В день рождения первого президента России – 1 февраля – в Ельцин Центре в Екатеринбурге состоялась открытая дискуссия с участием создателей Музея Бориса Ельцина на тему «Музей и современные технологии: слом стандартов?». В ней участвовали кинорежиссер Павел Лунгин, писатель Борис Минаев, команда компании Ralph Appelbaum из США – проектный директор Леонид Ханин, проектный менеджер Катя Шрага; команда Persona Films – режиссер мультимедийных проектов Ян Визинберг, продюсер Маша Пышкина; исполнительный директор Президентского центра Бориса Ельцина Александр Дроздов, руководитель Архива Президентского центра Б.Н. Ельцина Дмитрий Пушмин, директор Музея Б.Н. Ельцина Ирина Евдокимова.
Участники и организаторы дискуссии не ожидали такого внимания и интереса со стороны горожан. Люди приветствовали участников дискуссии с галерей 2 и 3 этажей. Модератор Александр Дроздов предоставил почетную миссию открыть дискуссию Павлу Лунгину:
– Стало принято вышучивать, критиковать, вытирать ноги и говорить о незначительности периода 90-х. Меня это бесконечно бесило и бесит. Всё, что касается памяти Бориса Николаевича и того времени, подарившего нам свободу, то у меня оно вызывает одно чувство: благодарность. Теперь я буду, вероятно, нескромен и скажу о своем участии. Я приехал сюда, была зима, холод, руины и какая-то странная круглая конструкция, баранка, в середине, которая и была «телом» музея. Было стойкое ощущение, что никогда здесь ничего не будет, кроме руин. Мысль зацепилась за круглое. Так возникла идея разрезать этот круг как пирог на семь частей.
В чём инновационность музея? Раньше мы воспринимали музей как большой ангар, в который сваливают разные вещи, большие и маленькие, и пишут под ними таблички, объясняя, что это за вещь. Музей современный – это экскурсии- сенсации. Два часа жизни, похожие на фильм или спектакль. Человек должен быть увлечён, его должны куда-то вести, манить, что-то рассказывать новое и, испытав катарсис, он должен выйти взволнованным, наполненным, готовым к переосмыслению.Так возникла концепция, которая называется «семь дней, которые изменили Россию».
Семь дней из жизни первого президента – довольно дерзкая идея, и я уговаривал руководство и разъяснял специалистам Ralph Appelbaum, что эти дни – главные дни и они наполнены драматизмом. В эти дни Борису Николаевичу приходилось принимать сложные, непопулярные решения, когда ситуация рушилась и почва уходила из-под ног. Ещё было очень важно продумать выход из музея. Как раз это умеет хорошо делать Ralph Appelbaum – это его ноу-хау, когда слой за слоем идут фотографии, медиа, текстовые документы, песни тех лет – всё это бесконечно давит на тебя. Потом ты попадаешь в кабинет Ельцина, видишь пустой стол, пиджак, висящий на спинке кресла, еще дымящийся чай. Тебя настигает неожиданное чувство пустоты, и только его голос звучит в телекамере... Все вместе это приводило к катарсису, ради которого это всё и делалось. Ельцин первый, посмотрев в глаза своим соотечественникам, попросил у них прощения. На этом сделали акцент. А потом зритель, потрясенный, должен выйти к свету. Так возникла идея просторного и светлого зала Свободы. Где на стене - фреска Эрика Булатова как квинтэссенция всего музея, посвященного свободе, - сказал Павел Лунгин.
Задача – оживить историю
Затем Александр Дроздов передал слово продюсеру мультимедийных проектов Persona Films – Маше Пышкиной:
– Мы работали в этом проекте над всеми медиапрограммами, тесно сотрудничая с компанией Ralph Appelbaum. Медиапрограммы должны были оживить историю, сделать ее реальной.
Музеи сегодня стараются использовать максимальное число технологий, чтобы воздействовать на все чувства посетителя, сделать так, чтобы посетители почувствовали себя частью той самой истории, которую рассказывает музей. И медиапрограммы сегодня становятся неотъемлемой частью музейного пространства. В нашей экспозиции представлены самые разнообразные форматы: документальные фильмы, полный метр, короткий метр, огромные медиа-инсталляции, которые позволяют вам переноситься во времени и пространстве, переживать те эмоции, которые чувствовали участники реальных событий. В музее 163 медиа-программы. Медиа-команда работала над ними в течение двух лет. Записано 133 интервью с известными политиками, историками, журналистами, творческими людьми. Очень многие из этих людей редко дают интервью. Запись происходила в девяти странах. Съёмочная группа сняла 150 часов записи. Конечно, не всё из этого вошло в программу. Мы сотрудничали с 215 различными архивами. В конечном итоге в медиа-программы вошли материалы из 111 источников. Это и большие государственные архивы, и частные коллекции. Для меня этот проект стал очень личным и очень дорогим, - закончила Мария Пышкина.
Музей как кинофильм
Дискусстию продолжил режиссер мультимедийных проектов Persona Films Ян Визинберг:
– Я хочу взять для примера инсталляцию «1991 год» и обозначить подход к созданию всех медийных программ. Для нас главным всегда было показать, а не рассказать. Мы думали, как нам сделать так, чтобы человека погрузить в среду, дать ему услышать, почувствовать, а не просто передать информацию – вытащить эмоцию. Кто уже побывал в экспозиции, знает, что наш «1991 год» состоит из двух частей – это советская квартира, куда вы заходите и видите обычную обстановку обычной комнаты. Там есть телевизор, где диктор говорит, что Горбачёв отстранён от должности по состоянию здоровья. Есть радио, где «вражеские голоса» уже комментируют происходящие события. Есть дверь, которая ведёт нас на баррикады и является основным элементом композиции. Павел Семёнович Лунгин сказал, что музей построен как кинофильм. Так вот, эта дверь, как монтажная склейка, которая переносит из одной сцены в другую. Первая сцена – камерная, маленькая, привычная, и самое главное, что это зона безопасности – мой дом – моя крепость. Именно в таких комнатах жило большинство из нас. Там привычные советские предметы, которые окружали нас. Я открываю дверь и попадаю в огромный, динамичный, громкий зал – в кризисную ситуацию. Там может произойти всё, что угодно – там танки, там гусеницы, там кровь. И вот если бы не было этой двери – не было бы этого перехода и этого контраста, не было бы и эмоционального контраста, которого мы пытались достичь.
Сама инсталляция построена по тому же принципу – все прекрасно знали, что произошло в эти три дня, но нам было необходимо вызвать те же самые чувства. Поэтому здесь мы отказались от интервью. Есть хронология этих дней – она укладывается в 10 минут. Но нет ни одного человека, рассказывающего, что произошло. Всё построено из отрывков теле- и радиоэфиров. Всё это направлено на то, чтобы человек вышел с ощущением того, каково там было находиться, что было на этих баррикадах, как люди чувствовали себя.
Ещё я хотел бы пару слов сказать по поводу самих интервью. Интервью – это очень важный момент, их давали люди, которые были непосредственно задействованы в событиях. Но когда разговариваешь с десятком людей, рассказывающих одно и то же, начинают проявляться необычные свойства человеческой памяти. Ты видишь, насколько истории, которые рассказываются на протяжении двадцати лет, отшлифовываются на аудитории, оттачиваются, видоизменяются. Это происходит не потому, что человек хочет исказить события, а потому, что так мы рассказываем истории, любые, бытовые в том числе. Мы предприняли попытку собрать все эти стёклышки в одну мозаику, чтобы взглянуть на это не в закапсулированной форме, а объёмно, трёхмерно, со всех сторон. Цель та же – дать почувствовать, как все это было. Потому что в любой энциклопедии об этом можно прочесть. А из музея, как из кино, хотелось бы выйти с ощущением того времени.
Многонациональная команда
Дроздов передает микрофон проектному менеджеру музейного бюро Ralph Appelbaum Кате Шраге:
– Музей – это результат совместных усилий большой, интересной, многонациональной команды. В этом есть свои плюсы и минусы. Потому что координировать действия людей, разбросанных по всему миру, чтобы получить нечто цельное – это, конечно же, вызов. Я считаю, что нам это удалось. Над этим проектом работал третий, нет, четвёртый Интернационал: команда Президентского центра Ельцина, Павел Семёнович Лунгин, Борис Дорианович Минаев... С нашей стороны были американцы, итальянцы, греки, испанцы, исландцы. Многие из них, приступая к этому проекту, например, график-дизайнеры, не знали историю, не знали факты, помнили Бориса Николаевича по новостям, но не сталкивались с ним лично. Люди, никогда здесь не бывавшие, нпрониклись историей, деталями, нюансами и, безусловно, масштабом личности Бориса Николаевича Ельцина... Поверьте мне, этот музей делался неравнодушными сердцами и неравнодушными руками. Надеюсь, вы это почувствуете или уже почувствовали, посещая музей.
Я работала над созданием контента музея. Партитуру писала дружная команда. Тот круг, который мы увидели в этом здании, нас не испугал – нас редко что пугает – он сподвигнул нас на творческий поиск того, как мы можем подать это пространство. Потому что, для архитектора пространство прежде всего, а уж потом его организация, даже если музей замышляется как фильм. Музей по своему жанру – не фильм. Музей – не книга, не интерактивная программа. Музей – это специфический язык, которым нужно уметь разговаривать. Я надеюсь, что нам это удалось. Круг, который лежит в основе музея, когда его увидела команда, послужил прообразом маховика. Почему маховика? Во-первых, за основу взяли слова Черномырдина, когда он сравнил Бориса Николаевича Ельцина с маховиком. Круглая форма, разделённая на семь кусков, с выведенными лопастями в центральный зал – она задаёт движение. Маховик задаёт энергию, и мотор может работать ещё какое-то время после того, как маховик сам по себе останавливается. И это движение через лопасти пытались придать пространству.
Наша компания занимается созданием не просто музеев, где собраны экспонаты. Необходимо создать атмосферу, настроение. Оно создаётся всеми известными нам способами – текст, экспонат, медиапрограмма, сама концепция и пространство. Это пространство – выведенные в центр зала лопасти. Каждый из вас, проходя через лопасть, двигает маховик вперёд. Мы скрупулезно прорабатывали циркуляцию движения. Мы просчитывали настроение, пытаясь погрузить вас в ту обстановку, какая была. Например, квартира. Она абсолютно аутентична. Нам очень хотелось, чтобы эта комната напоминала квартиру каждого из вас. Мы показываем, кто живёт в этой квартире. Там нет ничего случайного. В музее вообще нет ничего случайного. Неслучайны книги, подбор пластинок, обои, газеты. И дверь как символ. Для киношников – это разбивка кадров. Для нас – вы посмотрели новости, увидели, что произошло, взяли лёгкую курточку, может, термос и фонарик. Открыли дверь и пошли на баррикады. Это ваш осознанный выбор...
Жанр президентских центров – новый для России. Поэтому этот музей так не похож на другие. Хорошо ли это? Я считаю, что это хорошо, как и то, что в нем задействованы новейшие технологии. Не случайно в самом начале я говорила о партитуре – продумано и выверено всё. Информация в принципе не дублируется. Она просто рассказывается разными способами. Вспомните первый день, где речь идёт о выступлении Бориса Николаевича на Октябрьском пленуме. Можно было просто показать кино, можно было просто положить стенограмму выступления, можно было только показать фотографии. Но мы пошли по-другому. Графика, то есть фотографии, экспонаты, медиапрограммы, сама речь – они, как кусочки грандиозного пазла, складываются в единую картину. Вытащите один кусочек – картинка будет, но неполная.
Власть факта и артефакта
Александр Дроздов добавляет:
– Как раз, хочу сказать об этой аудиозаписи Октябрьского пленума. Мы очень долго не могли найти никаких следов. Ни в одном из архивов: ни в Росархиве, ни в Госархиве, ни в ГАСПИ. Куда мы только не запускали наши пытливые пальцы – это и старые архивы московского горкома, обкома КПСС. И вдруг он появляется, в идеальном качестве, в невероятной сохранности – он оказался там, где и должен был находиться. Где вы думаете!? В архиве ФСБ. Дима Пушмин проделал огромную работу по сбору архивов. Он собрал настоящую команду профессионалов.
Микрофон передают Дмитрию Пушмину – руководителю Архива Ельцин Центра:
– Конечно, в музейной сфере мы были дебютантами. И сыграли на чужом поле, пришлось быстро учиться. Если графические дизайнеры, 3D-дизайнеры, сценаристы, сценографы проникались всякими загадками прошлого нашей истории, то мы осваивали по чуть-чуть их специальности, приходя к общему знаменателю. Параллельно мы собирали фонды. Три года! Всё, что мы видим в экспозиции музея за небольшим исключением копий, где-то 20 процентов, это архивы Президентского центра, семейный архив Бориса Николаевича, личные архивы его соратников, инициативное документирование.
Три года назад это существовало только в виде задумки.Этот список задумок размещался на 36 альбомных листах формата А3. Там были абсолютно общие пункты, такие, как, «агитационные материалы на выборы 1996 года» – футболки и значки. Мы начали поиск, и наша коллекция получилась не тривиальной.
По поводу фактов и интерпретации, оценке релевантности, результативности, полноты – это тоже к нам. В нашем музее очень-очень много документов. У нас это получилось по двум причинам. Во-первых, потому что наш интерес распространялся на документы, во-вторых, потому что история современной России очень нуждается в этих документах. Вся «источниковая» база, во всех монографиях, включает в себя только мемуары и прессу. Поэтому мы видим в музее и письмо Горбачёва, и текст заявления Ельцина о выходе из компартии и многие другие документы, которые оценочной комиссией, я уверен, будут отнесены к особо ценным. Так, что это сделает честь и Екатеринбургу, и нашему архиву.
Наша современная история нуждается в дополнительной визуализации. Например, в учебниках по новейшей истории вы не найдёте фотографии как принималась Декларация о государственном суверенитете. У нас в архиве пока её тоже нет. Но в архиве есть фотография, как 8 ноября 1993 года Ельцин подписывает проект Конституции перед вынесением его на всенародное голосование. По идее эта фотография тоже заслуживает место на вкладке в учебнике истории, но ее там нет. Приглашаю вас ещё раз посмотреть наши витрины, фотографии, оценить всё это в совокупности. Более 900 документов, 2500 фотографий в витринах и на стенах, 1500 на планшетах.
Четыре года работы лучших специалистов
Слово - проектному директору Ralph Appelbaum Леониду Ханину:
– Компания Ralph Appelbaum существует на рынке больше 30 лет и за это время реализовала более 500 проектов, из которых 300 – музеи. Это самый крупный музейный проектировщик в мире. Офис находится в Нью-Йорке, но существуют ещё шесть офисов по всему миру. В зависимости от задач, которые стоят перед нами, мы выбираем, где этот проект будет реализовываться. Этому проекту повезло, он оказался в руках нью-йоркского офиса. Очень большая его часть была сделана в Испании, Москве, Лондоне. Команда была очень большой и разнообразной.
Современный музей можно сравнить с музыкальным квартетом. В нем четыре компонента. Первый – содержание, контент, написание скрипта и масса других тонкостей – этим занимаются писатели, исследователи. Второй – это архитекторы, 3D-дизайнеры – люди, которые отвечают за циркуляцию, за то, чтобы стены были наклонными или ненаклонными, за свет, за цвет, за интерьер. Третий – медийная группа. Четвертый – группа заказчика, в данном случае, это команда Президентского Центра. Понять, как эти четыре компонента работают друг с другом, сбалансировать их – задача музейного бюро, а также обеспечить достаточное количество медиа и артефактов – связать все необходимые ресурсы.
За четыре года работы сложилось ощущение потери гравитации – слишком много встреч и перемещений. Невозможно все решать по интернету, иногда требуется личное присутствие. Этот проект соединил американский профессиональный опыт и эмоциональный, свежий подход российской стороны.
Писатель Борис Минаев, автор биографии Бориса Ельцина из серии ЖЗЛ, автор экскурсий по экспозиции музея, никогда не думал, что придется писать в жанре музейной этикетки:
– Из всех жанров, которые приходилось осваивать: заметка в газету, рассказ, повесть, статья – ни один не приближается по отточенности и лаконичности к музейной этикетке. Каждая из которых 50-70 слов, а впихнуть нужно содержание размером в целую главу какого-нибудь учебника или монографии, или даже целую книгу. Сложнейшая работа. Катя учила меня этому, учила долго. Те тексты, которые вы видите в музее – это изначально работа американского биографа Тима Колтона, всей музейной группы и моя.
Этикетка – отдельный жанр. Я понимаю, что музейную этикетку никто не читает. Тем не менее, если захочется узнать какие-то вещи, как они были сформулированы в то время – это там, в этикетах. Это важная часть музейного пространства.
Людской поток
В заключение директор Музея первого президента Бориса Ельцина Ирина Евдокимова сказала:
– Наш музей – это, действительно, уникальный, многослойный проект с невероятным количеством контекстов и подтекстов. Его можно считывать, как знаковую систему множества координат. Когда приходишь первый раз, можешь и не читать этикетки. Когда приходишь в третий раз, начинаешь их читать, берёшь наушники и начинаешь слушать, включаешь экран и начинаешь смотреть. На общем фоне выкристаллизовываются подробности чьего-то участия, всплывает какое-нибудь интервью известного человека, современника Бориса Николаевича и неожиданно все ставит на место. Ты понимаешь, что картинка ожила.
Я хотела бы упомянуть несколько фактов: за два месяца работы музея у нас побывало более 50 тысяч гостей из 80 городов страны, из 17 стран мира. Мы уже сделали несколько гостевых книг. Их заполняют отзывами и пожеланиями люди, которые приезжают, прилетают, приходят в музей, проводят в нем несколько часов. Артисты приезжают на гастроли на час-два, но приходят в музей. Он удивительным образом интересен всем поколениям – это я могу авторитетно заявить. В музей приходят семьями; и те, кто пережили 90-е; и совсем молодые люди, которые родились уже после 90-х. Огромное спасибо семье Бориса Николаевича, всем, кто принимал участие в проекте, за такой уникальный подарок городу и всей стране.
