но мне кажется, что их тоже надо учить искать нужную информацию, а иначе в 10-м классе будет поздно. А иначе это крах.
Технологическое неравенство
ОЛ: Если вернуться к вызовам именно настоящего времени, времени пандемии. Я услышал, что Леонид Александрович справляется с плагиатом, предлагая писать ответы от руки. То есть у каждого должен быть сканер, чтобы вам присылать?
ЛК: Нет, сканер не нужен. Достаточно фотоаппарата. Конечно, если бы был сканер, мне было бы легче, потому что сканированная страница выглядит лучше, чем сфотографированная телефоном, но что есть, то есть. Требовать наличие сканера дома я не могу.
ТЭ: Мы с Леонидом Александровичем можем спокойно сказать: «Сфотографируйте работу и пришлите», правда, я не прошу, чтобы мне писали от руки. Понятно, что огромное количество учителей вряд ли может себе это позволить, ведь не у всех детей в нашей стране есть смартфоны.
ЛК: Это вообще проблема колоссальная. Я вот обнаружил, что делается в Сибири в сельской местности. Это то ли Иркутская, то ли Томская область. Магазин, в магазине стоят коробки, на коробке надпись: домашнее задание первый класс, домашнее задание второй класс и так далее до восьмого. Видимо, старших классов в этой школе нет. Учитель физкультуры, поскольку сейчас физкультуры нет, работает следующим образом: он развозит по домам в посёлке домашние задания. Потом, видимо, родители носят эти домашние задания, выполненные на бумаге, в магазин, и кладут в соответствующую коробку. Учитель оттуда дистанционно забирает и проверяет, потому что дома нет смартфонов. Отсутствие смартфона – не самая большая проблема, дома нет и компьютеров. И купить эти компьютеры не на что, потому что деньги в регионах получают крохотные. О каких компьютерах мы говорим?
Кроме того, есть же ещё и другая проблема, и она не обошла даже такой небедный город, как Москва. Хорошо, если в семье один ребёнок? и у этого ребенка есть персональный компьютер. А если в этой семье трое детей? И родители тоже работают удаленно на компьютере?
Вот вчера я наткнулся на рекламу, за которую дизайнерам и заказчикам надо просто голову оторвать, потому что они провоцируют социальную ненависть. В этой рекламе ребёнок, прежде чем приступить к занятиям, спускается со второго этажа то ли в двухэтажной квартире, то ли в коттедже... Представьте себе, что эту рекламу смотрит семья, которая проживает в двухкомнатной квартире, в этой семье папа, мама, трое детей. Я эту семью ежедневно вижу, это мои соседи по подъезду. У многих людей реально нет инструментов для дистанционного обучения даже в Москве, а Москва – еще не вся Россия.
ТЭ: Понятно, что сейчас экстренная ситуация. Но когда начинают говорить, что теперь будем дальше развивать дистанционное обучение, хочется спросить: а вы обеспечите сначала всех компьютерами? Это так же, как Собянин хотел, чтобы у всех на смартфонах были QR-коды, и всем смартфоны обещал.
ЛК: Простите, но есть же ещё и совсем другая проблема. И вот это как раз московская проблема. Давайте представим себе вот такую семью, где одновременно папа, мама и ребёнок сядут за компьютеры. И что будет с интернет-соединением? Не «тянет» оно три конференции одновременно. Это всё абсолютная фантастика, понимаете. Это такая маниловщина.
Zoom-уроки
ТЭ: Мне кажется, что надо поскорее младшим и средним классам, до восьмого или девятого, прекратить занятия, учебный год. Ничего они под руководством мамы, да ещё и в таких обстоятельствах, особенно нового не узнают. Но если, не дай бог, всё это будет продолжаться и осенью, то, по крайней мере, у школы будут май и лето, чтобы что-то придумать, чтобы как-то получше подготовиться, потому что в таком виде, как сейчас, это всё просто профанация.
ЛК: Это мы всё говорим о технической проблеме, но есть проблема методическая. Я, например, никаких уроков в Zoom не веду, потому что когда я представил себе, что должен на таком же экране видеть не двух человек, как у нас сейчас в конференции, и не восемь человек, как было в конференции, в которой я был один из участников всего лишь, и я мог, пока говорят другие, как-то отвлечься. А я должен видеть у себя на экране 30 человек пятиклассников, и это не просто конференция, где люди высказывают свои мнения, а это урок, где должно быть неослабное внимание.
Я работаю в школе 40 лет, и уже лет 20 мгновенно вижу, когда у меня ребёнок, даже если он сидит неподвижно, просто отвлёкся, мысленно отвлёкся, ему не надо поворачиваться даже, ему достаточно просто задуматься. По глазам его вижу, что он задумался не о том. У меня это называется: «Опять ты думаешь о вечности», есть у меня такая формулировка. Но не вижу этого на экране, в маленьком окошке на мониторе этого не вижу. И, соответственно, не могу контролировать внимание детей, их вовлеченность в урок, соответственно, не могу вести диалог так, как веду его в классе. Это иллюзия, что такой же диалог возможен.
Да, мои коллеги говорят, что они ведут конференции, что они диалоги ведут, и учитель физики наш опыты показывает для седьмого класса. Но я опытов не показываю, я веду с детьми разговор. Это может быть урок-лекция, у меня довольно много таких уроков-лекций, но всё равно эти лекции ведутся в диалоге, это не ВУЗ. Это в ВУЗе можно встать на кафедру и прочитать лекцию, или я могу в Ельцин Центре прочитать лекцию, практически в диалог не вступая, потому что не знаю людей, вижу их кого в первый, кого – в 10-й раз, но всё равно я не могу обращаться к ним, это лекция. А урок – это лекция-диалог, и кроме того, на уроке я показываю презентацию. Вроде бы Zoom это позволяет.
ТЭ: Позволяет, позволяет.
ЛК: Я этого ещё просто не знаю, не освоил. Но все равно для полноценного урока должен быть непосредственный контакт.
ТЭ: В младших классах, безусловно, своя специфика, хотя меня сейчас все просят обучать разных детей, за пределами школы. У меня есть группы деток шестого-седьмого классов, с которыми очень даже ничего всё получается.
ЛК: Тамара, я послал детям твою лекцию, и два ребёнка мне за это прислали благодарность, сказали, что было очень интересно. Я вообще стараюсь использовать любое записанное выступление в качестве дополнительного материала. Я вкладывался в это годами, и сейчас наконец-то заработало. К примеру, в 7-м классе всё моё: и учебник мой, и презентации мои. Но я посчитал, что этого недостаточно, и семиклассникам отправил свою лекцию в Ельцин Центре, предупредил их, что два часа лекция идёт, смотрите её кусками, но, пожалуйста, посмотрите. Не знаю, сколько их найдется таких, кто посмотрит.
ТЭ: В 10–11 классе (я понимаю, что это совсем другой опыт, чем у тебя) я получаю большое удовольствие от этой работы в Zoom. Конечно, мне не хватает контакта с классом, но мне интересно как раз решать те проблемы, которые передо мной встают. Мы общаемся с ними в этих окошечках, мы с ним разговариваем, и мне интересно что-то придумывать. Например, я в чате пишу им задание, и прошу, чтобы каждый из них, если предполагается какой-то маленький ответик, тут же в чате написал ответ. Для меня это большое достижение, потому что я часто и на обычном уроке прошу быстро на маленькой бумажке написать три фразы и сдать, а потом прихожу домой и это всё читаю. А тут мне в Zoom шлют, и я сразу читаю.
Потом я приспособилась отправлять им источники. У нас и до всякой эпидемии были в классах почтальоны, которые отвечают за то, чтобы всё детям рассылать. И сейчас так же: я посылаю то, что нужно, почтальону, он выкладывает во «ВКонтакте», или посылает по почте, через 30 секунд у них всё есть. Я даже придумала для себя доску, потому что мне нравится, когда дети что-то говорят, их основные идеи записывать на доске. Теперь вывожу на экране просто вордовский файл и печатаю, они всё видят. И мне всё это доставляет удовольствие, хотя я вижу ещё кучу проблем, конечно.
ЛК: И еще одна проблема, есть же СанПины. То, что мы их не соблюдаем и своё зрение губим, это ладно, но ребёнку, пятикласснику, по санитарным нормам сколько времени можно в день перед экраном сидеть? Насколько я помню, минут 20 непрерывно, с перерывами побольше. Но у него этих уроков же не одна история, у него есть русский язык, где письменные задания, иностранный язык, математика. В 7-м классе уже начинаются физика. Люди, которые говорят, что будущее за онлайн-образованием, они что, запасные глаза хотят каждому ребёнку выдать?
ТЭ: Кстати, не понимаю, почему со всех сторон слышу, что благодаря МЭШ (Московская электронная школа) как-то дико выросло количество домашних заданий? Очевидно, учитель что-то быстренько даёт на уроке, а «на дом» задает намного больше.
ЛК: Это ещё знаешь почему? Потому что Марья Ивановна работать на уроке с детьми ленится, знаем мы, как во многих школах уроки проходят: учебник открыли-прочитали, или презентацию, часто ещё и чужую, просто запустили в автоматическом режиме, а на дом из МЭШ взяли тесты, задания – работайте, дети.
Онлайн-платформы: зло или благо?
ЛК: Хорошо, если учитель, во-первых, в предмете своём хорошо разбирается, а во-вторых, технический грамотен, в отличие от меня, и руки у него прекрасно работают, так что он и объяснения даёт, и задания в чат сбрасывает, и их получает и тут же читает, это всё прекрасно. Но помимо таких дистанционных онлайн-уроков распространилась ещё одна вещь, совершенно, на мой взгляд, порочная и очень опасная, а именно – использование всевозможных обучающих платформ. Это когда та же Марья Ивановна, вместо того, чтобы урок ввести, запускает так называемый дистанционный урок с одной из этих платформ. Я, пока дома сижу, на несколько таких платформ зашёл и в «Фейсбуке» уже писал об этом не единожды. Какие я посмотрел уроки? МЭШ я не трогал, потому что у меня вообще руки не поднимаются туда заходить. Я посмотрел РЭШ – российскую электронную школу, я посмотрел InternetUrok.ru, есть такой портал большой, я посмотрел «Яндекс.Школу» и последнее, мне сообщили, что есть ещё такие Videouroki.net, и их тоже посмотрел. Что мы видим? Везде говорящая голова, но это говорящая голова абстрактная, потому что и я на уроке много говорю, и меня за это часто и справедливо упрекают, но я почти всегда вступаю с детьми в диалог. Хотя у меня в прошлом году был один класс физико-химический, где у меня для диалога было четыре партнера, потому что всем остальным вопросы задавать можно было, только ответы нельзя было получить почти никогда. Но даже если я задаю вопрос ребёнку, зная, что ответа не получу, всё равно это немножко держит их в напряжении, всё равно они как-то вовлекаются. А тут стоит человек и ровным голосом, кто-то более артистично, то есть с паузами в надлежащих местах, хорошо поставленным голосом, кто-то – плохо, без пауз и без акцентировки, что-то такое в пространство вещает. И иногда забывает сказать: «Вот это запишите», а иногда, наоборот говорит: «Вот вам время на самостоятельную работу». Во-первых, даже самая лучшая, таким образом проведённая лекция – это лекция, это не урок, и называть это уроком – глубокое заблуждение, потому что нет обратной связи, нет контакта никакого с аудиторией. Непонятно, к кому человек обращается.
Во-вторых, я видел уроки такие, от которых у меня волосы встали дыбом. Вот специально Тамару Натановну порадую. Вот человек говорит (закадровый голос), что поскольку разночинцы очень хорошо относились к крестьянству и старались его поддерживать и реформы поддерживать, то они активно шли в мировые посредники! Разночинцы – в мировые посредники! Дальше оказывается, что земская интеллигенция, земские либералы, разочаровавшись в реформах, стали создавать кружки разнообразные. Из этих кружков выросла организация «Земля и воля». Я очумел совершенно. Очумел от того, что земские либералы, оказывается, создали «Землю и волю». Только через 30 секунд сообразил, что речь идет о первой «Земле и воле», которая появилась в 1861 году, а земства, как известно, появились в 1864-м. И это всё с экрана сыплется на детей, и работать с этим можно только одним образом: послушайте дети эту лекцию, а потом ищите ошибки. Это же безобразие, потому что всё это в детских головах откладывается.
ТЭ: Это опять же разговор об отборе информации. Сейчас, естественно, так как спрос есть, халтуры будет огромное количество. Конечно, такую лекцию можно использовать только как подспорье. Опять же, есть лекции другого класса. Я регулярно задаю своим детям на дом, или даже бывает, что мы в классе смотрим, например, лекции канала «Арзамас». Очень удобно, они коротенькие, и с ними можно работать, к ним можно придумывать задания, можно обсуждать.
ЛК: В качестве допобразования?
ТЭ: Естественно. Но мне кажется, что как-то неконструктивно идет наш разговор, потому что мы очень увлечены критикой нынешних обстоятельств. А я всегда за позитив и всегда за всё голосую ЗА, как известно.
ЛК: Ты и к этому интернет-образованию относишься лучше, чем я, потому что активно работаешь в Zoom.
ТЭ: Мне кажется, что нам надо, вообще всем надо понять, что мы можем разумного отсюда взять. Для меня эти какие-то задания, которые я даю в Zoom, это что-то новое, и мне хочется и дальше это развивать. Мне, например, очень нравится то, что в Zoom на урок 11-го класса вдруг раз – и прибежал десятиклассник, и говорит – а у меня сейчас нет урока. То есть можно создавать какие-то новые группы.
ЛК: А проблемы, когда на уроке то порно включают, то ещё что-то. Это конечно проблема техническая, но тем не менее я бы о другом сказал, что мне кажется перспективным. Этот вынужденный переход на дистанционку заставляет задуматься о большей роли заданий на смысловой анализ текста.
ТЭ: Об этом и говорю. Вообще надо мозг включать, конечно.
Роль родителей в школе и дома
ОЛ: Хотел бы обсудить с вами как с педагогами, что вы думаете о роли родителей при дистанционной форме обучения? Позиция психолога сводится примерно к тому, что родители должны бросить заниматься уроками и потратить время, данное карантином, на то, чтобы узнать своих детей получше, образно говоря, познакомиться с ними.
ТЭ: Вообще это очень неплохая идея, потому что у меня всегда вызывало ужас, когда я слышала, сколько родители сидят с детьми вместе и делают уроки. Это говорит либо о нашем непрофессионализме, раз мы задаем такие задания домой, которые дети сами не могут сделать, либо о желании родителей супер контролировать всё. Можно когда-то помочь, если ребенок не понимает. Но постоянная включенность – совершенно неправильная, её не должно быть. Уж не говорю, какие скандалы на этой почве возникают. Вообще-то это наша задача – научить учиться.
Когда закончится учебный год, пожалуйста, посмотрите со своими детьми развивающие лекции, почитайте книжки вслух вместе, это такое замечательное дело, в виртуальный музей сходите, и это тоже будет развитие. Мне кажется, что это очень правильные вещи, надо общаться с детьми совершенно по-другому.
ЛК: Есть ещё две проблемы. Я тут видел замечательную картинку – кот смотрит с тоской на хозяина и надпись: «Ну иди уже, наконец, на свою работу». Это ведь не про котов, это про людей. Потому что когда семья, дети и родители находятся всё время в замкнутом пространстве, друг с другом неразрывно, и это не маленькие дети, для которых пребывание всё время с матерью это естественно и нормально, а это подросток лет 12-ти, то может возникнуть утомление друг от друга, раздражение, и это очень серьезная проблема. Не зря психологи говорят, что сидение на карантине обернется лавиной разводов.
Что меня ещё удивляет и настораживает? Это не имеет отношения к карантину, это всегда было, но сейчас может только обостриться – это когда родители приходят воевать с учителем за оценку и очень об оценке беспокоятся, иногда больше, чем о знаниях. Мне всегда казалось, что взрослого человека должны интересовать в первую очередь именно знания, навыки и умения, которые у ребенка сформированы.
Перевернутый класс и экзамены на дом
ОЛ: Мы уже не раз коснулись новых методик в образовании, в связи с чем у меня два вопроса, которые я бы хотел объединить: первый вопрос про экзамены, как их в сегодняшних условиях сдавать, и второй – про технологию «перевернутого класса». Эта технология предполагает отказ от лекций, как основной формулы усвоения материала, эту часть предлагается перенести как раз домой. А вот в школе, в классе, не важно, в Zoom это происходит или в реальном классе, время посвящается консультации с учителем, разговорам и прорешиванию практических заданий, будь то лабораторная или написание эссе.
ТЭ: А дома-то что они делают? Они читают, они слушают?
ОЛ: Дома они саморазвиваются, дома они смотрят «Гробницы Рамзеса» и ищут информацию.
ТЭ: Мне кажется, что это возможно только для очень сильных детей, потому что иначе, во-первых, это будет то, о чём говорил Леонид Александрович, что они такую найдут информацию, в которой не смогут разобраться. Когда я начинала работать, то мне казалось, что это же так просто – вот возьмите эту книгу к следующему уроку, прочитайте, и мы её обсудим. Самое интересное, что, если даже они эту книгу читали, вопрос в том, что у них в голове после этого оставалось.
Конечно, они должны дома делать что-то сами, но если полностью перевести школьников на самостоятельное развитие, то в головах большинства будет просто хаос. Я неоднократно убеждалась, что даже моим не самым слабым ученикам в гуманитарных классах совсем не все слова, что я употребляю, понятны. Вот сейчас на обществознании мы занимаемся глобальными проблемами современности, и мы смотрим из вашей же серии запись Гуриева. Я её разбила на кусочки, и перед каждым таким кусочком мы пол-урока выясняем что это значит. Обсуждаем, и только после этого они могут это посмотреть. Если они подобные вещи будут смотреть на тех платформах, про которые Леонид Александрович говорил, то смысл может быть вообще потерян. Эта ваша технология требует какой-то невероятной подготовленности и ученика, и учителя.
ЛК: Есть ещё одна проблема с перевёрнутым классом. Даже если мы дадим ребёнку проверенные материалы, как я, например, сейчас даю свой учебник, свою презентацию, и могу не боятся, что они «ядовитых грибов» где-то накушаются. Проблема в том, что в сутках 24 часа, а перевернутый класс – это очень большой соблазн, когда у меня нет воспроизводящей работы: я на уроке ничего не рассказываю, у меня дети всё ищут сами, а на уроке мы обсуждаем. Но когда так захотят работать историк, литератор, географ, физик, ну, физики и математики с меньшей долей вероятности, чем гуманитарии и биологи, и тем не менее. Это кончится чудовищной перегрузкой и неврозами.
Мой напарник по школе один раз демонстрировал урок по обществознанию, с очень интересным выступлением одного или двух детей. Прекрасно всё прошло, потом я остался в классе, и когда народ разошёлся, спрашиваю девочку, которая выступала (я учил эту девочку, знаю её неплохие возможности): «Скажи, пожалуйста, сколько ты потратила на подготовку к этому уроку обществознания?» Она ответила, что около двух часов. Но так нельзя работать! Так можно поработать один-два раза показательно, но если к каждому уроку истории и обществознания ребёнок будет готовиться, подыскивая материал по полтора-два часа, то это приведет к тому, что к каждому такому уроку будут готовиться три ребёнка, а остальные три ребёнка будут готовиться к другим урокам.
ТЭ: Так можно работать в старших классах, если есть предметы только по выбору, как в какой-нибудь английской школе. Если у ребёнка три предмета всего, и это те три предмета, который он выбрал, потому что они ему интересны. Тут это может очень хорошо сработать, а в нашей системе вряд ли.
ЛК: Да, но только если у него три предмета, то по каждому из этих предметов у него тоже не три часа в неделю, и он тоже к каждому уроку так не сможет готовиться.
На практике приходится сталкиваться вот ещё с чем – нынешние дети, многие, к сожалению, настолько плохо умеют работать с письменной информацией, что пока ты им не объяснил, что они только что они прочитали, они сами ничего не могут рассказать.
У меня несколько раз было, что я занимался с детьми из других школ. Пытаешься им дать материал прочесть, чтобы они потом тебе его изложили, а ты бы с ними потом уже какие-то сложные вопросы отследил, а они ничего не могут воспроизвести, потому что они читать и пересказывать не научены в начальной школе.
А всё это, знаете, отчего бывает? Потому что никто не хочет заниматься рутиной. Все хотят проблемного обучения. Давным-давно я наткнулся на статью учителя немного старше меня, по-моему, фамилия его Поляков. Он написал совершенно точные слова, что, когда меня спрашивают, как добиться, чтобы ребёнок успевал, был успешен по истории, я всегда отвечаю: учиться читать и пересказывать. Читать и пересказывать, потому что тот, кто не умеет писать изложение, никогда не будет хорошо писать сочинение.
ТЭ: Много лет назад один замечательный голландский методист нас учил работать с источниками, и он начал с такой вещи, которая мне тогда показалась профанацией. Он говорил, они прочтут кусочек из текста, а вы их сначала спросите, о чём был этот текст, и услышите много интересного. Но оказалось, что это очень верное наблюдение, я до сих пор так делаю.
ОЛ: Схожая с этой методика, которая отсылает нас к другой проблеме, к проблеме экзаменов на расстоянии, это то, что называется Open-Book and Take-Home Exams – это экзамены на дом и экзамены при открытой книге, что, якобы, должно решать проблему списывания на расстоянии. Приходилось ли вам с этим сталкиваться в вашей практике и считаете ли вы это адекватным решением?
ЛК: Столкнулся сейчас, то есть вы наступили на больную мозоль, потому что нам предстоит сейчас проводить вступительные экзамены в 8-й класс. Если это наши дети, то мы как-то эту проблему решим на основе успешности и неуспешности в 7-м классе, по текущим оценкам. Но несколько человек у нас есть таких, которые, если они хотят вступить в профильный класс, должны сдать экзамен, потому что успешны недостаточно. И у нас есть энное количество детей из других школ, которых мы должны экзаменовать. Мы пока не понимаем, как это делать. У нас всегда при поступлении в гуманитарный класс был письменный экзамен по литературе – сочинение. Этот экзамен будет делаться дистанционно, там темы даются такие, что списать можно, только не спишешь, потому что не найдёшь, что и откуда списывать. А экзамен по истории всегда был устный по билетам, и как его перевести теперь в такую форму, чтобы не сидел суфлер под столом, чтобы не лежал учебник вне поле зрения экрана, мы пока не нашли решения. У меня голова об этом болит с утра до вечера.
ТЭ: На это есть огромное количество технологий, в частности, английские экзамены на Кембриджский сертификат, или другие. У них это разработано, там детям отсылаются очень подробные указания, как должна быть поставлена камера и так далее.
ЛК: Это по языку экзамен или по истории?
ТЭ: По языку, но там тоже можно списывать прекрасно. На самом деле, идея такого openbook мне, например, очень близка, потому что я регулярно даю письменные задания в классе, при которых можно всем пользоваться, пожалуйста. Мне нравится сама идея, но если мы вводим такой экзамен, то дети должны быть к этому подготовлены.
ЛК: Тамара Натановна, к этому и дети должны быть подготовлены, и экзаменаторы, и организаторы. Вы принимали участие в ЕГЭ как организатор?
ТЭ: Слава Богу, нет.
ЛК: А я, к сожалению, в непрерывном режиме с 2013 года или даже раньше. Понимаете, это экзамен, построенный весь на тотальном недоверии, на таком тюремном подходе. Вошёл, руки поднял, ноги раздвинул, тебя обыскали, проходи дальше и так далее. Ни шагу в сторону, в туалет под конвоем.
ТЭ: Главное – всё равно это бессмысленно, всё равно это даёт малые плоды.
ЛК: Даёт плоды. И я вам скажу, когда ввели видеоконтроль в 2014 году, количество списывающих резко уменьшилось, это правда. Но дело в том, что такие две камеры можно поставить в кабинете в пункте проведения экзамена. Как я здесь, в комнате у себя, должен ставить две камеры? И как она должна стоять, эта камера?
ТЭ: Это всё уже тоже придумано, другой вопрос насколько это осмыслено. Есть точное указание, можно поставить камеру, которая на 360 градусов видит тебя. Это всё американские, английские люди давно придумали, уверяю.
ЛК: Правда? Если я буду экзамены сдавать у себя дома, и мне надо поставить камеру, которая на 360. Кто денег мне даст на покупку этой камеры? Это сдавать будут 600 тысяч человек одновременно, кто денег даст на 600 тысяч камер таких? Это же утопия абсолютная для сегодняшнего дня у нас.
ТЭ: Это другой вопрос. Хочешь поступать – покупай камеру. Это, мне кажется, тупиковый путь, потому что, по моим ощущениям, и по собственным детям и по школьным, они идут на шаг или на два впереди нас, и все наши попытки блокировать технически разные способы списывания проваливаются, потому что они это лучше умеют делать, чем мы. Меня вчера спрашивали, а как мы будем сдавать экзамены, у нас есть переводной экзамен в 10-м классе. Честно говоря, я вообще про это забыла в этих обстоятельствах, и у меня есть ощущение, что и наша администрация тоже про это забыла, по крайней мере, про это пока совершенно речи нет. Мне так кажется, что в этом году это всё должно быть отменено.
ЛК: Я предложил своим коллегам на кафедре, тем, кто работает в старших классах в этом году, что давайте переводные экзамены в 8-м, в 10-м классах хотя бы отменим, и поставим средние по году оценки. Мне ответили: будет день – будет пища.
1 сентября всё равно наступит
ЛК: Если даже карантин будет снят в конце июня, а экзамены решат проводить в июле, то тут возникает тоже много проблем других, в частности, финансовых. Например, кто будет проводить экзамен? Мы, учителя, никто другой пока к этому не привлекался никогда. А это значит двойная оплата, потому что отпуск у учителей тогда отменится, но многие и не очень хотят этой двойной платы, потому что этот год с удаленкой, он вдвойне тяжелый. И прийти в сентябре, после не двухмесячного, а трехнедельного отпуска – это значит, что многие просто до мая не доработают и мы получим дикую заболеваемость уже не от короны, а неврологическую, от переутомления.
Государство пошло на разумный шаг только наполовину, оно отменило ОГЭ по выбору, оставила только пока ОГЭ обязательные. На мой взгляд, ОГЭ надо просто отменить, полностью, а лучше и не восстанавливать потом, потому что это бессмысленный экзамен. Это отдельный разговор.
ОЛ: Так как же учителям, ученикам и родителям готовиться к первому сентября? Давайте остановимся на позитивном сценарии, что школы всё-таки 1 сентября заработают. Какие-то советы, рекомендации, психологического свойства, педагогического можете дать?
ТЭ: Максимально позитивно общаться, следить за своим здоровьем, читать книжки, смотреть виртуальные музеи и спектакли, заниматься спортом. А 1 сентября спокойно и без надрыва идти учиться.
ЛК: И надеяться, что нормальная жизнь вернётся.
ТЭ: Этого мы желаем и нашим слушателям, и читателям, и себе, наверное.
Запись от 23 апреля 2020 года
Все видео проекта «Мир после пандемии» на Youtube
Сегодня сложно давать прогнозы, но еще сложнее – их не давать. Как заставить себя не думать о том, каким будет мир после пандемии? Как изменится власть, отношения между странами, экономика, медицина, образование, культура, весь уклад жизни? Сумеет ли мир извлечь уроки из этого кризиса? И если да, какими они будут? В новом (пока онлайн) цикле Ельцин Центра «Мир после пандемии» лучшие российские и зарубежные эксперты размышляют над этими вопросами. Наивно ждать простых ответов, их не будет – зато будет честная попытка заглянуть в будущее.
