Волна интереса к лженаукам и небывалый спрос на мистическое в самых разных его проявлениях в 70-е годы прошлого века захлестнули не только весь мир, но и декларирующий материализм Советский Союз. Истоки, природу и последствия этого явления проанализировал на своей лекции в Ельцин Центре 16 марта писатель и публицист Александр Архангельский.
Лекция профессора Московской высшей школы социальных и экономических наук Александра Архангельского, получившая название «От паранауки до параполитики: поиск неформального существования», стала пятой в авторском цикле «1970-е. Застой в политике: движение в культуре».
— Поиск каких-то паранормальных, паранаучных вещей происходит примерно в одно и то же время по всему миру. Это поиск повсеместный, но одно дело, когда он происходит на фоне равнодушия и утраты веры, а другое — в стране победившего атеизма, где религиозные практики, идеалистическое мировоззрение смещены на обочину и маргинализированы, — подчеркнул Архангельский. — Однако жизнь людей не может быть бессмысленной только потому, что вокруг происходят не очень приятные процессы. И они ищут смысл — и либо обретают его, либо нет.
Религиозные поиски в СССР начинаются практически одновременно с завершением периода правления Никиты Хрущёва — убеждённого атеиста и искреннего борца против религии. Кого-то эти поиски привели в церковь, а кто-то обратился к литературе. Невероятное впечатление на читающую публику произвёл роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Это было высказывание одновременно и литературное, и философское, и религиозное. Благодаря этой книге, многие узнали о существовании Евангелия.
— Нам трудно сегодня задним числом понять, почему тогда Булгаков оказался в одном ряду с Ричардом Бахом, почему «Мастер и Маргарита» и «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», где присутствуют мотивы вечного существования и переселения душ, — это чтение, которое захватывает огромные аудитории. Вероятно, людям было важно поговорить легально о том, что выходит за пределы обыденного и привычного существования, которое усложнялось не только нелегким бытом, но и тем состоянием, в которое впадала власть.
Архангельский отмечает, что именно в 70-е годы, в период застоя, начинается идеологическая коррозия системы. Декларируется, что советское общество твёрдо стоит на основах марксизма и материализма, но при этом на больших экранах появляются и пользуются невероятной популярностью эзотерический фильм «Воспоминания о будущем» и документальная лента «Индийские йоги. Кто они?», выходит в свет книга Владимира Маканина «Предтеча» о знахаре, который лечит людей своими особыми методами и секретными рецептами.
— Фильм про индийских йогов и книга про наше, про здешнее, но альтернативное, выстраивают иную концепцию жизни. Эта жизнь скорее восточная, чем западная, но не в политическом, а в духовном отношении.
Ещё более яркая иллюстрация того, как в 70-е годы в атеистической стране могла быть легализована религиозная пропаганда, — возникновение в Советском Союзе рериховского движения и распространение мистического учения «Живая этика», начало которым положило возвращение в СССР в 1957 году сына Николая и Елены Рерих Юрия. Власть увидела в этом учении альтернативу православной церкви, с которой продолжала воевать, и сочла, что оно не вполне религиозно, но главное — лояльно.
— И тогда начинается цепь публикаций, связанных с восточным исповеданием культа, появляются адепты. Один из них — поэт Валентин Сидоров, который стал автором множества книг, посвящённых всякого рода оккультной тематике под видом проповеди рерихианства. Писатель Юрий Трифонов в повести «Другая жизнь» очень точно фиксирует этот сдвиг в сторону мистицизма, восточных культов в образованных слоях советского общества.
В этот же период времени личные связи и покровительство в высоких партийных кругах, а также поддержка прессы в СССР создают человека-легенду из целительницы Джуны Давиташвили, а в Болгарии — из ясновидящей Ванги.
— Вовсю эксплуатируется страсть человека к знанию за пределами его земной судьбы и начинает формироваться запрос на всё таинственное, неформальное, не вписывающееся в рамки научных дисциплин, но обязательно легализованное. И в этом парадокс системы. В советское время появляются два журнала — «Техника молодёжи» и «Знание — сила», которые публикуют такого рода непроверяемые материалы, адресованные не гуманитариям. В итоге появляется мифология, и это поле постепенно расширяется — эти же движения начинаются уже и за пределами системы.
Так, писатель Юрий Мамлеев создаёт у себя в московской коммуналке в Южинском переулке неформальный оккультный кружок, куда ходят молодые мистики, пытающиеся искать корни различных мистических традиций уже не в восточной, а в европейской практике. Членами этого кружка были Александр Дугин и Гейдар Джемаль, идеи, взгляды и философия которых формируются именно в 70-е годы.
Следующий шаг — появление паранаук, где соседствуют научное мышление и антинаучные выводы, которые можно делать легко и произвольно. Так возникает «Новая хронология» — псевдонаучная концепция радикального пересмотра всемирной истории, созданная группой под руководством известного математика, академика Анатолия Фоменко. Одновременно большое распространение получает учение Вернадского о ноосфере. Архангельский отмечает, что появление паранаук создало почву для закрепления паранормального.
— В журнале «Наука и жизнь» в 1976 году появляется публикация уфолога Владимира Ажажи о «Летучем голландце», Дьявольском море и Бермудском треугольнике. Эта тема вдруг страшно начинает всех интересовать. И именно в этот момент начинают формироваться научно-религиозные мифы. Мы шли от чистой мистики к мистическим и социальным, научным и псевдонаучным практикам, а достигли паранормальных, паранаучных результатов.
Ажажу приглашают поучаствовать в научно-популярной телепередаче «Очевидное — невероятное» профессора, учёного-просветителя Сергея Капицы. Её выход в свет производит на общество взрывной эффект и рождает великую песню Владимира Высоцкого «Письмо в редакцию телевизионной передачи „Очевидное — невероятное“ из сумасшедшего дома — Канатчиковой дачи», которая ярко иллюстрирует реакцию на происходящее в интеллектуальных слоях общества.
— Явление сформировалось, оно заняло разные ниши и разные круги общественного сознания. Оно прописалось в научных и околонаучных институциях, оно легализовано на уровне практик. Соединится ли это когда-нибудь с реальной наукой?
Архангельский, ссылаясь на книгу Натальи Конрадовой «Археология русского интернета», подробно рассказал, как в СССР шли поиски альтернативы глобальному интернету, как мечты о жизни без границ — географических, политических, телесных — привели человека в мир бесконечной коммуникации.
В ряду исследователей следует упомянуть имя учёного-кибернетика Игоря Полетаева, который первым написал министру обороны об американских исследованиях передачи мыслей на расстояние без помощи технических средств для связи с подводными лодками, находящимися в плавании. Так появляется лаборатория физиологической кибернетики в Ленинградском государственном университете под руководством Павла Гуляева, которая подтверждает, что факты передачи мыслей на расстояние возможны.
— И возникает гремучая смесь всего со всем. С одной стороны, научный прогресс, с другой — удачная возможность для интересантов и авантюристов, а с третьей — это легализация того, что в итоге может оказаться серьезным прорывом.
Пока кибернетики изучали телепатию, идеей реальных коммуникаций без границ увлёкся Иосиф Гольдин — неординарный человек с устоявшейся репутацией «городского сумасшедшего». Гольдин закончил Московский энергетический институт и аспирантуру в Институте биофизики Академии наук СССР, а затем начал изучать возможности человеческой психики в театре на Таганке. Именно он в 1982 году организовал посредством космической телесвязи первые телемосты из Останкино с США.
— Гольдин выдвигает фантастическую идею, которая обгоняет время на десятки лет. Он говорил: «Царство слов мертво, атомное оружие создало новый тип молчания, но мы должны видеть друг друга, мы должны достичь нового уровня сознания». Гольдин организовывал телемосты, и в итоге все про телепатию забыли, а это же практическая телепатия и есть. Это возможность коммуникации поверх границ и поверх пространств. Собственно говоря, это и есть тот результат, которого следовало ожидать в результате всех переключений и превращений мысли.
